И видимо я следовала этому дурацкому совету, прежде чем завалиться на диван, да еще как следовала! “Хорошо что весна, не дачный сезон и поблизости нет ни души, — порадовалась я. — Если только эти вопли не долетели до клуба. Будем надеяться, что не долетели, иначе страшно подумать, что сейчас будет.”
Сделав над собой усилие, я встала с дивана и неровной поступью пошла по холлу, подбирая подушки и укладывая их на место. Когда относительный порядок был наведен, я открыла окно, выходящее в подразумеваемый сад, и выбросила в него пустые бутылки. После этого собралась с духом и отправилась на дело.
Отправилась на дело — просто сказать, но как нелегко было это сделать. Голова была ясна, но руки и ноги частично вышли из-под ее контроля. Они сами знали куда им надо и знали так хорошо, что я долго не могла убедить их в целесообразности своих намерений. По лестнице поднималась как настоящая скалолазка. Клянусь, покорители Эвереста не испытывали тех проблем, с которыми столкнулась я. Одно утешение: полное отсутствие страха. Могла бы схватиться с разъяренным тигром или стаей волков, только дайте мне добраться до них и устоять на ногах.
В таком состоянии добралась я до второго этажа и, не обнаружив там ни волков ни тигров, упала замертво. Точнее, упало мое тело, голова же была вся в работе, мысли множились, как кролики на воле, причем работали только в оптимистичном направлении, столь характерном для моей кондиции.
“Ни хрена! — думала я. — Прорвемся! И не в такие атаки ходили. Главное добраться до подвала, там прохладно, там оживу и уж тогда-то выведу всех сволочей на чистую воду.”
Далась же мне эта вода. В тот момент “далась”, потому что мысль последняя окрылила с такой силой, что я вскочила и по стенкам, по стенкам побрела на поиски потайного хода.
Радуясь, что уже прекрасно ориентируюсь в этом бескрайнем доме, я нашла комнату с полками, выбросила книги на пол, нащупала кнопку, нажала и, ухватившись за полку, уехала с ней в сторону.
Просто поразительно как хорошо работала моя голова. Я решилась на такой эксперимент, на который ни за что не решилась бы в трезвом состоянии. Поскольку уже было установлено (поразительно, я это помнила!), что при выключенном свете потайная дверь закрывается автоматически, я захотела знать, можно ли с помощью имеющейся у меня связки ключей попасть обратно в дом из коридора, ведущего к лифту.
Но для начала я, радуясь что не надо преодолевать длинные дистанции, включила свет, тщательно изучила стены коридора и дверь. На двери я обнаружила замок, а на правой стене панель с кнопками. Путем обычного нажатия, установила, что одна кнопка вызывает лифт, вторая включает и выключает свет в лифте, третья управляет освещением в коридоре.
Похвалив бережливость Мазика, я вернулась к выходу, выключила свет при помощи обычного выключателя, вошла в коридор, дождалась когда автоматически закроется дверь и наощупь нашла панель. Нажала на кнопку, свет в коридоре загорелся и впервые мне стало жутковато.
“Или опасно трезвею, — подумала я, — или у меня клаустрофобия.”
Впрочем, бояться действительно было чего. Если бы ключи не справились с замком, выбираться опять пришлось бы через подвал. Трудности уже знакомые и в том состоянии, в котором я пребывала, непреодолимые. Примерить ключ к замку, не законопачивая себя в коридоре, я не догадалась. На тот момент такое простое и очевидное решение показалось бы мне вершиной гениальности, поэтому я, как истинно русский человек, выбрала самый сложный и недоступный путь.
Но отнимая разум, Бог посылает возможность существовать без него. Мне повезло, и один из ключей подошел, дверь открылась, а вместе с ней уехала и полка с книгами. Вернув полку на место, я успокоилась и взялась за лифт. Там тоже все было не просто. Лифт имел свою панель. Ряд кнопочек на ней ставил меня перед выбором, к которому я не была готова. Пришлось нажимать. Лифт дернулся, поехал, и вскоре остановился. Дверцы раздвинулись, и я оказалась в том подвале, где сидела, дрожа от страха перед амбалами в горе пластиковых коробок. На этот раз там было дежурное освещение, и я увидела, что гора коробок перекочевала в другой угол и стала значительно больше.
Но дежурное освещение не устраивало меня. Я нашла выключатель, включила свет и тут же выяснила, что в этой комнате не две двери, как мне казалось раньше, а три. И все закрыты. Одна, я уже знала, ведет на улицу. Вторая в комнату с трубой, а вот куда ведет третья дверь, предстояло выяснить, но больше меня интересовала комната с трубой. Там я уже все потрогала, теперь хотелось увидеть.
И я увидела. Ничего особенного. Большое помещение для разделки мяса, со всеми необходимыми приспособлениями, из которых больше всего меня впечатлила доска, с коллекцией ножей и топоров.
Заглянула я и в трубу. И ужаснулась. Не удивительно, что я была вся в крови. Труба явно служила для транспортировки туш животных. Именно поэтому не было предусмотрено обратной связи. Туши поступали только вниз, потом разделывались, часть из них скорей всего превращалась в фарш, остальное, видимо, шло на кухню. Тут же стояло устройство, поразившее меня своими размерами. Это было нечто, сильно похожее на электромясорубку, только значительно внушительней и крупней. Несколько холодильников, стол, обитый жестью, и две тачки, для перевозки крупногабаритных вещей, дополняли антураж помещения.
Дверь, ведущую на улицу, я открывать не решилась и перешла к третьей, незнакомой двери. За ней были складские помещения, освещенные тусклым дежурным светом. Громадные холодильные камеры, горы коробок, стоящие за решетчатыми стенами, какие-то ящики и двери, двери…
Моя связка ключей была бессильна на этой территории. Не открылась ни одна дверь. Нет одна дверь все же открылась, точнее она уже была открыта. Побродив по закоулкам я прошла в конец коридора и обнаружила эту дверь. Оттуда пробивался яркий свет. Заглянув в щелку, я поняла: дальше идти опасно.
Но, вдохновленная парами алкоголя, я пошла. То, что я вторглась в пространство клуба, было очевидно. И чем дальше углублялась я в это пространство, тем очевиднее это становилось. Запах стоял такой, что надо мной тут же нависла угроза захлебнуться собственной слюной. Не могу передать, какой прорезался у меня аппетит. В таком состоянии я готова была на любые крайности. Забыла сказать, что я уже была далеко не одна. Время от времени появлялись люди в белых колпаках, белых халатах и передниках. Должно быть я шустро успевала прятаться за коробками, потому что добралась до самой кухни, и меня никто не заметил.
Дальше идти не решилась. Там варилось, жарилось, шипело и скворчало, а я сидела со своими жалобно воющими кишками за ящиками с боржомом и страдала. И дождалась. Толстая тетка прошагала мимо меня, открыла соседнюю дверь, и на меня пахнуло запахом колбас. Тут я не выдержала, шмыгнула следом за ней, схватила кольцо колбасы и бежать.
Вернувшись к лифту, я подкрепилась колбасой и почувствовала себя значительно лучше. Можно было продолжить экскурсию. Я нажала на следующую кнопку, и лифт поехал вниз. Когда дверцы раскрылись, я увидела длинный узкий коридор с все тем же тусклым дежурным освещением. Освещение говорило о том, что вряд ли я здесь с кем-нибудь столкнусь.
Я рискнула покинуть лифт и не пожалела об этом. В стенах коридора тоже были двери, много дверей. Моим ключам пришлось изрядно поработать. Довольно быстро я открыла первую дверь. Там была прекрасно оборудованная лаборатория. Масса компьютеров, приборов, неизвестного мне назначения, холодильники, дорогая химическая посуда, какие-то ванночки.
Вторая комната отличалась от первой, но лишь количеством приборов: их было значительно больше.
“Сколько же Мазик ввалил сюда денежек? — подумала я, открывая третью дверь. — Солидные институты и близкие к ним учреждения могли бы позавидовать такому качеству и обилию.”
В соседней комнате находилась сложная упаковочная линия, говорящая о том, что здесь существует некое подпольное производство, но производство чего? Мне очень хотелось знать.
Долго я бродила по комнатам, с интересом рассматривая диковинное оборудование, но ответа не получала, зато вопросы множились катастрофически. Так я дошла до последней двери.
Это был кабинет, очень маленький по размерам, но сразу чувствовалось, что сидит здесь кто-то очень важный, тот, кто заправляет всеми таинственными приборами. В двух шагах от двери стоял широкий стол, на нем прекрасный компьютер и стопка журналов, на которую опирался фотопортрет мужчины. Под столом — женские тапочки удивительно маленького размера. Рядом на вешалке — белый халат и шапочка. В углу небольшой сейф, к которому не подошел ни один из имеющихся у меня ключей.
Я села за стол и первым делом заинтересовалась журналами. В них были записи, не говорящие мне ни о чем. Длинные колонки цифр, сопровождающиеся чрезмерно научными комментариями. Из всего этого я сумела сделать лишь один вывод: возможно речь идет о чем-то, имеющем отношение к фармацевтике.
