— Нет, не поэтому! — Шурик тоже повысил тон. Секретарша, привыкшая к тому, что в кабинете начальства иногда кричат, и не думала вмешиваться.
— А почему?
— Да не почему! — совсем запутался Шурик.
— Перестань хамить, а то я и вправду пристрелю тебя! — проговорила Виктория.
— Восхитительно! — Шурик почувствовал, что противник в замешательстве и перешел в наступление, — Человек, безоговорочно выкладывающий за чистоту собственной репутации двадцать тысяч долларов, собирается пристрелить честного гражданина прямо у себя в кабинете!
Что он говорит?! Что он делает?! Известие о том, что Шурик знает о шантажисте, явно утвердило Викторию в её намерениях.
— Это уже не твоё дело! — нервно улыбнулась она, — Не переживай, твоя смерть никак не отразится на моей карьере!
И тут мое воображение зачем-то подкинуло мне следующий вариант дальнейшего развития событий.
Виктория зло щурится, сжимает пистолет обеими руками и хладнокровно нажимает на курок. Шурик мягко оседает обратно в кресло, охая и хватаясь за грудь. С уголка его губ вытекает алая струйка. «Убили! Убили!» — шепчу я, но, не в силах пошевелиться, продолжаю прятаться в этом проклятом шкафу. Виктория спокойно сдергивает штору с окна (наконец-то я поняла, почему в её кабинете не висят жалюзи) и накрывает ею труп. После чего делает несколько звонков и, деловито поплевав на пальцы, размазывает себе тушь под глазами. Через несколько минут приезжает Скорая Помощь.
— Ужасный несчастный случай! — вздыхает Виктория, протягивая коротенькому врачу с длинными рыжими усами денежные купюры, вытаскивая их из сумочки по одной.
— Ужасный! — соглашается врач.
Тело увозят.
— Я даже не представляю, как мне дальше жить! Он умер от инфаркта прямо на моих глазах, прямо в моём кабинете! — сладко шепчет Виктория появившемуся тут же милиционеру невероятно огромного роста. Тот прижимает рыдающую Силенскую к груди, страстно вздыхает и, бешено вращая зрачками, бубнит что-то о соболезнованиях.
— Он пытался нанести вред моему ребенку, я должна была обороняться! — пафосно заявляет Вика осуждающе качающему головой ангелу с фотоаппаратом, залетевшему в кабинет сквозь форточку незашторенного окна.
Ангел фотографирует Силенскую и угрожающе заявляет.
— Теперь у меня есть, с чем выступить против вас на страшном суде, девушка!
— Пятьдесят тысяч долларов вас устроят? — вскидывает брови Виктория.
«Нет! Нет! Нет!» — мысленно закричала я, мотая головой. «Я не собираюсь отдавать своё сознание всякой чуши!» «Этого не будет!» — приказала я мирозданию, вспомнив о своем пророческом даре. Оно и не думало подчиняться.
— Итак, ты скажешь мне, где плёнка? — Виктория сощурилась и взялась обеими руками за пистолет. Без сомнения всё это происходило уже в реальности.
Я подумала о тяжком бремени дара и покрылась холодным потом.
— Не могу сказать, — начал говорить Шурик.
В этот момент я не выдержала.
— Нет! Нет! Нет! — вслух закричала я и выпрыгнула из шкафа.
От испуга и неожиданности Виктория нажала на курок. Шурик охнул и мягко осел обратно в кресло, прижав руку к груди. Дальнейшие события я видела, как во сне.
— Он не шантажист! — орала я, забирая из рук бледной Виктории пистолет, — Он всю ночь просидел на работе! Я проверяла! Он мой муж! Бывший муж!
— Это правда! — громко подтверждал Шурик, не отрывая руку от ставшего вдруг темно-красным пиджака.
— Врача! Скорее врача! — кричала Виктория, распахивая дверь кабинета, — Скорее врача! — повторяла она в аппарат внутренней связи и даже, для верности, в форточку.
Виктория сорвала с окна штору и пыталась перевязать ею рану Шурика.
— Со мной всё в порядке, не беспокойся, любимая, — голосом умирающего шептал Шурик и я, понимая, что реплика обращена не ко мне, в сотый раз порывалась обидеться и уйти, но оставалась, осознавая собственную необходимость здесь. Окончательно убедившись, что бывший муж жив, а значит, моё воображение ошиблось в своем пророчестве, я подняла голову к потолку и вдруг, совершенно неожиданно для самой себя, по-цирковому воскликнула «Оп-п!» и поклонилась, констатируя таким образом пространству свою локальную победу над мирозданием.
— Хорошо, что Скорая сейчас приедет, отвезем тебя к психиатру, — отреагировала на моё поведение Виктория и снова склонилась над Шуриком.
— Не, ну вас даже на полдня нельзя оставить одних! — громко выкрикнул, появившийся в дверях Жорик.
— Ты?! — выкрикнула я, — Вернулся?!
Не вполне понимая, что делаю, я бросилась ему на шею и зарыдала.
— Зачем было вызывать Скорую, когда у самих полный таксопарк? — как обычно попытался всё рационализировать бывший опер.
Одной рукой опер гладил меня по волосам, другой пытался оттащить рыдающую Викторию от раненого Шурика. Скорая помощь приехала на удивление быстро. Коротенький врач с длинными рыжими усами (всё-таки моё воображение внесло свою лепту в происходящие события) замер на пороге и без лишних разговоров приказал санитарам погрузить всех нас в машину. Никто не сопротивлялся.
— Запри кабинет на ключ! — зачем-то сказал Жорик Виктории. Та не стала вдаваться в подробности и подчинилась. Если бы опер сейчас приказал ей выкинуться из окна, она, наверное, тоже бы повиновалась.
— Ой, а куда мне девать Форд? — растерянно спросила я.
— Оставь тут под офисом, ничего с ним не случится, — быстро ответил Жорик, помогая мне залезть в Скорую Помощь.
По дороге в больницу врач, прежде всего, попытался вколоть мне и Вике успокоительное. Мы запротестовали, пообещав взять себя в руки. Я удивилась, как вдруг стало тихо, когда мы обе постарались подтвердить обещание действием. После этого врач дружески похлопал Шурика по плечу, отчего тот скорчил болезненную гримасу и потерял сознание.
— Надо же! — удивленно воскликнул медик, — Я подбодрить хотел, а он…Может, не ел ничего? А может и крови много потерял…Кто его знает!
После этого врач туже затянул на Шурике Викину штору, нацарапал что-то на выдранном из блокнота листике и вручил его Жорику.
— Это нужно купить немедленно, — сообщил он оперу.
— Я! Я куплю! — хором закричали мы с Викторией, выхватывая у Жорика листик.
Врач недовольно зыркнул на нас глазами, отобрал у опера листочек и вписал туда еще пару позиций.
— А это купите для дам, — пояснил он Жорику, — Лечит нервы навсегда, — загадочно охарактеризовал он выписанное лекарство.
— Рана опасная? — наконец обрела способность здраво мыслить Виктория.
— Нет, — с явным сожалением изрек врач, — Ничего интересного. Но, в любом случае, ранение огнестрельное, значит, милицию вызвать придётся.
Мы с Викой быстро переглянулись. Виктория уже полезла в сумочку.
— Нет надобности, — Жорик профессиональным жестом предъявил удостоверение, — Дело под контролем.
Врач заметно погрустнел и, размотав штору, принялся озабоченно разглядывать Шурика.
— Пуля прошла навылет. Задела только мягкие ткани. Кто так стреляет?! Не рана, а так, царапина.
— Болит! — сообщил пришедший в себя Шурик.
Жорик тоже склонился над раненым.
— Ничего, дружище, пройдёт. Тебе попали в плечо. Это не опасно.
Выяснилось, что, несмотря на лёгкость ранения, Шурику всё-таки придется с недельку проваляться на больничной койке.
— Чёрт! — выругался Шурик, — Мне завтра надо на работу!
— Зато выспишься! — наперебой подбадривали раненого мы.
В больнице Виктория проявила себя совершенно с неожиданной стороны. Оставив нас с Жориком ожидать на лестнице, она сразу же отправилась к главврачу и принялась договариваться.
Жорик озабоченно убрал прядь волос с моих глаз и заглянул мне в лицо. Я никак не могла остановить слезы.
— Что случилось-то? — спросил он, наконец.
— Я думала, ты уехал навсегда, — невпопад сообщила я.
— Но я же не уехал. Чего реветь?
— Я не специально.
«Ну, конечно!» — уже бранилось моё подсознание, — «Он думает, что ничто другое, кроме его отъезда, расстроить меня не может»
— Кто стрелял? — снова спросил Жорик.
— Не я.
— Это радует. Ты бы попала в сердце.
— Почему ты так думаешь?
— Знаю на собственном опыте.
Я не могла не улыбнуться столь сомнительному комплименту.
— Ты разбила моё сердце, Катерина Кроль, — Жорик решил не оставить мне вариантов для разнотолков.
— Это на счастье, — зачем-то испортила всю романтику я, после чего уткнулась носом в плечо бывшему оперу и на одном дыхании проговорила, — Ты только не уезжай никуда, опер. Мне ругаться будет не с кем, и вообще…
Жорик крепко прижал меня к себе. Я слушала, как бьётся его оперское сердце, и впервые за долгое время чувствовала себя защищенной.
В этот момент на лестницу вышла Виктория.
