волнует?
– Не единственное, – вздохнула она, но послушно пошла куда-то в глубь квартиры, где, как полагал Радецкий, находилась спальня.
Надо же, полтора часа назад он собирался познакомиться с ее спальней, но, как говорится, человек предполагает, а бог располагает. Впрочем, в бога Радецкий не верил. Собралась Влада быстро, он даже удивился, потому что привык к тому, что жена всегда копалась, чем доводила его до изнеможения.
Самому ему, как в прошлом человеку военному, на сборы требовалось десять, максимум пятнадцать минут, и Владислава Громова уложилась в это же время, представ перед его очами в джинсах и уютной толстовке, с портпледом в руках, в котором, по всей вероятности, был упакован наряд на завтра, с небольшой дорожной сумкой, содержащей, видимо, всякие необходимые женщинам бутыльки и баночки, и очередной, теперь синей, сумкой дамской, в которую на глазах Радецкого деловито переложила свои разноцветные косметички.
– Так, еще корм и Бенины миски, – сказала она. – И я готова, Владимир Николаевич.
– Я впечатлен, – только и сказал он.
– Ну что вы, это только начало, – ответила Влада, и эти слова с намеком на кокетство давали понять, что она начинает отходить от испытанного ею при виде раненой домработницы шока. Уже хорошо.
Радецкий отобрал у нее сумку и портплед, на собаку она нацепила поводок, и та, уразумев, что они уходят из так напугавшего ее дома, перестала наконец трястись и скулить, а в нетерпении перебирала тонкими лапками, чтобы поскорее оказаться на улице.
– Так, Влада, я пойду первым, а потом вы, хорошо?
– Неужели вы думаете, что этот человек, кем бы они ни был, готов сегодня еще раз напасть? – удивилась она. – После той шумихи со светомузыкой, которую тут устроили «скорая» и полиция?
– Тут больше нет ни «скорой», ни полиции. Да и меня тут быть не должно. Это преступник вряд ли мог просчитать. И да, я считаю, что он может вернуться. Квартиру на сигнализацию не забудьте поставить.
– Разумеется, не забуду, – с достоинством в голосе сказала Влада.
Ее вещи Радецкий загрузил в багажник, сама она забралась на пассажирское сиденье, пристроив в ногах собаку. Пес теперь смотрел недоуменно, искренне не понимая, куда они едут, да еще и не в своем автомобиле.
– Может быть, заехать к ресторану, я заберу машину? – предложила Влада, когда он выехал за ворота. – Завтра с утра вам будет явно не до этого.
– Что мы будем делать завтра с утра, решим завтра с утра, – не терпящим возражений тоном ответил он. – Во-первых, ваши два коктейля никуда не выветрились за столь короткое время, равно как и адреналин в вашей крови. А во-вторых, я не собираюсь в половине одиннадцатого ночи следить за безопасностью двух машин на темной скользкой дороге. Поэтому сидите, пожалуйста, молча, если это возможно.
Дорога заняла полчаса, и за все это время Влада не проронила ни слова, как подозревал Радецкий, не потому, что обиделась, а потому, что на самом деле сильно устала от впечатлений сегодняшнего дня. Остановившись перед воротами, он набрал на телефоне комбинацию, открывающую их, а потом вторую, включающую свет на периметре участка и у дома. Хорошо, что снегопада нет, а то ворота пришлось бы откапывать, а тратить на это время совершенно не хочется.
– Приехали, – сказал он, заехав на участок и убедившись, что ворота с легким скрежетом закрываются за спиной, – вылезаем, Влада. Или вам помочь?
– Нет, спасибо, я сама. Задумалась что-то, – сказала она, нарушив неподвижность, которая начинала его пугать. – Я все пытаюсь понять, что именно у меня ищут, потому что мне все время кажется, что это связано с убийством в больнице, но не нахожу ответа.
– Надо перестать об этом думать, – мягко сообщил Радецкий, – по крайней мере до утра.
Достав из багажника ее вещи, Радецкий проводил Владу с собакой на поводке к дому, которым гордился. Тот был не очень большой, но функциональный и удобный, где все было продумано до последней мелочи. Когда он отпер дверь, навстречу выскочила радующаяся его приходу Фасолька, увидела незнакомку с собакой, села на попу, внимательно глядя на хозяина: мол, как это понимать?
– Привет, моя хорошая, – Радецкий присел, погладил шелковистую собачью голову, потрепал за ушами, – знакомься, это Влада и Беня. Они пока побудут у нас. Они свои. Поняла?
Фасолька покосилась на тревожно жавшегося к ногам хозяйки толстого мопса. Тот, судя по выражению морды, снова готовился то ли заскулить, то ли зарычать, не зная, похоже, какую линию поведения выбрать.
– Какая красивая, – зачарованно сказала Влада и подошла поближе, – можно погладить?
– Можно, – разрешил Радецкий. – Фасольке, как любой женщине, нравится, когда к ней подходят с лаской.
– Фасольке? Какое у тебя смешное имя.
– Ну, зовут ее Сильва Фелиция, так что имя у нас полностью подчеркивает, что мы практически королевских кровей, а Фасолька – это так, для своих.
– Это какая порода? – спросила Влада и погладила смирно сидящую собаку. Та начала постукивать хвостом, показывая, что не против. – На риджбека родезийского похожа, но вроде нет.
– Нет, – Радецкий засмеялся, видя ее удивленное лицо. Все лучше, чем растерянность и испуг, хотя, надо отдать этой женщине должное, испуганной она выглядела недолго. – Это венгерская выжла. Самая лучшая порода на свете.
У входной двери заворчал явно несогласный с таким определением мопс.
– Надо же, я о такой даже не слышала никогда, – призналась Влада, – очень красивая, и цвет такой, как мед. Даже нос.
– Фасолька, ты слышишь, Влада сказала, что ты красавица. Впрочем, ты сама это знаешь, потому что еще и умница. Все, проходите, хватит у дверей стоять. Влада, вы есть хотите?
Он прошел в глубь коридора, разделся у вешалки, обернулся. Его гостья по-прежнему стояла у дверей и все смотрела на Фасольку, выражение ее лица было странное.
– Что опять стряслось?
Она помотала головой, словно отгоняя непрошеные мысли.
– Нет, ничего. Совершенно ничего. Я вдруг позавидовала вашей собаке, потому что вы обращаетесь к ней на «ты».
Он усмехнулся чуть заметно, потому что при всей своей силе, кажущейся почти мужской, она была очень женщина, с присущей только женщинам ерундой, которой обычно бывали забиты их головы. Человека сегодня чудом не убили, а она завидует
