К стеклянному холодильнику около Лизы привалилась хрупкая восьмидесятилетняя старушка. На ней был платочек, ситцевое платье и сине-белые потрепанные кеды. Вид у бабушки был изможденный и отчаянно голодный. Вот уж кто имел сокрушительный повод пригорюниться! Бабуля плотоядно осматривала прилавок, где в живописном изобилии была навалена груда разрезанных колбас и сыра, громоздились куски копченой грудинки и окорока, свешивались ожерелья сарделек. Свежие срезы мяса и колбасы влажно сияли розовым, сыр матово светился и дышал сквозь круглые дырочки.
Лиза уловила поток страстного желания, исходящий от старушки. Та жаждала слиться воедино со всеми этими вкусностями, ощутить их в себе, прочувствовать их движение по пищеводу в желудок… Но гастрономические излишества были недоступны старушке. На что она надеялась? Что сердобольная продавщица кинет ей кусок «с барского стола»?
Сердобольная продавщица равнодушно отвернулась. Лиза, опустив глаза, забрала Российский сыр и, отделив от сдачи десятку, сунула ее старушке в морщинистую, дряблую ладонь. Та приняла дар как-то вяло, словно и не заметила вовсе.
Гордая и взволнованная, Лиза вышла на улицу. Как хорошо, правильно она поступила! Ведь могла бы тоже равнодушно отвернуться! Однако рядом с гордостью соседствовало чувство непонятной неудовлетворенности. Лиза, не желая мириться с дискомфортом, принялась исследовать тайники души. Занялась любимым делом — самокопанием. И быстро поняла — ей обидно, что бабуля никак не отреагировала на ее «красивый» жест. Вычислив подоплеку душевного неудобства, Лиза тут же покраснела от стыда и гнева.
«Какая же ты мерзкая! — набросилась Елизавета на себя. — За ничтожную десятку ждешь слезной благодарности! Спасибо, внученька, спасибо, родная, век не забуду твоей доброты безграничной! Ох, и накуплю я всего на твои десять рублей!.. Но постойте! Я ведь могла вообще ничего ей не давать! Лучше бы не давала! Потому что дала, чтобы возгордиться: ах, какая я хорошая, ах, какая альтруистка, гуманистка, славянофилка! Нет, не славянофилка, это из другой области. Но все равно. Я отвратительна, я корыстна».
Но у Лизы была возможность реабилитироваться. Она собиралась избавить Машу Здоровякину от Микрочипа и Мегабайта. Еще один великодушный, красивый жест! И, наверное, бегая по соседям с просьбой усыновить безродных котят, она тоже в глубине души надеялась на превосходную степень оценки своих самаритянских свойств. Возможно, Маша окажется менее черствой, чем эта наглая, неблагодарная старуха, и отреагирует на помощь экспансивно, буйно, как и подобает культурному человеку.
Мария не подвела.
— Я пришла забрать котят, — сообщила Лиза, появляясь на пороге.
— ?!!
Маша секунду молчала, набирая обороты, разогревая двигатель, потом бросилась на шею Елизавете с восторженным повизгиванием и едва не задушила подругу.
— Лиза, ты чудо! Ты прелесть! Какая же ты необыкновенная! Я думала, эти несчастные твари обречены умереть в нашем дурдоме. Спасибо! Спасибо!! Спасибо!!! Я тебя обожаю, Лизочка!
Вот это было правильной реакцией!
— Лиза, я перед тобой в долгу.
— Что за глупости?!
— Да ты не представляешь! Два кота в придачу к трем головорезам! Во-первых, я переживала за их психическое здоровье — котов, конечно, а не головорезов. Ведь их купали в унитазе, и кормили кашей с ложки, и пеленали, и оказывали первую медицинскую помощь: искусственное дыхание, электрошок… Ты понимаешь?!
— О боже!
— Во-вторых, эти страдальцы постоянно под ногами! Они везде. Я всегда на них наступаю. Как будто их не двое, а сотня. И всегда ищут моей защиты, прыгая на меня с разбега. Смотри!
Действительно, на плече у Маши сияли красные параллельные полосы от когтистой лапы.
— Слушай, а почему так тихо? — заметила вдруг Лиза.
Маша таинственно кивнула в сторону детской.
— У меня новая нянька! — горячо прошептала она. — Митя!
— Парень?! — тоже шепотом восхитилась Лиза.
— Да! Фантастика!
— Что, такой красивый?
— Да причем здесь это! Я не о том. С детьми справляется одной левой. И даже не рукой.
— Ногой?! — изумилась Лиза.
— Бровью!!! Моргнет глазом — и они за ним, как гусята за гусыней. И гуляют, гуляют, гуляют. По восемь часов в день. Ведь это очень полезно для здоровья, правда? Уже второй день тишина. Я не отхожу от компьютера.
Девочки уединились и гостиной.
— Оно и видно, — скептически хмыкнула Лиза. — Ты в зеркало когда смотрела последний раз? У тебя глаза рыдающего кролика.
— Серьезно? Так это не от компьютера, — вздохнула Маша. — Да, я рыдала. Страстно и горько, как изнасилованная итальянка. Илья меня бросил.
— Бросил?! — закричала Лиза. — Не может быть!
— Не ночует дома. У друга окопался, негодяй. Ну и ладно!
— Не говори так, Маша! Он отец как-никак!
— Ну и что? Три дня не видел детей, и нормально. Сердце не болит. Только свекровь сюда засылает, как Штирлица, с проверками и ценными указаниями.
— Он вернется, и вы помиритесь.
— Не вернется. Я так на него наорала! Как милицейская сирена.
— Ты?
— Я. Сорвалась. И он ушел, наотмашь избив косяк дверью. Скотина полинезийская, как говорит его друг.
— Вовсе не скотина, и никакая не полинезийская. Твой Илья — прекрасный парень. Просто у вас кризис.
— Ты всегда его защищаешь. Хотя практически о ним не знакома.
— Потому что он нужен твоим детям. И тебе тоже.
— Да, — вдруг всхлипнула Маша, — я свихнусь от амбивалентности!
Лиза сделала максимально огромные глаза. С такими глазами — прямая дорога в рекламный клип про водостойкую тушь для ресниц. Лиза знала, что можно свихнуться от счастья, от любви, от горя, но что значит…
— И люблю его, и убить готова, — пояснила Маша. — Соскучила-а-ась! А он даже не звонит!
— Знаешь, а мне не звонит тот… Ну, я тебе рассказывала…
— Александр?
— Угу. Ты не знаешь, почему?
— Вот уж точно не знаю, Лиза! Как можно тебя игнорировать! Ты ведь ангел!
— Правда?
— Да. Ты ангел, это однозначно. И внешне, и внутренне. Я удивляюсь, как тебе удается прятать крылышки под футболкой. А у тебя есть его телефон?
— Нет.
— А фамилию знаешь?
— Да.
— Давай я посмотрю на диске. И ты позвонишь. Говори фамилию.
— Нет! Я не хочу ему звонить!
— Но почему?
— Ни за что! — яростно засопротивлялась Лиза. — Нельзя делать первый шаг! Стоит только проявить интерес, и тебя сразу спишут в неликвидный остаток.
— Ты серьезно так думаешь?
— Я прочитала в «Космополитене».
— «Космополитен» точно бы так не написал. Наоборот — они бы посоветовали взять быка за рога.
— Да, — вздохнула Лиза. — Но я не буду ему звонить первой. Пусть сам позвонит!
— Возможно, это единственное правильное решение. Да, точно. Лучше подождать, пока сам позвонит. И гордо ответить, что занята. Эти мужчины — как ослы. Всем нужна морковка на веревочке. Только тогда они идут в нужном направлении. Я тоже не буду звонить Илье. Сам приползет. Как раненый мамонт. Оставляя траншею на асфальте в метр глубиной.
— А вот ты-то как раз могла бы позвонить! Эх, Маша. Где котята? Давай, тащи, у меня тут сумка.
К поискам Микрочипа и Мегабайта активно подключился весь питомник во главе с Дмитрием. Котята, уже не питавшие надежд на лучшую долю, видно, решили, что их понесут топить, и бесследно растворились в пучине бардака и хаоса. Броуновское движение, к счастью без жертв и разрушений, приостановилось через полчаса, когда беглецы были изъяты из комода и упакованы в Лизину сумку.
…Еще несколько минут разговора, и девушки бы обнаружили, что «друг», предоставивший приют беглому Здоровякину, и объект горячечных вздохов Лизы — одно и то же лицо. Но этого не произошло.
По настоятельной просьбе мамы Лиза надела вечернее платье — снизу длинное, сверху — на тонких бретельках, в середине — сверкающее и полупрозрачное. Купленное в Париже. Последнее обстоятельство, отчетливо акцентированное в Лизином сознании, весило больше, чем все видимые глазом достоинства наряда — искусный крой, необычная ткань, тонкая отделка. Платье было куплено в Париже, на бульваре Монтань; и даже если бы из него торчали во все стороны нитки, висела мешковина и топорщились куски брезента — все равно Лиза чувствовала бы себя в нем королевой.
— Ах, как ты хороша, — ворковала Алина Владимировна. Она тоже предельно оголилась, но сейчас прятала наготу под шелковым шарфом. — Наш бизнесмен упадет!
Водитель (Руслан прислал к восьми часам такси) спиной горячо подтвердил, что бизнесмен, несомненно, упадет. Хорошо, если не с лестницы. Как спелая груша, сорвется он с ветки, увидев божественное создание с голыми плечами, голыми руками, практически голой грудью и одной голой ногой, выставленной в разрез. А тут подоспеет Алина Владимировна, менее юная, но не менее голая, и бизнесмен вовсе забьется в судорогах безумного восторга.
