— Конечно, упадет, — скуксилась Лиза, словно съела тарантула. — Он от всего готов упасть. Такой впечатлительный!
— Просто он от тебя без ума.
— Я только не понимаю, почему так сразу? Когда яуспела его очаровать?
— Успела, — тонко улыбнулась Алина Владимировна. — Ты все-таки моя дочь!
Таксист всмотрелся в зеркало. Наверное, хотел удостовериться, действительно ли дама, с гордостью заявляющая о генетической обусловленности несокрушимого очарования дочери, имеет на это право. Видеоряд вполне удовлетворил мужчину. Он улыбнулся.
— Лиза, я не прошу давать ему какие-то обещания. Мы просто хорошо проведем вечер, ладно? Постарайся быть милой.
— Постараюсь, — недовольно буркнула Лиза себе под нос.
— Веселой.
— Это трудно.
— Почему?
— Саша про меня забыл, — призналась Лиза. Она посмотрела на мать в робкой надежде, что та подхватит тему «Саши» и они всю дорогу до Соснового будут самозабвенно обсуждать перспективы и проблемы Лизиного контакта с Валдаевым. И самого Валдаева, его великолепные внешние данные, его светлый хохолок, голубые честные глаза, крепкую шею, ненавязчиво сбрызнутую отличной туалетной водой, прямые плечи и выпуклые бицепсы…
— Вот те на! — воскликнула Алина Владимировна. — Саша! Да фиг с этим Сашей! У нас теперь Руслан!
— Не хочу! — Лиза надула губки. Потом увидела в зеркале физиономию таксиста, быстро представила, как сейчас выглядит — с губами-варениками и щеками объевшегося хомяка, — и улыбнулась.
— Капризная девчонка!
— Сердцу не прикажешь.
— А ты прикажи! Где он, твой Саша? Сама же говоришь — не звонит. И не вспоминает о тебе. Не приходит. А Руслан — на руках готов тебя носить. Ночевать у твоего подъезда. Бриллиантами тебя усыпать.
— Ого, — удивилась Лиза. — Это он тебе сам сказал?
— Что-то подобное.
Сообщение о бриллиантах вроде бы несколько смягчило гордый нрав девицы. Она призадумалась. Во всяком случае, так казалось внешне. На самом деле Лизой вдруг овладела мысль, простая и естественная, странным образом избегавшая до этого посещения ее хорошенькой головки. Она представила себе, что Руслан влюбился в нее точно так же молниеносно и непоправимо, как она влюбилась в Валдаева. Ведь Лиза никак не могла объяснить (разве что действием пресловутых феромонов), почему она околдована Александром, почему его прекрасный образ терроризирует ее последние дни, почему она грезит о почти незнакомом парне? Так же и Руслан — ничего не мог с собой поделать, хотел только Лизу, и ее одну.
Как только Лиза сопоставила собственные ощущения с теми чувствами, что, наверное, охватили сейчас Руслана, она наконец-то прониклась состраданием к бедняге.
— Ах, мама! — воскликнула она, смеясь. — Хорошо, я буду милой, буду веселой!
И чмокнула Алину Владимировну в нарумяненную щечку. Мамуля посмотрела на дочь несколько озадаченно.
Радостен труд коммерсанта, подсчитывающего богатую дневную выручку! Приятно и исполнено горделивого восторга его лицо! Трепетны пальцы, ласкающие купюры, нежны прикосновения!
В фирму «Поможем!» опять, повинуясь непонятной природной закономерности, повалил народ. Валдаев и Здоровякин взволнованно метались по городу, решая проблемы клиентов. Их джип мелькал, как Фигаро, то там, то тут, проносясь по дороге серебристой молнией. Дела попадались нетрудные, и клиенты были, как на подбор, исключительно удачные: они оптимально сочетали в себе денежность и эмоциональность, то есть относили свои проблемы к разряду непоправимых и готовы были щедро оплатить услуги избавителей в случае благополучного исхода.
Сыщики выступили амортизатором в разборе нескольких автомобильных аварий, сведя стороны к разумному консенсусу, успокоили пару нервных дам и одного ревнивого мужа.
Неделя деловой суеты принесла больше морального удовлетворения и материальной выгоды, чем три предыдущих месяца. В парнях взыграла гордость, они вновь почувствовали себя нужными, да и деньги приятно грели карман.
— Ну что, по домам? — с надеждой спросил Валдаев, перетягивая резинкой плотную пачку сторублевок. — Смотри-ка, ночь! Мы, однако, засиделись, мой южнокорейский блинчик!
— Так поехали, — кивнул «блинчик», накидывая пиджак.
— Куда?
Глаза Валдаева сияли пронзительной чистотой и непониманием.
— Туда. К тебе, — пояснил Илья.
— О, нет! — взмолился Саша. — Только не ко мне! Здоровякин! Ты храпишь, как дивизия беременных.
— А ты храпишь, как… Как…
— Не напрягайся! Все равно ничего интересного не придумаешь. Изобретательные метафоры — не твои удел.
— Пошел ты!
— А твои носки сорок не знаю какого размера, что ежевечерне занимают весь полотенцесушитель, меня достали хуже пареной репы!
— Какая изобретательная метафора! А твоя Пульсатилла истоптала мне всю поясницу!
— А плеер, на котором ты вчера уместил свою жэ, перестал работать!
— А не надо было оставлять его на табуретке в кухне! Сказал бы лучше спасибо, что я мою за тобой грязные тарелки!
— О боже, послушайте! Вымыл-то всего две штуки неделю назад, а пафоса!
— Не две! Не две!
— Домой тебе надо, Илюша! Совесть-то не замучила? Там Машка с тремя детьми уродуется.
— Там все нормально. Мама меня информирует. И денег я передал.
— И все равно, езжай-ка ты, Илья, домой. Нельзя так поступать. Не по-мужски это.
Обвинение в недостаточной мужественности было гораздо серьезнее претензий по поводу необъятности носков. Минуту Здоровякин смотрел на друга внимательно и задумчиво, нехорошо прищурившись. То ли взвешивал, куда двинуть, то ли обдумывал, на самом ли деле его поведение такое свинское, как утверждает компаньон.
Под этим тяжелым взглядом Валдаев напрягся, нахохлился. Он понимал, что если Илюша решит подкорректировать пейзажик на его симпатичной мордуленции, тоне спасет никакой блок, никакая реакция, никакой прием рукопашного боя. Увесистая карающая длань громилы Здоровякина обязательно достигнет цели.
Немного подумав, Илья, очевидно, пришел к заключению, что замечание Валдаева было в какой-то мере справедливо. И значит, избивать друга и топтать его ногами он будет в следующий, не в этот раз. И потом, если поведение Ильи недостойно, то лишь самую капельку, долю процента, и на эту капельку имеются веские причины. Настолько веские, что вполне оправдывают поведение Здоровякина. И поэтому он вовсе не скотина, как обычно утверждает друг, а, можно сказать, скотиночка. Крохотная такая скотиночка. И, конечно уж, совсем не полинезийская, а, к примеру, калифорнийская. Маленькая калифорнийская скотиночка-рецидивистка, бросившая на произвол судьбы сначала жену и двоих детей (пару лет назад), теперь вот — жену и троих детей.
Так рассуждал Илюша, утихомириваясь и расслабляясь по мере продвижения к финалу. А что за эти минуты пережил Валдаев! Если бы он не был красиво светловолос, он бы поседел!
— Саша, позволь мне еще немного пожить у тебя, — тихо и кротко попросил Илья.
— Да конечно! — заорал Валдаев, как ненормальный. Странно, что потолок не обрушился от этого дикого, пещерного вопля, долетевшего из глубины веков. — Илюшка, какие проблемы?! Живи, сколько хочешь! Я вообще так к тебе привык, ты не представляешь! Вот даже думаю: проснусь утром и не увижу твоей небритой рожи. Как жить дальше? Все, конкретно, опускается. До самой Пульсатиллы.
— Правда? — со слезами па глазах спросил Здоровякин. — Спасибо, друг. Я тоже очень тебя люблю и дорожу нашей дружбой.
Парни неловко обнялись, прижались на мгновение щеками, пошкрябали друг друга подбородками, обросшими за день элегантной щетиной.
— Все-таки я не понимаю голубых, — сказал Валдаев, отодвигаясь от растроганного Ильи. — Скажи, что за счастье обниматься с мужиком?
Несмотря на серьезную юридическую миссию, у Поля Деманже был вид завзятого туриста. Сияющим летним утром он спускался по трапу самолета авиакомпании «Трансвэйз», совершившего рейс № 268 из Москвы. Цветастая рубашка, расстегнутая чуть ли не до пупа, дополнялась мятыми шортами. На груди болтался фотоаппарат, на плече уместился ремень небольшой сумки с вещами, в руках Поль держал плоский кейс с документами. Так как в полете француз сладко прикорнул па плече шестидесятилетней дамы с соседнего кресла, предварительно выпив с ней бутылку красного вина, то сейчас его прическа не требовала геля чтобы выглядеть бесподобно лохматой — волосы и так торчали во все стороны.
Выползая на свет из салона самолета, Поль не преминул пощипать за мягкие места всех стюардесс, выстроившихся в ряд на прощание. Девушки ослепительно улыбались коммуникабельному французу и были приятно-снисходительны.
Юрист «ДеГрос» планировал пробыть в городе всего неделю. Затем его ждало возвращение во Францию. Недельная отсрочка перед встречей с любимым Парижем была утомительна, но неизбежна. Поль мудро попытался изменить взгляд на скучное задание. Он решил считать поездку развлечением, экскурсией в провинцию, он думал о новых знакомствах с симпатичными русскими девушками. Стюардессы авиакомпании «Трансвейз» произвели на него самое благоприятное впечатление.
