Заславский вдруг сделал неожиданное заключение:
— Вот к чему приводит блядство. Роб, я всегда тебе говорил: веди здоровый образ жизни. Ты же устраиваешь оргии, понавел к себе баб, понимаешь ли…
— Ах, ты негодяй! — набросился я на него с кулаками. — Не ты ли наущал меня кобелировать!
Он мгновенно взялся за ум и сообщил:
— Роб, тебя я в беде не брошу. Ты точно ее не убивал?
Я повел себя, как грузин, воскликнув:
— Клянусь мамой!
Заславский задумался.
— Вот что, — сказал он, — кто-то хочет подложить тебе свинью, но мы лишим его такой возможности. Ты давно с ней знаком?
— Часов десять от силы.
— Следовательно, у тебя мотива нет, — обрадовался Заславский. — Зачем тебе ее убивать?
— За десять часов женщина может довести мужчину до белого окаления, не то что до убийства.
— А кто вообще знает, что она здесь была?
— Многие уже знают, Лидия постаралась, — заверил я, но это только вселило в него решимость.
— Так, да? Хорошо! Да, она у тебя была, я свидетель. Была, но ушла, я видел своими глазами. Сейчас погрузим ее в машину и отвезем подальше от твоего дома.
Я растроганно посмотрел на Заславского и сказал:
— Спасибо, Виктор, ты настоящий друг, но не стоит тебе впутываться в это дело. Особенно сейчас, когда стоит вопрос о твоем членкорстве. Ты без пяти минут академик. Может пострадать твоя блестящая научная карьера. Я никогда себе этого не прощу.
Он отмахнулся:
— Роб, к чему пафос? “Блестящая научная карьера”! Как она может пострадать? Мои достижения, это мои достижения. Как бы я ни лжесвидетельствовал, они останутся моими на века. Короче, грузим эту сучку-проститутку в твою машину и дело с концом.
Я рассердился:
— Виктор, прекрати. Нельзя так грязно говорить о покойниках?
— Роб, в чем дело? — возмутился он. — Может, прикажешь ее расцеловать, эту пакостницу, эту жрицу любви, эту гадкую гетеру?
— Совсем недавно ты находил у нее достоинства, — напомнил я.
— Да, находил, но у живой. Роб, знай, нет ничего отвратительней мертвой проститутки.
Я содрогнулся:
— Что ты мелешь?!
Заславский пристально посмотрел на меня и сказал:
— Роб, это прием такой. Тебе нельзя распускать слюни. Если начнешь эту девку жалеть, считай пропал: не сможешь хладнокровно избавиться от трупа. Ты должен пылать негодованием, она враг твой, она же тебя подставила.
— И еще как, — вздыхая, сказал я. — Даже не подозреваешь насколько.
— Ты что-то скрываешь от меня? — переменился в лице Заславский.
Пришлось ему рассказать про яд. Он взбесился:
— Чертовы бабы, не успеют и шагу ступить, как все раззвонят подругам! Только послушай, дорогая, он травил меня ядом, какая прелесть! Дуры! Все дуры! Все, как одна! И все проститутки!
Заславский так разошелся, что я, опасаясь Кристины, вынужден был его успокаивать.
— Виктор, не стоит нервничать, она же не на твоей кровати лежит. И вообще, к чему этот шум? Ты не мог бы говорить потише?
— Потише? — удивился Заславский. — Боишься, проститутка услышит? Ха-ха, — нервно заржал он и завопил еще громче, — как я забыл! Услышит та, другая, которой давно пора быть у гинеколога! И у момолога! А она околачивается здесь, черт возьми! Вот, Роб, к чему приводит распущенность, — уже назидательно продолжил он.
— Ты тут один, без меня резвишься, а я трупы за тебя таскай. В следующий раз обязательно бери меня на блядки. Я опытный, такого не допущу.
Кивая на Лидию, я взмолился:
— Виктор, хватит, что о том? Давай об этом думать.
Он мгновенно переключился:
— Об этом? Да-а, это скверно, что знает и вторая шлюха и Вован… Слушай, пусть знают. Яда не было — свидетель твоя мать.
— Мать нельзя впутывать! — сатанея, завопил я.
— Хорошо-хорошо, — поспешно согласился Заславский, — я сам могу подтвердить, что это просто шутка. Девица-то здоровая ушла. В любом случае, Роб, нужно от нее избавиться. Ты что, хочешь оставить ее на своей кровати? Хочешь милицию сюда вызвать? Изволь, тогда мне лучше уйти.
Я похолодел:
— Нет милиции не надо.
— Тогда за дело, — воскликнул Заславский, хватая Лидию за ноги.
— Ты что? — ужаснулся я.
— Что — что? Сама-то она не пойдет.
— Но и тащить ее как куль нет никакой необходимости, — сказал я, легко поднимая несчастную девушку на руки. — Лучше сними в прихожей с гвоздика ключи от гаража и машины, да беги вперед, подгони автомобиль к подъезду.
— Да, точно, — засуетился Заславский, обгоняя меня и распахивая дверь спальни.
Едва я с Лидией на руках ступил в коридор, как зазвонил мой мобильный. Я подал Заславскому знак, он поднес телефон к моему уху.
— Роби, — прорыдала Кристина, — ты совсем меня не любишь.
— Люблю, — могильным голосом заверил я.
— Тогда сейчас же иди ко мне. Или я сама к тебе приду.
— Нет! Не надо! — закричал я и понесся по коридору к двери кабинета.
Заславский меня догнал и, тараща глаза, зашипел:
— Роб, ты сошел с ума! Неужели войдешь к живой любовнице с мертвой проституткой?
Пришлось согласиться:
— Да, этого я сделать не могу.
— Так дай ее мне и иди. Мы подождем в прихожей.
Я передал Лидию Заславскому и отправился уговаривать Кристину. Наврав ей с три короба, я сообщил, что должен срочно уехать, но ненадолго.
— Роби, возвращайся скорей, — рыдая, попросила сестра. — Мне очень плохо.
— Не грусти, крошка, через полчаса вернусь, — целуя ее в лоб, пообещал я и понесся в прихожую.
Там Заславский сидел на тумбочке. Лидия лежала на полу.
— Ох, и тяжеленная эта девица, — пожаловался он. — А с виду худышка. Может потащим вдвоем?
— Нет, лучше беги вперед, подгони машину к подъезду. Нас никто не должен видеть.
— Кто нас увидит, Роб? Уже глубокая ночь. В подъезде ни полчеловечка. Хочешь, разобью фонарь?
— Нет, не надо. Ты прав, в нашем доме народ рано ложится. Глядишь, и пронесет.
Нам повезло. Беспрепятственно уложив покойницу в мою машину, мы дворами вывезли ее в соседний район. Там я усадил бездыханную Лидию в сквере на лавку и направил автомобиль обратно домой.
— Нет, Роб! — остановил меня Заславский. — Нет смысла ехать к тебе. Будет разумней, если я переночую у себя. Мария и Варя смогут засвидетельствовать, что в момент преступления я был дома.
— А где был я?
— Тоже у нас.
— Нет, это никуда не годится, — рассердился я. — К чему эти навороты?
— Действительно, — согласился Заславский, — ни к чему. Ты же и сейчас не один. Кому придет в голову, что в твоей квартире резвятся сразу две девицы. Ты же у нас легендарный праведник. Кстати, они знакомы?
— Кто?
— Покойница и та, по которой плачет гинеколог?
— Нет. Они не знакомы.
— Тем более. Значит вторая и есть твое алиби. Чеши скорей к ней. Такого ценного человека надолго бросать негоже, да будь поласковей. Женщина — тварь благодарная.
Я разозлился:
— Как ты можешь? Порой тошнит от твоего цинизма.
— Ну-ну, — похлопал меня по плечу Заславский, — бабы нас между собой вообще скотами называют, а “тварь” звучит даже ласково.
Я с радостью отвез его домой и отправился утешать Кристину. Остаток ночи провел в кабинете в очень неудобном кресле и заработал радикулит. Часа два сочувственно слушал какой подлец Макс: украл красоту, здоровье и молодость моей сестры, и со всем этим капиталом решил к молодой любовнице улепетнуть, да еще и родить от нее ребенка. Негодяй! Подонок! Мерзавец!
Я ругал его искренне. Еще бы, если бы не Макс, спал бы я сейчас сном праведника, а не корячился в кресле, черти его дери.
Но все же добрая у меня сестра. Такую не испортить никакими миллионами. Когда я начал вздрагивать от каждого ее слова и зверски тереть глаза, она сжалиласьнадо мной и сказала:
— Совсем я тебя замучила, Роби. Иди, поспи, на тебе лица уже нет.
— Да, хоть часок вздремну, — радостно согласился я, со скрипом выдвигаясь из кресла, — тем более, что рано утром ко мне должны придти.
— Кто? — испуганно подскочила Кристина.
— Все: и Заславский, и Варя, и Мария, и даже Мархалева, все-все.
Я безнадежно махнул рукой и, потирая замертвевшие члены, поплелся в спальню.
— Они ни в коем случае не должны знать, что я у тебя! — крикнула мне вслед Кристина.
— Разумеется, — согласился я.
День был сумасшедший. Я устал и соображал совсем плохо. Даже забыл, что на кровати недавно лежала покойница, а покойников я не терплю. Не то, чтобы я их боюсь, но брезгую уж точно. И это нормально. Но я так устал, что рухнул на кровать, не раздеваясь, и, кажется, сразу уснул.
Но спал тревожно, видел кошмары, метался по всей постели, часто просыпался, вскрикивая от ужаса. Мне снилась Лидия. Мертвая она грозила пальцем и шипела:
— Ты! Ты отравил меня!
В голове то и дело ворочались мысли: “Надо бы не спать, а хорошенько обдумать, что (в случае чего) милиции говорить”. Но сон сковывал меня, и снова — кошмары, и снова я вскакиваю, ворочаюсь и метаюсь, цепко хватая руками подушку и одеяло…
