Ксения снова вцепилась пальцами в край стола.
– Только сейчас до меня дошло: Ирка не мать мне. Я дочь Петра Сергеевича от первого брака!
– Тебе плохо? – засуетилась Татьяна и пошла к окну. – Хоть я и мою квартиру постоянно, но все равно попахивает.
Струя холодного воздуха пробежала по моим ногам, Ксения затряслась и спросила:
– Что Ира рассказывала о своем браке?
– Ничего, – пожала плечами бывшая домработница.
– Где она познакомилась с Петром? – не успокаивалась Ксения.
– Ни слова не произнесла об этом.
– Пожалуйста, вспомните, что моя мать говорила о семье мужа?
– Она только обронила фразу, что поклялась супруга охранять.
– От кого?
– Понятия не имею.
Ксюша схватила Татьяну Николаевну за руку и взмолилась:
– Это очень важно! Поройтесь в памяти! Напрягитесь!
Жена Валерия прикусила губу.
– Давно дело было, вроде Ирина такую фразу бросила: «Они мою жизнь изменили, теперь я обязана Петю сберечь, Геннадия Андреевича уже не вернуть, а Софье Михайловне я всем обязана. Она меня отправила! Она скоро за мной придет!»
– Куда придет? – Не поняла Ксюша.
– Не знаю, – сказала Татьяна Николаевна. – Почему бы тебе самой у нее не спросить?
– Ирина ничего не скажет, – прошептала Ксения, – а мне хочется узнать правду о своем происхождении.
– Не та мать, которая родила, а та, что вырастила, – менторским тоном учительницы заявила Татьяна Николаевна.
Ксения резко выпрямилась, ее лицо осунулось, глаза остекленели, рот приоткрылся.
– Эй, эй, что с тобой? – начала креститься Татьяна Николаевна.
Я поняла, что Ксюша опять впала в состояние самогипноза, которое спровоцировал нервный разговор, и быстро попросила хозяйку:
– У вас есть нашатырь?
– Да, да, – кивнула та, бросаясь к шкафчику.
Спустя несколько минут я открыла пузырек и поднесла его к носу напарницы. Ксения выдохнула, заморгала и посмотрела на меня.
– Что? Что случилось?
– Все хорошо, – ответила я, – думаю, нам надо уходить.
* * *
Когда мы вышли на улицу, Ксюша взяла меня под руку.
– Татьяна сказала: «Не та мать, которая родила, а та, что вырастила», и вдруг свет померк, раздался детский голосок: «Раз, два, три, четыре, пять, Соня идет гулять». Потом женщина произнесла:
– Сонечка, солнышко, хватит, пора спать!
– Нет, нет, – затараторила малышка, – Мармеладовна, дай кису! Тогда я лягу!
И женщина с девочкой начали беседу.
– Кошка тебя опять оцарапает!
– Нет!
– Некрасиво так себя вести, дедушка рассердится.
– Нет! Конфеткой угостит.
– Ах ты хитрюга! Иди в кроватку.
– Нет!
– Ну ладно, уговорила!
– Принесешь кису?
– Лучше любимую чашку!
– С синеньким цветочком! Хочу!
– Вот и договорились, – нежно пропела женщина, – ты сейчас чистишь зубы, садишься в ванну, потом пьешь простоквашу и бай-бай.
– Чашку в кроватку, – выдвинула новое условие капризница.
– Право, Сонечка, ты нехорошо себя ведешь.
– Мармеладовна! Ты обещала!
– И выполню, налью простоквашу в парадную чашку, пей на здоровье.
– Нет! Нет! В постельку!
– Кто расстроил мою белочку? – вмешался мужской бас.
– Мармеладовна чашку не дает! С синими цветочками!
– Иди умывайся, дед все уладит.
– Геннадий Андреевич, ты балуешь девочку! Это неправильно. Ребенок понял, что может всего добиться слезами, а…
– Сонюшка, она еще крохотулечная, давай пойдем на компромисс.
– На какой?
– Дадим ей блюдце. Успокоим и вроде не уступим. Блюдце не чашка.
– Ох, Геннадий Андреевич! Ты хитрец почище Сони.
Звуки исчезли, противно завоняло, и я увидела тебя. Что это? Что я вспоминаю?
– Не знаю, – честно ответила я, – но мы непременно это выясним.
* * *
Когда мы вернулись в квартиру Королевых, Петр храпел так, что дрожали окна.
– Ирка, наверное, снова подсунула ему бутылку, – разозлилась Ксения, вошла на кухню и заорала:
– Мать!
Ирина, стоявшая лицом к окну, вздрогнула, обернулась и чуть не уронила кастрюлю, из которой ела салат.
– Напугала меня! – выдохнула она.
Ксюша пошла вразнос.
– Зачем из общей посуды жрешь?
– А как надо? – спросила Ирина.
– Тарелку возьми.
– Лень, – отмахнулась ее мать, – потом мыть ее.
Дочь сжала кулаки.
Я схватила Ксению за руку и вытащила в прихожую.
– Спокойно, Ксю, не зли Иру, иначе ничего не узнаешь. Надо действовать иначе. Выдохни.
Спустя минут пять мы вернулись в кухню.
– Слышь, мам, мне тоже хочется попробовать, давай вместе поедим, а? – предложила Ксения, внявшая моему совету.
– Ну… конечно, – с изумлением кивнула Ирка и водрузила на стол кастрюлю, – ешь на здоровье.
– Слушай, а вкусно! Что это? – искренне удивилась дочь.
– Не знаю, это Полина готовила, – улыбнулась Ирина. – Теперь она у плиты прыгает, я могу хоть изредка дух перевести. Совсем замучилась, стирка, готовка, глажка, уборка! Помощи никакой! Вот обзаведешься семьей и поймешь, каково хозяйке приходится.
– Мамуля, ты где познакомилась с папой? – спросила Ксения.
Ира уронила в кастрюлю ложку.
– А чего? – испуганно спросила она.
– Просто интересно, – продолжала цвести в улыбке дочь.
– Ну… не помню.
– Совсем ничего?
– Нет, – занервничала Ирина.
– Может, в кино?
– Какое там в городке кино… – начала мать и тут же прикусила язык.
– В Москве полно кинотеатров, – наседала Ксюша. – Или вы оба из провинциального местечка?
Глаза Ирины забегали из стороны в сторону.
– Ну и чушь, – не очень уверенно ответила она, – я всю жизнь в столице провела, родилась в Москве.
– А откуда мы в эту квартиру переехали? – не отставала дочь.
– Э… из… ну… в общем… из дома!
– Какого?
– Другого.
– Где он был? Адрес скажи.
– Да зачем тебе?
– В институте нам задали написать работу «Мои родственники», а я, получается, ничего не знаю! – объяснила Ксения.
Лицо Ирины разгладилось.
– Понятно. Значит, так. Я из детдома, и отец тоже. Про свои семьи ничего не слышали. Встретились мы… в больнице… я медсестрой работала, он на прием пришел, ну и поженились. Когда ты на свет появилась, мы наши две комнатушки продали, немного денег у друзей взяли и квартирку купили, кооперативную.
– Ты же раньше говорила, что убогое жилье папашке на службе дали за удачную работу, – выпала из роли ласковой доченьки Ксения. – Когда ты врешь? Сейчас? Или прежде постоянно лгала?
Ирина вздрогнула, но нашлась, что сказать:
– Ты меня неправильно поняла. Папе за старательность разрешили кооператив купить. В советские годы нельзя было как сейчас: захотел жилье? Деньги нашел и приобрел.
– Ксения родилась в середине девяностых, – напомнила я, – страна уже другой была.
– Квартиру мы до появления дочки на свет спроворили, – мигом солгала Ирина.
Я сделала вид, что верю ей.
– Наверное, нелегко в те годы было жилище приобрести? Кто же вам денег одолжил? Кредиты тогда гражданам не давали.
– Софья Михайловна дала, Арина разозлилась, – ляпнула Ирка и тут же захлопнула рот.
– Арина? Это кто такая? – спросила я.
– Женщина, – последовал ответ.
– Ясный перец, не мужчина! Расскажи про Арину! – велела Ксения.
– Ты же спрашивала про родственников, – заныла Ира. – Арина – девка из исполкома, я ей взятку дала, она список подделала, вот мы и стали первыми в очереди.
– Очередь? – насупилась дочь. – Ты же песню пела про кооператив!
– Так и на него запись была, – вывернулась Ира, – что вы пристали, мне надо уходить.
– Куда? – строго осведомилась Ксения. – Кстати, а почему ты дома?
– Хватит приставать, – заорала мать, – отстаньте! Привязались. Заболела я! К врачу мне надо. Вот. Все.
Старшая Королева вскочила и поспешила в прихожую.
– Ма, погоди, – бросилась за ней Ксюша.
Раздался хлопок двери.
– Удрала, – сердито пояснила моя напарница, возвращаясь в кухню, – куртку схватила и, не надев ее, на лестницу выскочила.
– Похоже, наш разговор случайно задел болевую точку, – заметила я, – квартира! Вопрос о том, где Королевы жили до переезда сюда, оказался крайне болезненным для Ирины.
– Следовало за ней пойти и вытрясти правду, – пробурчала Ксения.
– Ирина не желает откровенничать, а затевать скандал на улице не стоит, – вздохнула я. – Уж извини, я хочу спать. Хорошо понимаю, что мы участвуем в эксперименте, постоянно уступаю тебе, но, может, и ты пойдешь мне навстречу? Давай отдохнем, выспимся.
– Хорошо, – согласилась Ксюша, – только насчет выспимся ты ошибаешься. В шесть утра вскочат Ирка, бабка, проснется Лерка, они начнут греметь, орать. В нашей халупе не покайфовать до полудня под одеялом.
* * *
– Даша, – заорал кто-то над моим ухом.
От неожиданности я резко села и увидела Ксюшу.
– Полвосьмого, – сказала она, – прикинь, дома никого, кроме папахена, нет. Все уперлись. Ты слышала, как они собирались?
