Рафик обиделся.
— Как не помнить! — гордо воскликнул он. — Весь род Шакбараев голова на плечах иметь. Кнопка давить, номер набирать, говорить. Это и яловый овца понимать!
— Молодец! — сдался Блоходавов. — Ты помнишь все, что сказал тебе Папа Сочинский?
— Я все знает, — успокоил его Рафик. — Мой отец Степан Кашкин спасать, двести пятьдесят тысяч доллар получать, хороший новый дом покупать. Рафик не подводить.
— Молодец, сынок, — устало вздохнул помощник Папы Сочинского. — Теперь остается только надеяться, что Рафик не подводить.
— Этого ублюдка нигде нет, — заревел Костолом, с размаху грохая кулаком по столу. — Он сбежал! Швейцар сказал, что видел, как тот выходил из ресторана около получаса назад.
Звякнули подпрыгнувшие от удара тарелки, вилки и ножи. Мириам испуганно вжалась в стул, но глаза ее светились восхищением.
— Кто сбежал? Ты имеешь в виду Хосе Мануэля? — с типично немецким флегматизмом уточнил Гисберт.
— А кого еще я могу иметь в виду? — с убийственным сарказмом поинтересовался Гарик.
Его сарказм не произвел впечатления на немецкого журналиста.
— Интересно, зачем он сбежал? — так же флегматично спросил Гисберт, обращаясь в пространство.
— Да это же очевидно! — фыркнула Мириам. — Уверена, что он помчался искать эту бабенку. Наверняка заранее договорился с ней о встрече.
— Странно, — заметил Гисберт. — Я довольно хорошо знаю Хосе Мануэля и до сих пор не замечал за ним ничего подобного. Как и для любого хорошего журналиста, дело всегда для него было на первом месте. Я не верю, что он мог просто так бросить расследование исчезновения маркиза де Арнельи, чтобы помчаться за первой попавшейся юбкой.
— Вы слишком хорошего мнения о Чеме, — возмущенно фыркнула модель. — Поверьте мне, уж я-то его знаю как облупленного.
— Ладно, — мрачно сказал Костолом. — Рано или поздно он вернется в гостиницу. А уж тогда я с ним поговорю и выясню, куда и зачем он исчезал. Я тоже не думаю, что тут дело в женщине.
— Зря ты это сделал, — укоризненно покачал головой Джокер. — Не стоило открываться этому журналисту, а тем более приглашать его сюда. Наше положение и без того слишком опасно, а ты еще одного совершенно постороннего человека в дело втягиваешь. А вдруг он в милицию настучит?
— Ты что! — возмутился Альберто. — Да я Чему сто лет знаю! Мы с ним вместе в Сорбонне учились.
— В том-то и дело, что в Сорбонне. Именно это меня и беспокоит, — мрачно заметил Джокер.
— Кончай свои идиотские инсинуации, — неожиданно вспылил маркиз. — Я, конечно, понимаю, что для вас, русских, тюрьма — лучший университет жизни, но в Европе люди тоже научились неплохо выживать с несколько менее романтичным высшим образованием. Чема бывал почти во всех горячих точках планеты, он прекрасный журналист, и на него, как и на твоего сочинского крестного отца, тоже можно положиться. Порядочные люди встречаются не только среди преступников.
— Ну ладно, не заводись, — примирительно махнул рукой Джокер. — Не будем вступать в международные конфликты, тем более что мы уже почти родственники.
— Родственники, как же, размечтался, — фыркнула Маша. — Да я недели не пробыла с тобой, а уже превратилась в трансвестита и занимаюсь тем, что соблазняю жирного и уродливого извращенца-мафиози. С меня хватит. Я просто хотела спокойной жизни, в которой есть электричество и горячая вода.
— Зато благодаря мне ты нашла брата-маркиза, — заметил Вася. — Настоящий испанский маркиз в родственниках — это тебе не жук начихал.
— А при чем тут жук и почему он чихает? — заинтересовался Альберто.
— Не обращай внимания, — махнула рукой Маша. — Это все издержки тюремного образования.
Маркиз насторожился.
— Кажется, подъехала машина, — сказал он, осторожно приподнимая край занавески и выглядывая наружу. — Точно, такси. Это Хосе Мануэль.
Дождавшись, когда такси отъехало, журналист огляделся по сторонам в поисках двери.
— Чема! Сюда! — тихо позвал вынырнувший из темноты двора Альберто.
Сердце Рябого бешено колотилось. Он знал, что смертный приговор, обещанный ему Генсеком, не был пустой угрозой. И вот ему улыбнулась удача. Он подозревал, что этот испанский журналист выведет его на маркиза, и оказался прав. Все оказалось проще простого — проследить за журналистом в ресторане, затем незаметно пристроиться к пойманному тем такси, затормозить в соседнем переулочке и тихо подкрасться в темноте неосвещенных улиц. Женщина, которая позвала журналиста, говорила по-испански и, что было гораздо интереснее, говорила мужским голосом. Если бы Рябой мог, он бы расцеловал сам себя. Выждав несколько минут, Рябой бесшумно подкрался к окну, уголок которого был неплотно прикрыт немного отогнувшейся занавеской, и, затаив дыхание, принялся наблюдать.
Джип Стрелка свернул с каменистой горной дороги и, взметнув колесами фонтанчики сосновых иголок, затормозил в укрытии за скалой. Стрелок накинул на машину маскировочную сеть и, вскинув на плечо небольшой рюкзак, отправился в горы.
— Я изуродую этого подонка. Я убью его. Я разрежу его на куски и скормлю шакалам, — восклицал Махмуд Дарасаев, яростно меряя шагами небольшую каменистую площадку, укрытую между скал. — Да как они посмели обмануть меня, Волка! Эти шелудивые гиены прикарманивали мои миллионы, а сами смеялись за моей спиной! Но теперь все. Теперь этому пришел конец. Волк выходит на тропу войны. Волк отомстит. Волк еще умоет вас кровью.
— Кому это ты собираешься мстить? — поинтересовался Стрелок, бесшумно появляясь из-за скалы.
Волк вздрогнул и, обернувшись к Дмитрию Сергеевичу, хищно оскалил зубы.
— Тэбэ, дарагой! — с нарочито утрированным кавказским акцентом рявкнул он.
По знаку Дарасаева из укрытий, щелкая затворами, выскочили несколько чеченцев и с гортанными криками нацелили автоматы в грудь Борисова.
— Очень эффектная сцена, — оценил ситуацию Стрелок. — Может быть, теперь ты объяснишь мне, в чем дело?
— Я задам тебе только один вопрос, дарагой, — яростно чеканя слова, произнес Махмуд. — И если ты ответишь неправильно, мои люди пристрелят тебя на месте. Так какую сумму выкупа Генсек собирается получить с Серого Кардинала?
Дмитрий Сергеевич ухмыльнулся и, достав из кармана сигареты, неторопливо закурил.
— Именно об этом я и собирался с тобой поговорить, — сказал он.
— Прежде всего ты должен мне поклясться, что все, что я расскажу тебе, останется строго между нами, — твердо сказал Альберто по-испански.
— Говори по-английски, — потребовала Маша. — Мы и так в ужасном положении, и я не допущу, чтобы вы о чем-то там секретничали за моей спиной.
— Но я же журналист, — не обращая внимания на Машин протест, заныл Чема. — Нутром чую, что здесь дело пахнет потрясающим материалом. Ты-то у нас маркиз, а мне ведь карьеру делать надо. Неужели ты собираешься подложить мне такую свинью? Ведь все равно журналисты других агентств рано или поздно разнюхают о тебе всю подноготную. Так почему я не могу быть первым?
— Черт побери, говорите по-английски, — стукнув кулаком по столу, рявкнула Маша.
— Пожалуйста, оставь их в покое, — вмешался Джокер. — Уверен, Альберто потом тебе все расскажет. В конце концов, ты должна доверять своему брату.
— Своему брату? — недоверчиво переспросил журналист, поворачиваясь к Маше. — Он сказал «своему брату»? Альберто, он что, тебя имел в виду?
Маркиз застонал и, закрыв лицо руками, обессиленно опустился на кровать.
Чема смотрел на Арлин со все возрастающим подозрением. Девушка, чувствующая, что допустила-таки оплошность, тоже не мигая уставилась на него.
— Слушай, а ты мужчина или женщина? — по-английски спросил Чема.
— А ты как думаешь? — задала встречный вопрос Маша, неторопливо снимая парик.
— У, черт! — восхищенно ругнулся за окном Рябой. — Похоже, Леонид Борисович дал маху с этим мальчуганом. Да с такой информацией я еще на повышение пойду!
— Все-таки женщина, — покачал головой Хосе Мануэль. — В таком случае по логике вещей эта красотка должна оказаться мужчиной, — указывая на Васю, заключил он.
— Снова угадал, — развел руками Джокер и, последовав примеру девушки, тоже избавился от своих пуделиных каштановых локонов.
Журналист подошел к безутешному Альберто и дружески похлопал его по плечу.
— Ладно, колись, все равно теперь уже бессмысленно что-нибудь скрывать, — ласково сказал он по-английски. — Клянусь, что не напечатаю ни строчки о тебе без предварительного согласования с тобой и без твоего одобрения.
— Точно клянешься? — поднял голову Альберто.
— Клянусь ножками Мириам! — торжественно провозгласил Чема.
— Это уже серьезно, — усмехнулся маркиз.
