Потом Лена внезапно начала зарабатывать, а у Павла никак не шел бизнес… Одним словом, отношения у них совсем зашли в тупик. Но о разводе они не заговаривали. Федуловых по-прежнему многое связывало, только это была не духовная общность, а материальная. Квартира, дача, а главное, Никитка, которого и отец, и мать обожали без памяти. Ради сына, собственно говоря, они и жили вместе…
Лена включила мотор и поехала в ГУМ. Неожиданно простая мысль пришла ей в голову. Павел – отличный муж, заботливый отец, добрый семьянин. Ни разу Леночка не видела его пьяным, он абсолютно неконфликтен, всегда в хорошем настроении, а когда она неожиданно перетащила свою кровать в другую комнату, разрушив супружескую спальню, ничего не сказал, словно не заметил… Так чего ей еще надо? К тому же Павел изо всех сил старается заработать, просто ему пока не везет. Значит, решено, сегодня же кровать возвращается в общую спальню. В браке случаются кризисы, и слава богу, что Павел повел себя умно. Он, наверное, надеялся на то, что жена поймет свою ошибку. Леночке стало совсем гадко, когда она поняла, что благородство души продемонстрировал неотесанный муж, а не она, утонченная художница… Полная раскаяния, Лена вошла в ГУМ, купила в ювелирном отделе золотой браслет с пластинкой, выгравировала на ней надпись: «Любимому, единственному Павлу от жены Лены» – и помчалась домой перетаскивать назад кровать.
– Погоди, погоди, – влезла я, – что ты путаешь! Говоришь, она в Родионе разочаровалась, а фото-то сделано на днях.
– Так ты не дослушала, – пояснила Нелли, – этот гадкий альфонсишко начал буквально преследовать Ленку. Звонил, умолял о свидании…
Лена встретилась с бывшим любовником, тот принялся петь ей о чувствах… Но Федулова только смеялась. Родя говорил:
– Она все придумала, я актер…
Но Лена качала головой:
– Дорогой, здесь у тебя вышел облом, ищи другой объект.
Тогда Родион сменил тактику. Как он узнавал Леночкины планы, оставалось загадкой. Но стоило художнице прийти на выставку, фуршет или презентацию, первым, кого она там видела, был Родя, шедший навстречу с широкой улыбкой на лице.
– Ей-богу, – ухмыльнулась Нелли, – кабы не знать, чем мужик зарабатывает себе на хлеб с икрой, поверишь в неземную любовь, он кружил вокруг Ленки, словно коршун над добычей. И тогда в «Митико» мы прямо обалдели, когда его увидели, сидит в холле, курит. Ну откуда он вызнал, что мы в салон собираемся!
– Еще раз скажи, как называется его театр?
– «Сирано», – ответила Нелли, – расположен на Фестивальной улице, извини, дом не знаю. Только ехать тебе туда не надо.
– Почему? – спросила я, вставая.
– Он не способен никого убить, – спокойно пояснила Королева, – характер не тот, студень, а не мужик.
Я пошла к двери. А вот тут, дорогая, ты, несмотря на весь свой ум, ошибаешься. Холодцом тоже можно убить, если заставить человека съесть разом десять килограммов.
На Фестивальную улицу я принеслась в полуобмороке и начала расспрашивать аборигенов о «Сирано». Но никто: ни тетка с коляской, ни молодая пара, ни старушка, тащившая огромную капусту, – не смогли ничего мне сказать об этом коллективе. Не пролили на свет ситуацию и лоточники. Хлебом торговала украинка, «ангорскими кофтами» молдаванка, а возле ящиков с мандаринами прыгало в слишком тонких для нынешнего морозного ноября ботинках «лицо кавказской национальности». В полном отчаянии я вошла в небольшой магазинчик, торгующий колбасой, и безнадежно спросила:
– Девочки, тут где-то есть театр «Сирано»!
– А за углом, – небрежно проронила рыжая девица, – со двора войдите, там вывеска есть и касса ихняя.
Обрадовавшись, я полетела в указанном направлении и ткнулась носом в красивую белую дверь с золотой ручкой. «Сирано» – значилось на медной табличке, начищенной до невероятного блеска.
Я толкнула неожиданно легкую дверь и очутилась перед довольно крутой лестницей, застеленной ярко-желтой дорожкой. Ступеньки вели вниз, очевидно, устроители театра переделали под нужды сцены подвал. Я пошла по лестнице и уперлась в стол, за которым сидела дама без возраста. Взглянешь слева – ей двадцать, зайдешь справа – все сорок.
– Слушаю вас, – расплылась в улыбке дама.
– Я никогда не была здесь…
– Это легко исправить, спектакль, правда, уже пять минут как начался, но можно тихонько войти.
– А билет?
– Сто рублей, – ответила кассирша и, взяв у меня ассигнацию, протянула кусок синей бумаги, на котором стоял штамп «Билет. «Сирано».
– Но здесь нет ни номера ряда, ни места…
– Идите, сядете на свободное кресло. Программку не желаете?
Отдав еще двадцать пять целковых, я стала обладательницей тоненького листочка, отпечатанного, очевидно, на ксероксе. Владимир Нилов «Городской роман».
Ни имя автора, ни название пьесы ни о чем мне не говорили. Подталкиваемая любезной кассиршей, я вступила в крохотный, наполовину пустой зальчик и плюхнулась в ближайшее кресло.
На ярко освещенной сцене вовсю шло действие.
– Он ответит за это, – патетически восклицал тучный парень, удивительно похожий на актера, рекламирующего пиво «Толстяк», – он должен умереть!
– Нет, – взвизгнула девица с вытравленными до белизны прядями, – нет!
– Да, – настаивал жиртрест – и тогда мы станем свободны, – Монте-Кристо, иди сюда.
Услыхав знакомую кличку, я чуть не свалилась на пол и во все глаза уставилась на подмостки. Из левой кулисы вышел рослый, картинно красивый блондин.
– Ну, решились? – спросил он фальшиво-бодрым тоном, но мне было наплевать на его отвратительную игру. Круг замкнулся, я нашла негодяя, мерзавца и подонка. Но действовать дальше одной было опасно.
Стараясь не шуметь, я вышла из зала.
– Не понравилось! – воскликнула кассирша и быстро добавила: – Мы не возвращаем деньги!
– Нет-нет, все очень мило, – поспешила я успокоить ее, – только у меня астма, а в зале жутко душно…
– Да, – протянула администраторша, – с вентиляцией и впрямь беда!
Я вздохнула и спросила:
– А сколько еще будет длиться представление?
Дама глянула на огромные круглые часы, висевшие на стене:
– Спектакль идет три часа пятнадцать минут, с двумя антрактами…
– Он ведь только начался?
– Да.
– А вы видели вещь?
– Конечно, – засмеялась тетка, – очень интересная, прямо захватывающая…
– Там есть такой Монте-Кристо, – уточнила я, разворачивая программку, – э-э, Родион Кирсанов… Не знаете, он во всем спектакле занят? А то иногда «убьют» в первом акте, и артист домой бежит.
– Нет, – улыбнулась дама, – у Роди в этом спектакле много выходов, и в финальной сцене он занят, а почему вы интересуетесь?
Я сделала круглые глаза и, старательно изображая идиотку, засюсюкала:
– Хорош невероятно, просто шоколадка. У меня тут в соседнем доме подружка живет, дама незамужняя, большая любительница мужского пола, вот хочу ей показать, какие красавцы бывают! Если минут через сорок приведу ее, продадите билет?
– Конечно, – затараторила служительница Мельпомены, – обязательно, без проблем.
Мило улыбаясь, я вышла на улицу и сломя голову понеслась домой. Олег, вот кто мне нужен. Хорошо еще, что мы живем в двух шагах от Фестивальной, можно сказать, повезло, а то бы пришлось объясняться по плохо работающему телефону.
Муж полусидел в кровати, читая газету «Скандалы».
– Пришла? – нахмурился он. – Значит, не послушалась, отправилась наперекор мне носиться по городу! Отвратительно, имей в виду…
– Слышь, Олег, – прервала я его, – дело об убийстве Федуловой Лены у кого в производстве?
– Сколько раз просил, – завел муженек, – заметь, по-хорошему, ласково, не лезь в мои дела, не суй…
– Убийцу зовут Родион Кирсанов, – прервала я стоны супруга, – работает в театре «Сирано» актером, сейчас играет спектакль, если поторопитесь, успеете его взять, это в двух шагах от нас, в подвале, за магазином «Деликатесы».
Куприна словно ветром смело с ложа.
– Блин! – заорал он, путаясь в платке, упавшем с поясницы.
Вместе с шерстяной шалью на пол свалились вощеная бумага и куски ваты, в воздухе мигом повис резкий запах дешевой водки. Забыв про радикулит, муж схватил телефоны – домашний и сотовый – и принялся одновременно орать в обе трубки, пересыпая речь не совсем парламентскими выражениями.
Через десять минут он натянул на себя куртку и дернул дверь, я рванулась за ним.
– Разворот через левое плечо, – скомандовал муженек, – приказываю идти в спальню.
– Фиг тебе, – обозлилась я, – во-первых, я нашла убийцу, а во-вторых, являюсь главным свидетелем, это с меня требовали полмиллиона баксов за жизнь Кристины.
– При чем тут Кристя? – разинул рот мой майор.
– Побежали, – велела я, – на ходу объясню.
– Вы куда? – поинтересовался Аким, высовываясь из комнаты. – Ночь на дворе, скоро девять, пора спать ложиться. Эй, Олег, ты отца не слушаешь?
