Я схватила ногтями белый пласт и дернула его на себя.
— Вау! — заорал Брыкин.
— Не отстает, — констатировал Селезнев.
— Невероятно! — изумилась я. — Почему?
Григорий пожал плечами:
— То, что яйцо приклеилось к лысине, объяснимо, там гладкая поверхность, но на лице…
— Освободите меня! — взмолился Павел. — Я ничего не вижу и дышу с трудом!
— Сейчас, сейчас, — засуетился Селезнев, — проковыряю дырки.
Некоторое время на кухне царила тишина, прерываемая лишь сопением Григория. Потом он воскликнул:
— Не получается! Сверху яичница жидкая, а внутри твердая, прямо каменная.
— Идиоты, кретины! — затопал ногами Брыкин. — Сволочи, дайте валидол, валокордин, водки, валерьянки! Мне плохо!
Селезнев испуганной курицей заметался по кухне, а я схватила телефонную трубку.
— «Скорая», двадцать вторая, слушаю, — раздался приятный девичий голос.
— Помогите, пожалуйста!
— Постарайтесь спокойно рассказать о произошедшем.
— У нас неприятность.
— Дальше.
— Павлу плохо.
— Больной испытывает боли?
— Похоже, что нет. Ему только неудобно дышать, и глаза не открываются.
— Больной не способен поднять веки и испытывает затруднение при дыхании?
— Да!
— Речь присутствует?
–..!..!..!..! — вновь заматерился Павел. — Пошел вон, Гришка! Мне больно!
— Изъясняется весьма бойко, — быстро сказала я в трубку. — Пожалуйста, пришлите кого-нибудь.
— Женщина, я пытаюсь понять, какой врач вам нужен, — терпеливо говорила диспетчер, — оттого и задаю вопросы. Много толку будет от акушера-гинеколога, если нога сломана?
— Брыкин не беременный, и хирург ему тоже не нужен. Скорее всего, тут поможет кожник.
— Дерматолог, — автоматически поправила девушка. И переспросила: — Дерматолог?
— Ну да, понимаете, у Павла на лице… э… э…
— Говорите четко, — приказала диспетчер.
— Яичница, — ощущая себя полной идиоткой, буркнула я.
— Не понимаю, повторите.
— У Брыкина глаза, лоб, нос и часть щек залеплены глазуньей.
— Как она туда попала?
— Свалилась с потолка, а мы с Гришей не можем ее снять!
— Почему?
— Не отдирается! Сначала Селезнев пытался, потом я, но ничего не получилось!
— Понятно, запишите телефон…
— Огромное вам спасибо, — залепетала я, получив номер. — А там что?
— Психиатрическая скорая, — соблюдая профессиональную невозмутимость, отрезала диспетчер. — Звоните, там вам непременно помогут.
Я осталась стоять с трубкой в руке. Иногда самый бредовый рассказ является чистейшей правдой. Яичница и впрямь свалилась с потолка, но попробуй объяснить сотруднице «Скорой», что ей звонила вполне нормальная женщина!
— Долго мне еще так сидеть? — снова завопил Брыкин.
— Не волнуйся, — утешал друга Григорий. — Моя любимая жена Клара…
— Забодал своей любимой женой! — заорал Павел. — Нашел авторитет! Занудная баба, совсем тебя затюкала! Как ты ее выносил? Черт! Прости, Гриша! Снимите гадость! Немедленно!
— Всем доброго утра, — загудел Исидор, входя на кухню. — Паша, зачем ты лицо и голову платками закрыл?
— Жесть! — гаркнул Брыкин.
— Это глазунья, — вздохнула я.
— С потолка, — добавил Гриша.
— Она не отклеивается, — пояснила я.
— Намертво приварилась к лицу, — уточнил Селезнев.
— Невероятно! — вякнула я.
— Тише, ребята, тише, — попросил Сидя, — невозможное возможно. В лаборатории у Нильса Бора висел плакат: «Вечного двигателя не существует. А вдруг?» Изложите мне в сжатой форме суть проблемы, без эмоциональной окраски и личного отношения. Только сухие факты.
Выслушав наш с Селезневым сбивчивый рассказ, Исидор постоял пару секунд, потом велел:
— Дайте бутылку.
— Которую? — услужливо спросил Григорий.
— С маслом, — уточнил Сидя.
Я сунула математику под нос пластиковую бутыль.
— Вот.
— Пожалуйста, освободите меня… — уже стонал Павел.
— Делаю все возможное, — успокоил его Сидя.
— Хорошо, — неожиданно присмирел Брыкин. — Очень противное ощущение — словно на лице лягушка сидит и лапы тихонечко сжимает. Понимаете?
— Тот, кто никогда не сажал себе на лоб и нос жабу, не способен правильно оценить твое сравнение, — ответил ему Исидор, повернулся ко мне и сказал: — Деточка, не в службу, а в дружбу, сгоняй за Мотей.
Через пять минут на кухне возник Матвей, одетый в свою любимую куртку с бархатными обшлагами.
— Ты помнишь мотор Г-двенадцать? — забыв поздороваться, спросил у друга Сидя.
— Естественно. Отличная штука получилась, — закивал Мотя. — Одна беда — там валик постоянно шел трещинами.
— И как мы вышли из положения?
— Вы собрались устроить день воспоминаний? — возмутился Брыкин. — Очень вовремя!
— Попробуйте отодрать яичницу, — я решила вернуть ученых к главной задаче текущего момента. — Исидор, почему она прилипла и не отходит?
— Я как раз пытаюсь помочь Паше, — остановил меня Сидя, — а ты, деточка, слишком торопишься и не даешь мне заниматься делом.
— Чтобы избежать образования трещин, мы совместно с Максимом Варениным сделали быстроотвердевающую эмульсию, — вдруг завелся Мотя. — Кстати, я недавно зашел на стройдвор, у меня от комода шпон отлетел, решил купить клей для ремонта и увидел быстроотвердевающую пену. Думается, это отголоски докторской диссертации Макса, он еще в пятьдесят восьмом ее задумал.
— Невыносимо! — простонал Павел и стал яростно дергать лоскут, покрывавший его лицо.
— Давайте вернемся к подсолнечному маслу, — потребовала я.
— Здесь не масло, а заполняюще-фиксирующая желе-эмульсия моментального действия, — поправил меня Исидор и потряс бутылкой. — Мотя, твой вариант?
— Похоже на то, — кивнул Матвей. — При взбалтывании образуется пузырь. Вот он…
Сидя вытянул губы трубочкой, потом поджал их.
— Берем сию желтую жидкость, поливаем ею какой-либо предмет, даем обсохнуть в течение секунды и имеем хорошо затвердевшую деталь. Понятно?
— Значит, это не растительное масло? — ахнула я.
— Нет, деточка, опять ошибка вышла, — без малейшего признака агрессии сказал математик, — ты очень невнимательна и малопригодна для ведения домашнего хозяйства. Утюга испугалась, чай заварить не сумела…
— Но ваше желе налито в бутылку с этикеткой масла! — возмутилась я. — Она стояла в шкафчике на кухне!
— Так вот куда ее Олимпиада спрятала! — всплеснул руками Мотя. — А мы обыскались. В конце девяностых годов потеряли и найти не смогли. Молодец, Лика! Сидя, если эмульсионное желе нашлось, теперь мы можем работать с ОВРУ-пятнадцать?
— Я бы предпочел ЮТ-сорок восемь, — не согласился Исидор.
— С ним все ясно!
— С ОВРУ тоже.
— Возьмем БК, поворотный вариант?
— А почему ваше желе на сковородке не застыло? — прервала я их творческую беседу.
Сидя кивнул.
— Неплохой вопрос. Налей ты эмульсию на холодный металл, эффект был бы мгновенный, но сковородка нагрелась, а при комнатной температуре состав сохраняет нормальную вязкость, стоит себе в шкафчике в бутылке и остается жидким. Начнешь нагревать — каменеет и сцепляется с поверхностью!
— Ваше желе плохого качества, — язвительно сказала я. — Да, сначала оно прилипло к потолку, а потом отвалилось. Значит, сцепки не произошло. Кстати, отчего, нагревшись, эмульсия не приварилась к сковородке? И почему яичница взлетела к потолку?
— Мы не проводили испытания на яйцах, — живо ответил Мотя. — А еще учти: желе простояло в шкафу не один год, его свойства могли слегка измениться. Сидя! Вот интересная тема!
Я молча смотрела на приятелей. Бесполезно задавать им вопрос, каким образом бутыль очутилась в шкафчике на кухне, кому пришла идея налить техническую жидкость желтого цвета в тару с этикеткой растительного масла.
— Умираю… — простонал Брыкин. — Лицо сдавило…
— Если эмульсия затвердела, ее можно снова расплавить? — спросил Григорий.
Я с уважением посмотрела на Селезнева. А он не такой уж дурак!
— Конечно, — закивал Сидя, — легко. Нужно просто осуществить процесс нагревания, и желе станет вязким.
— Шикарно! — закричала я. — Павел, сейчас ты будешь свободен. Ой, простите, вас освободят.
— Можешь и дальше тыкать мне в лицо, даже в присутствии подчиненных, — простонал Брыкин, — только сдери эту мерзость.
— Нагреваем Павла! — скомандовала я. — Доводим его до повышенной температуры.
— Как? — задал разумный вопрос Сидя. — Есть методика?
— В бане! Паром! — выдвинула я предложение.
— Может, отвезти Пашу в Сандуны? — дополнил его Мотя.
— Не позволю над собой издеваться! — взвыл Брыкин. — Через всю Москву с яичницей на морде не поеду.
