И теперь, посмотрев на свой багаж, он похолодел. Один из чемоданов, небольшой кожаный, на двух молниях, застегнутых замочком, кто-то явно открывал. Макс отлично помнил, что, упаковывая вещи в Мюнхене, этот чемодан он застегнул несимметрично – одну молнию закрыл на две трети, а вторую – всего на треть, поэтому замочек оказался сбоку, почти на углу чемодана. А сейчас он красовался ровно посередине, в самом центре.
Таможенники – ни в Мюнхене, ни в Петербурге – не рылись в его вещах, не просили открывать чемоданы – он был слишком респектабелен, чтобы его могли принять за террориста или наркокурьера. Значит, тот, кто открывал его чемодан, либо украл что-то, либо что-то подложил. И второе вероятнее, учитывая интерес Лангмана к его багажу. Это явная подстава: ему что-то подбросили в чемодан и потом позвонили в страховую компанию, дали наводку. Он – русский, что сразу делает его более подозрительным в глазах немцев, особенно учитывая то, что кража совершена в России. Каким-то непонятным образом подстроили звонок несуществующему Иванову… короче, из него хотят сделать козла отпущения.
В дверь номера постучали. Макс крикнул:
– Войдите. – И на пороге появилась симпатичная краснощекая горничная в униформе с подносом в руках.
Поставив этот поднос на столик, она начала разливать кофе из кофейника в две коричневые чашки с позолотой. Макс чуть заметным движением толкнул ее под локоть, и кофе пролился на колени Лангману.
Страховщик вскочил с криком:
– Швайне хунд!
«Ага! – злорадно подумал Макс. – Оказывается, ты тоже можешь выйти из себя!»
Горничная перепугалась, что испачкала костюм важному иностранцу, стала, путая слова из разных языков, многословно извиняться и потащила его в ванную комнату, чтобы отмыть пятно на брюках. Лангман, ужасно злой, пытался отделаться от нее и отправить вон из номера, но девушка плохо его понимала и настойчиво тащила в ванную. Он сдался, наконец, отчаявшись прогнать навязчивую девицу.
Как только Лангман и девушка скрылись и в ванной комнате зашумела вода, Макс бросился к злополучному чемодану, расстегнул молнию и вывалил содержимое на ковер. К счастью, там были сложены рубашки и свитера, так что перебрать их не составило большого труда. Прощупав вещи и не найдя ничего подозрительного, Макс расстегнул кожаный несессер с бритвенными принадлежностями. На первый взгляд все было как обычно – бритва, зеркальце, щеточки, пилочки и прочие мелочи, но кожаная стенка несессера показалась ему слишком толстой и тяжелой. Вытащив зеркальце, Макс увидел засунутую за него медную пластинку с чеканным изображением крылатого быка. Тихо выругавшись, он положил печать в карман – ассирийское происхождение пластинки не вызывало у него сомнений.
Макс хотел уже сложить вещи обратно, поскольку Лангман в любую секунду мог появиться на пороге комнаты, но обострившаяся в последнее время интуиция его остановила. Похлопав по дну чемодана, он заметил отчетливое твердое утолщение сбоку. Проверил подкладку и увидел, что в одном месте она подпорота, причем сделано это так явно, что не заметить это утолщение просто невозможно. Засунув руку в шов, Макс нащупал твердый предмет и вытащил его наружу. В его руке оказалась глиняная табличка с клинописными значками и рельефным изображением воинов, шагающих попарно навстречу неизвестному врагу. Быстро засунув табличку в карман, Макс запихал вещи на место и застегнул молнию, стараясь, чтобы все выглядело, как было.
Из ванной по-прежнему был слышен шум воды, недовольный голос Лангмана и многословные извинения горничной. Пользуясь тем, что у него есть еще несколько секунд, Макс огляделся – он хотел немедленно избавиться от ассирийских табличек, потому что через карман они буквально жгли ему кожу. Идея, как всегда в стрессовой ситуации, возникла мгновенно: он завернул обе таблички в носовой платок, открыл окно и положил опасный сверток снаружи на подоконник. Быстро затворив окно, Макс плюхнулся на прежнее место, всеми силами изображая полное спокойствие и молясь в глубине души о том, чтобы в других чемоданах не было таких же сюрпризов.
Наконец из ванной вышли вконец разозленный Лангман и заплаканная горничная.
– До чего же у вас в России навязчивый сервис! – возмущенно прошипел Лангман.
– Увы, за теперешнюю Россию я не несу ответственности, – Макс пожал плечами. – В мое время сервис здесь был крайне ненавязчив.
Горничная, всхлипнув напоследок, вышла из номера. Лангман посмотрел на Макса и сказал:
– Ну что ж. Вы обещали мне предъявить содержимое своего багажа.
Макс неторопливо встал, открыл твердый самсонайтовский чемодан и со страдальческой миной на лице разворотил его содержимое. Лангман не проявил интереса, взглянул для порядка и почти сразу же разрешил убрать вещи обратно. То же самое было и с большой спортивной сумкой. Но когда Макс взялся за кожаный чемодан, Лангман встал, подошел вплотную и внимательно следил за каждым его движением.
«Однако, – сообразил Макс, аккуратно выкладывая на журнальный столик рубашки, – наводка-то была очень точная! Слава богу, я заметил, что в чемодан залезали!»
Когда очередь дошла до несессера, Лангман буквально выхватил его у Макса из рук и тщательно осмотрел. Вернул он его владельцу с нескрываемым выражением разочарования на лице, но ничего не сказал и продолжал наблюдать за действиями Макса. Когда чемодан опустел, Лангман наклонился и тщательно ощупал его стенки. Макс в это время усиленно прятал злорадную улыбку.
Распрямившись, Лангман кивнул:
– Спасибо за сотрудничество, господин Белофф. Можете сложить вещи обратно.
– Да я уж лучше переложу их в шкаф, – Макс пожал плечами, – все никак руки не доходили разобрать багаж. Но, герр Лангман, теперь вы, может быть, объясните, что вы хотели найти в моих чемоданах?
– У нас была некоторая информация, – с явной неохотой произнес Лангман, – сообщить о характере и источниках этой информации я не могу, в интересах следствия. Эта информация, к счастью для вас, не подтвердилась. Впрочем, – тут же добавил Лангман с неприкрытым злорадством в голосе, – это ничего не значит. У вас было достаточно времени для того, чтобы спрятать… то, о чем нас информировали. К сожалению, я не успел ознакомиться с вашим багажом сразу по прибытии, у меня было слишком много дел.
– Видимо, у вас и сейчас много дел, – подхватил Макс последнюю реплику, – так что не смею вас задерживать.
– Надеюсь и в дальнейшем на ваше сотрудничество. – Лангман поднялся и слегка склонил голову. – Если мне понадобится поговорить с вами – у меня есть номер вашего мобильного телефона. И я очень рассчитываю на то, что вы немедленно сообщите мне, если вам удастся что-нибудь узнать о пропавших экспонатах. В конце концов, у нас с вами общие интересы.
– Да-да, – пробормотал Макс, провожая Лангмана к дверям и чуть ли не выталкивая его.
Ему хотелось остаться одному и обдумать свое положение.
Дверь за страховщиком закрылась, Макс вернулся к столу и задумался. Его явно подставляют, причем кто-то из своих – никто посторонний не мог залезть к нему в чемодан и подложить ассирийские таблички. Значит, кто-то из группы, сопровождавшей выставку, связан с похитителями и теперь хочет – чтобы отвести от себя подозрения – сделать подозреваемым его, Макса. Он – как нельзя более удобная фигура. Выходит, ни на кого нельзя положиться, нужно выпутываться в одиночку. Есть, правда, местное сыскное агентство, которое ему на всякий случай рекомендовали в Мюнхене. Барон тоже хорошо о нем отзывался.
Макс достал визитную карточку, набрал номер.
– Детективное агентство «Альтернатива», – раздался в трубке мелодичный женский голос.
Макс назвал себя и спросил, когда он мог бы встретиться с руководителем агентства.
– Да, мы ждали вашего звонка, – ответила девушка и как бы случайно оборвала себя на полуслове. После секундной паузы она продолжила: – Валерий Иванович будет рад принять вас в любое время. У вас есть наш адрес?
Лола проснулась от духоты. Перина, на которой она спала, была старой и очень пыльной. Лола чихнула тихонько, как кошка, и села на постели. Занавески, сизые от старости, были плотно задернуты, но сквозь них пробивался солнечный свет – значит, сейчас отнюдь не рано. В комнате никого не было. Лола потянулась, при этом пружины старой кровати предательски заскрипели, и оглядела себя. На ней была надета старушечья ночная рубашка с длинными рукавами и высоким воротом, плотно стягивающимся у горла. Лола пощупала ветхий материал, и в ее памяти всплыло забытое слово «бумазея».
Она выпрыгнула из кровати и подошла к большому настенному зеркалу в деревянной раме, проеденной жучком. Зеркало тоже было очень пыльное и мутное, но все же Лола разглядела себя и очень расстроилась. Она похудела, пока сидела у бандитов – от страха и плохого питания, под глазами залегли синие тени, и волосы выглядели отвратительными темными сосульками, несмотря на то что вчера она помыла голову.
