Дороти Кэннелл - Хрупкая женщина

Роуленда его ехидство не убедило.

– Какой прок от этих уловок, если вы с Элли находитесь под одной крышей с маньяком?

– Думаю, какой-то прок всё же есть.

Я взяла Бена под руку и почувствовала, что теперь могу противостоять целой армии убийц. Довольно сбивчиво я рассказала о Доркас, начав с красной надписи на холодильнике и разговора с ней самой и закончив найденной запиской. А потом почему-то упомянула о надувных нарукавниках тёти Сибил.

Из трубки Роуленда вырвался клуб дыма.

– Не нравится мне всё это, – пропыхтел он.

– Дело в том, – Бен потёр лоб, – что взрослые женщины имеют право приходить и уходить, когда им вздумается. Это изобилие прощальных записок меня тоже беспокоит, но разве захочет полиция проверять, всё ли в порядке с Доркас и тётей Сибил? Мы даже не можем подсказать, где следует искать.

– Скорее всего, они воспользовались общественным транспортом, – викарий наклонился и выбил трубку в пепельницу. – Ладно. У меня есть знакомые на железнодорожном вокзале и автобусной станции, и я наведу справки прямо сейчас. Рыжие волосы вашей Доркас весьма приметны, да и мисс Грантэм, которая редко покидала дом, трудно не запомнить. Жителей здесь мало, так что уверен – какие-нибудь сведения я раздобуду.

– Спасибо, – хором отозвались мы с Беном.

Мне было всё равно, какие секреты Доркас утаивает от меня. Мне было всё равно, кто она и что. Доркас моя подруга, и я хотела, чтобы она поскорее вернулась. Мне не терпелось сказать ей, что она значит для меня.

– И прошу вас, Бен, не позволяйте сегодня Элли спать одной, – предупредил Роуленд.

Бен красноречиво вздёрнул чёрные брови.

– Преподобный, вы меня вгоняете в краску! – он весело улыбнулся. – Простите, не сумел удержаться. У нас от этого напряжения не совсем в порядке с головой. Если мы не можем принять соответствующих контрмер, так это только потому, что не понимаем, что происходит. Будет ли вам спокойнее, если мы дадим обещание просидеть всю ночь, не смыкая глаз, в обществе друг друга? Завтра гости разъедутся по домам, а через несколько дней истекут шесть месяцев.

– А что будет дальше, – я с надеждой посмотрела на Роуленда, – зависит от того, что вы выяснили об Абигайль Грантэм. Расскажите нам. Как она умерла?

– Она не умерла.

Мы с Беном ошарашено уставились на него.

– По крайней мере, не в тот день, что считается днём её смерти. По моим сведениям, Абигайль Грантэм дожила до глубокой старости, но не вместе со своим мужем и сыном.

– А как же похороны?! – я никак не могла переварить эту новость. – Ведь дядюшка Мерлин просил, чтобы его похороны в точности повторяли похороны его матери. Тогда нам показалось это каким-то жутким, отдающим средневековьем капризом: лошади и повозка, которая, раскачиваясь, едет сквозь мглу по прибрежной дороге.

– Да, – глаза Бена сузились, я почувствовала, как дрожь передалась от его пальцев моим.

В комнате стояла гробовая тишина, если не считать барабанящего по стеклу дождя и шелеста штор, которые то вздымались, то опадали под потоком воздуха. Роуленд явно наслаждался ролью рассказчика.

– Похороны были, – согласился он, упиваясь нашим явным нетерпением. – Но не тела. Элли, в каком-то смысле вы оказались правы в отношении Артура Грантэма. Этот человек был худшим проявлением христианской морали: ханжа, мстительный лицемер. Но убийцей Артур Грантэм не был. Траурная церемония являлась символическим изгнанием зла. Абигайль не умерла в прямом смысле, но супруг уже обрёк её на адские муки. Артур застал жену в компрометирующем, по его мнению, положении с молодым художником, который писал её портрет. По-моему, его звали Майлз Биддл. Для Артура Грантэма Абигайль с этой минуты была мертва. Чтобы доказать это, он похоронил её душу, но не тело. Полагаю, он испытывал потребность в этом жутковатом ритуале, чтобы успокоить уязвлённую гордость.

– А как его гордость вынесла пересуды соседей? Разговоры о том, что жена предпочла другого мужчину? – спросила я.

– Артуру удалось провернуть всё так, что о скандале никто не узнал. Похороны служили иной цели. Вместо того, чтобы всю оставшуюся жизнь служить объектом сочувствия и, возможно, насмешек, он стал вдовцом. Слухи, конечно, пошли, но Грантэм подкупил доктора и могильщика, которые подтвердили, что его жена скоропостижно скончалась.

– В каком-то смысле он не лгал, – задумчиво отозвался Бен. – Докторам и могильщикам в те времена платили мало, поэтому ради кругленькой суммы они готовы были держать рот на замке. Вероятно, они даже переусердствовали в своём молчании, и их неразговорчивость послужила пищей для слухов.

– А тогдашний викарий? – я подтянула плед повыше. – Он тоже участвовал в этом обмане?

– Да, – Роуленд снова чиркнул спичкой. – Преподобный Джеффри Хемпстед получил щедрый подарок – витраж на южной стене церкви. Вы его ещё увидите, это настоящий шедевр. Полагаю, преподобный Хемпстед считал, что Артур Грантэм совершенно справедливо изгнал из дома жену. Помнится, я говорил вам, Элли, что нашёл несколько проповедей мистера Хемпстеда; в одной он осуждал ребёнка, укравшего цветы, а другой бичевал прелюбодеяние женщин. Не знаю, имел ли он в виду Абигайль, но, очевидно, Хемпстед придерживался крайне суровых взглядов. Наверное, он даже похвалил безжалостность Артура, благоприятно отозвавшись о том решении, с каким грешницу удалили из жизни мужа и малолетнего сына. По моему мнению, разница между этими двумя людьми состояла в том, что Хемпстед не лицемерил. Его совесть судила его собственную душу так же безжалостно, как и души прихожан. Он не смог заставить себя подделать приходскую книгу, сделав в ней запись о смерти Абигайль, и написал письмо епископу с признанием своей мирской алчности. Я обнаружил и ответ, где его осуждали за участие в ложных похоронах. Все подробности здесь. Епископ рассуждает о них весьма пространно.

– Забавно, – я поёжилась. – Мы начали с похорон дядюшки Мерлина, и ими же заканчиваем. Круг замкнулся, – я подняла глаза на мужчин. – Если Абигайль Грантэм нет в гробу, тогда, мне кажется, нетрудно догадаться, что там покоится. Упомянутый в завещании клад в данном случае оказался похороненным вполне буквально.

Мы нашли сокровище Абигайль! Роуленд испытывал некоторые колебания, прежде чем вскрыть гробницу без разрешения епископа, но он был одержим любопытством не меньше нашего. Помешкав, викарий отправился в склеп вместе с нами. В гробу мы обнаружили аккуратно сложенные вещи Абигайль: одежду, далеко не роскошную и немногочисленную, бумажного воздушного змея, шкатулку для швейных принадлежностей, расчёски и гребни. А также чудовищное свидетельство безжалостности Артура Грантэма – жалкий маленький скелетик и коричневый кожаный ошейник.

– Он убил её собаку, того самого злобного мопса, что на портрете, – я ухватилась за гроб. – Неудивительно, что Мерлин никогда не заводил в доме животных.

– Теперь мы знаем, почему он сторонился людей, – Бен достал конверт, запрятанный под одежду. – Девятилетнему мальчику нелегко было пережить всё это – изгнание матери, мнимые похороны, убийство собаки.

– Я всё же лелею надежду, что отец не открыл Мерлину правды, – сказал Роуленд, задумчиво глядя на груду костей.

– Лелейте, лелейте! – мрачно буркнул Бен. – Старина Артур наверняка с удовольствием поведал сыну, что Абигайль получила по заслугам. Будем благодарны, что Мерлину удалось сохранить портрет матери и её записи.

– Господи, прошептала я. – Я как раз собиралась тебе кое-что сообщить! Но давай по порядку. Что в конверте? Пожалуйста, открой его.

– Похоже на церемонию вручения «Оскара», – съязвил Бен, но я заметила, как подрагивали его руки, когда он доставал из конверта единственный лист бумаги.

Дорогая миссис Грантэм, вы, наверное, перевели немало яиц, чтобы довести до совершенства свой рецепт. Мой повар в восторге. Он говорит, что наш дом обрёл новое сокровище, поэтому я надеюсь, вы примете кое-что из нашего старья: безделушку, подаренную Елизавете Филиппом Испанским. Её Величество вручила эту вещицу одной из моих прародительниц, тоже фрейлине, поскольку была обижена на Филиппа. Благодарю вас за чай и приятную беседу.

Лора Уоллингфорд-Чейз.

– О, – вздохнула я, – как всё оказывается просто, когда находится объяснение.

– Неплохо бы узнать, – Бен кивнул в сторону Роуленда и ехидно добавил: – Только не говорите мне, дружище, что вы ничего не понимаете. Поведай ему правду, Элли, выведи нашего викария из затруднения, а заодно и меня.

– Ты уверен, что я не наскучу вам обоим? Хорошо, сначала о рецепте. Речь идёт о знаменитом «непотопляемом» суфле. Бен, только не впадай в экстаз…

– Скорее в панику. Ты уверена, что это открытие мирового значения всё ещё существует и находится в…