— Так не бывает! — покачала головой Маша. — Мне снится сон.
Она вернулась к ноутбуку и воодушевленно, почти сладострастно, окунулась в работу.
Глазок сигнализации у двери маминой квартиры горел красным — значит, Алина Владимировна, скорее всего, была дома. Лиза глухо постучала коленкой — в одной руке у нее был портфель, под мышкой — длинный круглый пенал для рулонов ватмана, в другой руке — прозрачная коробка с тортом «Девичья услада».
Алина Владимировна открыла почти сразу. Но почему-то она была одета не в свободную футболку и шорты, как обычно она одевалась дома, а в красивое летнее платье. Ее плечи были открыты, сияли загаром и светоотражающей пудрой. Глаза блестели таинственным и немного преступным блеском.
— Ах, Лиза! — радостно, слегка экзальтированно воскликнула Алина Владимировна.
— Ты не одна? — сразу поняла дочь.
— Не одна, — подтвердила мать, загадочно улыбаясь. — Посмотри, кто у нас!
Лиза изумленно замерла. В прихожей появился Руслан Рудницкий.
— Здрасьте, — молвила Лиза. — Ничего не понимаю.
Рудницкий не преминул облобызать ручку Елизаветы. Его глаза сияли не менее радостно, чем у Алины Владимировны. И вообще бизнесмен и мамуля смотрели друг на друга как люди, мгновенно нашедшие общий язык. И очень симпатизирующие друг другу.
— Вот, зашел в «Артиссимо»… — начал объяснение Руслан.
— И я зашла! — подхватила Алина Владимировна.
— И познакомился там с твоей мамой.
Руслан бросил восхищенный взгляд на «маму», явственно им говоря: «А мама у тебя — высший сорт!». Алина Владимировна польщено засмеялась, прочитав комплимент в глазах гостя.
— Короче, мы пьем чай. И вино. А у тебя торт? Давай нам сюда коробку. Господи, какое дивное название! И проходи, что стоишь.
«Уже скорефанились, насупилась Лиза. — Это заговор!» Ее охватило уныние. Ей меньше всего хотелось сейчас видеть Руслана. Она шла к маме в надежде отдаться воодушевленной болтовне и поделиться дневными новостями — начиная со звонка лапочки Валдаева и заканчивая сдачей квартиры Виолетте. А теперь придется поддерживать натянутую, неловкую беседу…
Но Лиза ошиблась. Разговор за чаепитием шел более чем резво. Алина Владимировна щебетала без умолку. У Руслана тоже рот практически не закрывался, он едва успевал отхлебнуть чая между восторженными замечаниями, касающимися эго собеседниц. Он сыпал тонкими комплиментами, рассказывал анекдоты, держал наготове забавные случаи из его коммерсантской биографии.
Алина Владимировна не скрывала буйного восторга. Если бы Руслан был ее единственным сыном и получил одновременно Нобелевскую и Букеровскую премии, да к тому же Оскара и Грэмми, то и тогда бы она не была более очарована им.
Но, несмотря на крепкие узы симпатии, связавшие их с Русланом за пару часов, проведенных вместе, Алина Владимировна всячески давала понять, что в данной композиции она третий лишний. А Лиза и Руслан — единое целое, нашедшие друг друга половинки. Она уже словно подбирала маршрут для их свадебного круиза и обставляла мебелью супружескую спальню. Это просто бесило Елизавету.
— Руслан, — хмуро сказала она, — я расправилась с одной очень требовательной клиенткой. И теперь могу вплотную заняться твоим офисом.
— Как здорово, Лиза! — жарко подхватил Рудницкий. Торт на его блюдце оставался нетронутым. Он с огромным удовольствием съел бы Лизу.
— Руслан, наверное, хочет сказать, что лучше бы ты вплотную занялась им, а не офисом, — хихикнула Алина Владимировна. — Он признался мне в чувствах, испытываемых к тебе, дочка!
Лиза молча опустила глаза. Она чайной ложкой зверски рубила кусок «Девичьей услады» в мелкую крошку.
— Офис мне тоже очень и очень необходим! — корректно пришел на помощь Руслан. — Алина, мы с Лизой договорились, что тему интимных переживании оставим на потом. Когда работа в офисе будет закончена.
— Какие вы прагматичные! — воскликнула Алина Владимировна. — А ведь одно другому не мешает!
Лиза с тихой ненавистью посмотрела на драгоценную маман. Она готова была убить ее кофейником. Она не понимала, как та могла быть такой черствой? Ведь Лиза призналась, что Рудницкий ее совершенно не интересует. Зачем же так откровенно навязывать ей ненужного поклонника? Неужели обаяние Руслана столь сокрушительно, что после двух часов общения с ним Алина Владимировна напрочь забыла обо всем, что говорила ей дочь?
— Однако я засиделся, — свернул тему бизнесмен. — Хотя, безусловно, в подобном обществе я бы согласился пребывать бесконечно долго. Девочки, вы великолепны! Понимаю, как трудно было Хлестакову. Алина… Лиза… Честь имею. Да! В пятницу вечером жду вас в Сосновом. Ужин при свечах в моем коттедже под номером 12. Отказы не принимаются. Я пришлю машину…
— О! Великолепно! Значит, вы, Руслан, нас приглашаете?
— Да, Алина.
— Здорово! Классно!
Присутствуй Лайма Лиутас при этой сцене, она сказала бы, что яблоко от яблони. Потому что по непосредственности Алина Владимировна конкурировала с дочерью.
К счастью, Руслан не был измазан кремом и крошками по самые уши, и поэтому процедура прощального целования дамских ручек была обставлена с максимальной элегантностью.
— Хорош! Как хорош! — мечтательно закатила глаза Алина Владимировна, закрывая дверь. — А что там учудил Хлестаков? Я уж и не помню, Лиз.
— Он собрался жениться на дочери, но обнаружил, что маманя тоже недурна, — хмуро объяснила Лиза.
— А… Я ему понравилась, — удовлетворенно заключила Алина Владимировна. — Хорош! Чертовски хорош! Лиза! Ну что ты как вареная форель?! Бу-бу, бу-бу! Такой мужик! Такая партия! Что ты привередничаешь, а? Я, кстати, все про него узнала. Звонила знакомой в Екатеринбург, она меня проконсультировала. Богат, сказочно богат. Куча недвижимости. Сеть магазинов. И при том при всем занимается благотворительностью, многое делает для города. Это тебе не какой-нибудь тупой новый русский из анекдота. Культурен, образован, интеллигентен…
— Мама, я его не люблю! — взмолилась Лиза.
— Не знаю, что тебе нужно! — рявкнула Алина Владимировна. — А мне он понравился! И тебе я желаю только добра! Я чувствую, он славный парень. Тебе с ним будет хорошо. И я буду знать, что дочка как за каменной стеной.
У Лизы на глазах выступили слезы. Она была впечатлительной девочкой. Увидев реакцию дочери, Алина Владимировна резко сдала назад.
— Ой, прости, прости! Я увлеклась! Я под впечатлением! Не буду на тебя давить. Да и куда спешить! Ты — красавица. И с приданым — машина, квартира. Успеешь. Конечно, тебе уже скоро двадцать четыре…
— Не скоро! — обиделась Лиза.
— И пора бы распроститься с образом сладкой малютки… Ладно, решай сама. Вижу, втемяшился тебе в голову тот голубоглазый шалопай из ресторана. Вот не повезло!
— Очень даже повезло, улыбнулась Лиза. — Очень!..
…А Руслан Рудницкий тем временем выезжал со двора на ежевичном «блейзере». Его лицо не носило и капли той обаятельной привлекательности, так очаровавшей Алину Владимировну. И если бы Алина Владимировна услышала, как поливает он сейчас ее дочь грязными словами, проталкивая их сквозь сжатые зубы, она была бы потрясена.
На вечер пятницы Лиза вполне бы придумала другое развлечение, нежели поездку в Сосновое. Но, безусловно, не хотелось ссориться с мамой и не стоило явно пренебрегать клиентом.
К тому же Александр, пообещавший вновь возникнуть в ее жизни через пять безумно долгих дней, не вспоминал — словно питекантроп какой-то! — о существовании телефона. Ладно, он был слишком занят, чтобы встретиться лично с тоскующей девицей, но разве трудно набрать номер?
Отчаяние и надежда в Лизином сердце сменял и друг друга, как контрастный душ. Она уже стада думать, что невидимая связь, возникшая между ней и Валдаевым при первой же встрече, не более чем фантазия. Ничего не было. Просто встретились симпатичный ловелас, готовый бежать рваным аллюром за любой хорошенькой девицей, и хорошенькая девица, основательно утомленная одиночеством. Последний разжалованный бой-френд исчез за горизонтом целую вечность назад, и Лизе вновь хотелось влюбиться. Поэтому она все придумала. А на самом деле в воздухе ничего не витало, не потрескивало электричеством, не стреляло во все стороны лимонными, бирюзовыми, малиновыми искрами.
— …Триста граммов «Российского», — уныло сказала Лиза продавщице в магазине. Ее слова прозвучали до такой степени печально и безысходно, что продавщица невольно на мгновение задумалась — о чем грустить молодой, красиво одетой покупательнице, с явными признаками здоровья на лице и с портмоне, набитом дензнаками? Какое она вообще имеет право грустить?!
К стеклянному холодильнику около Лизы привалилась хрупкая восьмидесятилетняя старушка. На ней был платочек, ситцевое платье и сине-белые потрепанные кеды. Вид у бабушки был изможденный и отчаянно голодный. Вот уж кто имел сокрушительный повод пригорюниться! Бабуля плотоядно осматривала прилавок, где в живописном изобилии была навалена груда разрезанных колбас и сыра, громоздились куски копченой грудинки и окорока, свешивались ожерелья сарделек. Свежие срезы мяса и колбасы влажно сияли розовым, сыр матово светился и дышал сквозь круглые дырочки.
