Вчера ночью, когда Маркиз привез ее в эту квартиру, Лола была одержима лишь одной мыслью – найти ванную комнату и уединиться в ней часа на два. Квартира оказалась коммунальной, на все ее вопросы Маркиз только мотал головой – мол, завтра все узнаешь. Не зажигая света в коридоре, он протащил Лолу в ванную. Сама ванна была желтая от старости, но газовая колонка работала, и из крана потекла относительно теплая вода. Маркиз велел Лоле вымыться как можно быстрее и не греметь тазами, которых развешано было по стенкам ванной комнаты неизмеримое количество.
Ее театральный костюм превратился в грязную тряпку; Лола сложила его в пакет, чтобы потом выбросить. Маркиз принес ей вот эту ночную рубашку, и Лола провалилась в сон.
Скрипнула дверь, и на пороге появился Маркиз с двумя дымящимися чашками кофе в руках. Лола взяла чашку и уселась на кровати, поджав ноги.
– Что это за берлога? – нарушила она молчание.
– Это комната моей бабушки, – признался он, – она давно умерла. А в квартире еще много народу живет, и он все время меняется. Сейчас все на работу ушли, только тетя Зина, соседка, осталась. Но ты все равно из комнаты не выходи.
– А как же? – Лола выразительно поморщилась.
– Ну, проскользнешь тихонько, а так не шляйся.
– Что мы тут делаем?
– Скрываемся, – объяснил Маркиз. – Я в этой квартире уже несколько месяцев не был, так что выследить ее никто не мог. Мне надо обдумать, что делать дальше. А ты не вздумай никому звонить!
Лола поставила чашку на стол и прошлась по комнате.
– Нравится? – усмехнулся Маркиз.
– Ничего себе интерьерчик, для старой советской пьесы подходит. «Платон Кречет», например, или «Все остается людям».
– Для тебя там роли не найдется, – поддразнил Маркиз. – Там все женщины – положительные, с партийным стажем, думают только о работе и считают, что секса у нас нет.
– Если надо, я и такую сыграю, – обиделась Лола.
– Ну ладно, я сейчас в магазин выйду, а ты напиши, что тебе нужно самое необходимое из одежды. А пока, – Маркиз залез в шкаф и протянул Лоле старушечий длинный халат из темно-бордовой фланели.
Она затянула поясок, по привычке покрутилась перед зеркалом, потом с отвращением расчесала волосы гребнем и заколола их старушечьими шпильками, валявшимися на подоконнике.
– На Арину Родионовну сильно смахиваешь, – развеселился Маркиз.
Когда он скрылся за дверью, Лола рассерженно плюхнулась на кровать. Что он к ней цепляется? Не хотел бы – не спасал!
Она еще немного подумала и с изумлением поняла, что Маркиз злится из-за вчерашнего эпизода в машине.
Макс немного покрутился в толпе на Невском, чтобы выяснить, нет ли за ним слежки. Дошел до угла Владимирского, где раньше было знаменитое кафе «Сайгон». Сколько времени провел он здесь, потягивая крепкий ароматный кофе из щербатых чашечек с выразительной надписью: «Общепит», беседуя о книгах и рок-музыке! Ленька, друг детства, приносил редкие записи, импортные пластинки – пласты или диски, как их тогда называли – болгарский «Балкантон», гэдээровская «Этерна», венгерская «Омега», очень редко – настоящие западные…
Сейчас на месте «Сайгона» был какой-то заурядный магазин, а стоило бы восстановить то кафе…
Свернув на Владимирский, Макс еще раз профессионально проверил, нет ли за ним слежки. На первый взгляд все было в порядке. Он прошел через проходной двор на улицу Рубинштейна, там остановил частника и назвал адрес: неподалеку от детективного бюро, но на соседней улице – чтобы водитель, в случае чего, не вывел преследователей Макса прямо на «Альтернативу».
Выйдя из машины, Макс снова огляделся. Улица, на которую он приехал, была безлюдна, так что любое наружное наблюдение исключалось, да и за машиной никто не следил – Макс всю дорогу посматривал в зеркало заднего вида.
Успокоившись, он свернул за угол и зашагал к агентству.
Переулок, по которому он шел, был разрыт – по неизменной российской традиции меняли какие-то трубы.
«Город уже другой, – подумал Макс, – даже страна другая, а ямы и колдобины все те же».
Пробираясь по краю глубокой траншеи, он смотрел под ноги, чтобы не споткнуться о камень и не свалиться в грязь, но тем не менее оступился и сильно покачнулся, едва удержав равновесие.
И в ту же секунду он услышал характерный звук, который ни с чем не мог спутать, звук, который ему пришлось часто слышать во время службы в Иностранном легионе, звук, который не раз снился ему потом в ночных кошмарах – звук пули, ударившейся в каменную стену.
Краем глаза Макс увидел выбоину, появившуюся на стене дома на уровне его головы, и понял, что, не споткнись он, не потеряй на долю секунды равновесие, – лежать бы ему сейчас в траншее с пробитым пулей черепом!
Думала об этом одна часть его сознания. Другая часть отдавала телу мгновенные и безошибочные команды. Макс сгруппировался, скатился в ту самую траншею, которую до этого старательно обходил, и пополз по ней, чтобы оказаться как можно дальше от линии огня.
По выбоине в стене он приблизительно определил позицию снайпера: стреляли из окна верхнего этажа дома напротив агентства.
Макс отполз как можно дальше от того места, где его чуть не подстрелили, и, увидев посреди улицы вагончик-бытовку строителей, пользуясь им как прикрытием, перебежал через переулок и прижался к стене дома, в котором засел снайпер. Здесь была мертвая зона – стрелок не только не мог попасть в него, но не мог его даже увидеть, не высунувшись из окна. Двигаясь вдоль стены, Макс вошел в подъезд и поднялся по лестнице на верхний этаж. С последней лестничной площадки узкий металлический трап вел еще выше, на чердак. Макс осторожно вскарабкался по железным ступенькам и чуть-чуть приоткрыл квадратную дверцу, стараясь не скрипнуть петлями.
Затем он снял кепку, нацепил ее на ствол пистолета и приподнял над краем люка. Если снайпер следит за люком, он выстрелит по кепке.
Выстрела не последовало, и Макс осторожно выбрался на чердак.
Грязное помещение, заваленное многолетним хламом, не убирали, наверное, со дня постройки здания. Пыль лежала на полу и на перекрытиях толстым серым слоем, и на этом сером ковре отчетливо выделялись следы. По этим следам Макс прошел к небольшому оконцу. Стекло в нем было выбито, пыль на подоконнике тщательно стерта. Облокотившись о подоконник, Макс отчетливо увидел улицу, подъезд с вывеской детективного агентства, траншею. Безусловно, именно отсюда в него стреляли несколько минут назад.
От люка к окну вела только одна цепочка следов. Должно быть, убедившись, что цель скрылась и повторить выстрел не удастся, снайпер вернулся тем же путем, шагая след в след, и спустился по лестнице, пока Макс полз по траншее и не мог видеть здания. Хотя снайпер мог и войти в какую-нибудь квартиру этажом ниже, и сейчас пережидает там… Во всяком случае, больше здесь ничего не узнать.
Но теперь у Макса пропала охота идти в детективное агентство. Ведь только там знали, что он должен сейчас приехать. Хвоста за собой он не привел, Макс был в этом уверен, да и, кроме того, снайпер должен был заранее занять позицию, приготовиться к стрельбе, то есть он должен был хотя бы за полчаса знать о приезде Макса.
Как раз полчаса назад он и позвонил в агентство. Вставал второй вопрос, не менее важный: почему его решили убить?
Разумеется, покушение связано с «Ассирийским наследством». Наверняка заранее было задумано убить Макса и свалить на него кражу. Те же люди, которые дали Лангману наводку и подложили Максу в чемодан ассирийские таблички, те же люди, которые, чтобы свалить на него вину, подстроили разговор по его телефону с каким-то неизвестным Ивановым, – сегодня эти же люди прислали снайпера, чтобы он поставил последнюю точку в этой истории. После убийства можно было бы спокойно все на него валить: мертвый не сможет оправдаться, наверняка он сам и украл ценности. А почему же его убили? Да все очень просто: не поделил с сообщниками барыши, вот они и предпочли пристрелить его. Или чтобы убрать нежелательного свидетеля, которого подозревает страховая компания.
Размышляя об этом, Макс осматривал чердак. Пройдя в дальний его конец, он увидел еще одно окошко, выходившее на другую сторону дома. Подоконник был покрыт толстым слоем пыли, стекло такое грязное, что сквозь него еле пробивается свет. Сразу видно, что этим окном давно не пользовались.
С трудом справившись с разбухшей рамой, Макс распахнул ее и выглянул наружу. Под окном была довольно-таки пологая крыша, почти смыкавшаяся с кровлей другого дома. Макс выбрался на крышу, спустился к ее краю и перепрыгнул через неширокую, но пугающе глубокую щель, оказавшись на соседней крыше. Там он быстро залез в чердачное окно и, спустившись по лестнице, вышел в совершенно другой переулок. Выходить из дома тем же путем казалось ему опасным: киллер мог рискнуть и сделать еще одну попытку, затаившись на новом месте, а рассчитывать на то, что ему снова повезет, было просто глупо.