– Отвратительно! – воскликнула Фрина, разглядывая себя в зеркало. – Который час?
– Половина двенадцатого. Как вы выйдете из «Виндзора» в таком виде, мисс? И что мне сказать, если кто-нибудь позвонит?
– Скажи, что я сплю и просила не будить и что если ты попытаешься, то будешь уволена. Я не собираюсь никого присылать сюда, Дот, поэтому закрой дверь на щеколду и держи оборону, пока я не вернусь. Если я не появлюсь сегодня ночью, выжди до полудня, а потом отнеси этот сверток полицейскому. Поняла?
– Да, мисс.
– Я не могу выйти в таком виде. Дай мне широкий черный плащ, а шляпу я понесу в руках. Так, все ли я взяла? Деньги, пистолет, сигареты, зажигалка… да. Прощай, Дот. Увидимся завтра – или позже.
Фрина закуталась в широкий черный плащ и ушла. Дот задвинула щеколду, как ей наказали, и начала волноваться.
– Дядя, вы одобряете клубы для женщин?
– Да, но только если отделаться от них другим способом невозможно.
Карикатура в журнале «Панч», 1928 г.
В спертом воздухе Литтл-Лонсдейл-стрит был растворен дух безделья, который действовал на Фрину как наркотик. Устроившись на улице, у входа в заведение Мамаши Джеймс, она сидела на грязной табуретке, пила отвратительный чай с таким видом, будто он ей нравится, и разглядывала находившихся неподалеку женщин.
Днем на улице было тихо и грязно, а ее истинная суть проявлялась лишь ближе к полуночи. Тогда окна убогих тесных лавок освещались, на улицах толпился народ, голоса и музыка отдавались эхом, как в каньоне, отскакивая от стен нескольких высотных зданий, задние дворы которых выходили на эту оживленную, но неприглядную улицу. В воздухе сильно пахло рыбой, картошкой, пылью, горящим мусором, немытыми телами и «Калифорнийским маком», ароматом которого были пропитаны волосы большинства молодых людей.
Фрина в течение часа наблюдала за тем, как в аптеке идет торговля, и абсолютно уверилась в том, что именно здесь находится центр распространения наркотиков, который она искала.
Магазинчик аптекаря представлял собой открытый прилавок, на котором стояли две огромные колбы с зеленой и красной жидкостями, которые в умах толпы должны были ассоциироваться с аптекой. За прилавком топтались маленький плотный человек и его помощница – русоволосая девушка в ярко-зеленом платье с бахромой, выдававшая посетителям пластыри и порошки. Некоторые покупатели подходили к прилавку и просили о чем-то шепотом; среди них попадались хорошо одетые люди и даже настоящий джентльмен во фраке. Им аптекарь отпускал розовые пакетики с порошком и брал за них по пять фунтов. Покупатели победнее покупали за десять шиллингов крошечные свертки, в которых порошка было не больше щепотки. Фрина изо всех сил напрягала слух, но так и не смогла расслышать ни единого слова, произнесенного такими покупателями.
– Пора прошвырнуться, ребята, – пробормотала она Берту.
Тот залпом допил чай и вскочил на ноги. Сес не сдвинулся с места. На каблуках своих чудовищных туфель Фрина слегка пошатывалась, поэтому она взяла Берта под руку и почти на цыпочках приблизилась к аптеке.
Она погладила Берта по руке и заговорила с невнятным австралийским акцентом.
– Подожди здесь, милый, я нам кое-что принесу, – пообещала она и проворно двинулась к прилавку.
Маленький плотный человечек внимательно посмотрел на подвыпившую шлюху. Он никогда ее прежде не видел, но как сам он часто говорил: «Невозможно знать в лицо каждую шлюху на Литтл Лоне».
Фрина сделал жест рукой.
– Мне тех розовых порошков, – невнятно проговорила она.
Аптекарь медлил, как будто ожидал продолжения фразы.
Мозг Фрины, работавший чрезвычайно активно, тут же предложил ей решение. Она вспомнила рекламу, развешанную вдоль железнодорожных путей, – «Розовые пилюли доктора Паркинсона для цвета лица».[50]
– Тех розовых порошков для цвета лица, – добавила она, протягивая десятишиллинговую банкноту.
Человек кивнул и в обмен на деньги подал ей крошечный пакетик из розовой бумаги, на котором красовалось: «Розовые порошки Петерсона для цвета лица» и где содержалось небольшое количество нужного вещества.
Фрина слабо кивнула аптекарю и отправилась назад к Берту.
– Идем, морячок, – произнесла она, тяжело наваливаясь на кавалера. – Давай вернемся ко мне.
Берт обнял ее и повел прочь, к канаве, где, как всегда слегка осевший на колесах, обитал их «Моррис». Сес почти бесшумно последовал за ними.
– Сес, отнеси это в больницу королевы Виктории доктору Макмиллан и возвращайся к нам, – распорядилась Фрина, сунув пакетик в ладонь Сеса. – А мы с Бертом продолжим кутить. Будем ждать тебя в «Мамаше Джеймс», старина.
– Разве мы еще не закончили? – прошептал ей на ухо Берт.
Он находил это предприятие нервным и опасным, хотя и получал некоторую компенсацию в виде близости Фрины.
– Пока нет. Я хочу посмотреть, кто еще сюда заходит, – ответила Фрина и опять повела его по улице.
Они снова нашли места в «Мамаше Джеймс». В такой пивной Фрине еще никогда не доводилось бывать. Она занимала часть старого дома с верандой со стороны фасада. Сама Мамаша Джеймс оказалась ирландкой огромного роста, выглядевшей лет на триста, с лицом, которое вполне могло заставить молоко свернуться, и железной рукой. Она разносила свое ядовитое пойло посетителям, сидевшим на веранде и прямо на тротуаре. В доме стоял тошнотворный запах – вонь экскрементов и кухонный чад. Фрина подумала: ни за что на свете, даже если бы долго голодала, она бы не съела ни крошки из кухни, в которую не решился бы войти ни один санитарный инспектор.
Три-четыре ночные бабочки сидели на веранде под оцинкованной крышей и, потягивая джин или пиво, пристально глядели на Фрину. Она почувствовала близость опасности. И дело было не только в том, что она выслеживала кокаиновую банду; любая из этих девушек могла возмутиться ее присутствием здесь, на их территории, и устроить сцену или позвать сутенера. Скверное дело.
Фрина громко обратилась к Берту:
– Пора нам идти домой, милый. Завтра утром мне рано вставать на фабрику.
Женщины отвели от нее глаза и успокоились. Дилетантка, подумали они, вышла поразвлечься и немного подзаработать. Никакой опасности.
Фрина с облегчением вздохнула.
– Это похоже на ожидание атаки, – заметил Берт.
– Ты, кажется, говорил однажды, что война – заговор капиталистов, – прошептала Фрина.
– Да, так и есть. Но нам с Сесом пришлось в нем поучаствовать. Мы познакомились на передовой в Галлиполи, – продолжал Берт. – Он спас мне жизнь – толкнул меня на дно окопа в тот момент, когда турок целился мне в башку. Мы выбрались оттуда живыми, в отличие от многих. Повезло нам, – заключил он. – Теперь я вспоминаю это всегда, когда приходится ждать.
К наркоторговцу подошли новые покупатели. Фрина подсчитала, что за три часа он заработал не меньше сотни фунтов. Она порадовалась за свой наряд. Вульгарное платье и дырявые чулки как нельзя лучше подходили к этому месту. Фрина подумала было, что сегодня они не увидят больше ничего интересного, и уже собиралась толкнуть Берта локтем и сказать, что дело сделано и пора по домам, как вдруг заметила закутанную в плащ фигуру человека, на секунду остановившегося в свете уличного фонаря, и затаила дыхание.
– О господи, – прошептала она и вытянула шею.
Берт увидел, как высокая театральная фигура приблизилась к лавке аптекаря и потребовала:
– Кокаин!
– Это Саша, – прошептала ошеломленная Фрина. – Да он с ума сошел!
– Тот парень, которого мы подобрали с заточкой в боку? – шепнул Берт на ухо Фрине.
Она кивнула.
– Нам обязательно его спасать? – уныло спросил Берт. Он не любил иностранцев, за исключением товарищей-коммунистов. А Саша был контрреволюционером.
Фрина захихикала тонким голоском и шлепнула Берта по руке, которую он положил ей на колено.
Лицо аптекаря приобрело оттенок сала, его помощница благоразумно предпочла исчезнуть. Завсегдатаи «Мамаши Джеймс» встрепенулись и принялись наблюдать за происходящим. Три человека с необычно серьезным для Литтл Лона видом двинулись в сторону Саши.
Фрина сжала зубы. Так вести себя может либо комедиант, либо идиот.
– Пора бы уже Сесу вернуться, – волновался Берт. – Не в его привычках опаздывать к драке.
– Ты их знаешь? – спросила Фрина.
Берт кивнул, и Фрина тоже узнала Первого и Второго Головорезов.
– Это Джентльмен Джим, Коки Биллингс, а следом идет Бык, – объяснил Берт.
Фрина в страхе глядела на Быка. Он был около метра восьмидесяти ростом, с плечами шириной в три топорища и руками как лопаты. Двигаясь на Сашу, Бык вытащил изо рта сигарету и загасил ее о свою ладонь.
– Ты это видел? – спросила Фрина.
– Да, раньше он работал каменщиком, – ответил Берт без тени удивления.
– Ничего не поделаешь. Придется нам спасать Сашу, – вздохнула Фрина.
