Подарив мне обворожительную улыбку, мужчина спокойно повернулся к Бабанскому.
– Оскорблять тебя, Артемий? Ну что ты! Невелика честь… Тебе прекрасно известно, зачем я приходил. Но это ничего не меняет: все равно я пришел зря! Не так ли, Бэби?
Несколько секунд эти двое молча стояли друг напротив друга, скрестив острые рапиры своих взглядов. Разумеется, я понятия не имела, из-за чего у них тут вышла дуэль, однако у меня не было никаких сомнений в том, кто вышел победителем. Надо ли говорить, на чьей стороне были мои зрительские симпатии?…
Кольцов, значит. Кстати, сегодня я уже слышала эту фамилию. Простое совпадение?…
Театральным жестом человек по фамилии Кольцов вдавил свой окурок в пепельницу, стоящую на столе Бабанского.
– Спасибо за табачок, Бэби.
И, не обращая больше никакого внимания на Артема, обернулся ко мне.
– Прощайте, прекрасная незнакомка! Наша мимолетная встреча – единственное светлое впечатление, которое я уношу с собой из этого недружественного кабинета. Впрочем, нет: до свиданья! Кто знает?… Быть может, вы все-таки осчастливите вечного странника и назовете ему свое имя?
– Зачем же вечному страннику знать мое имя? – пролепетала я, чувствуя себя совсем беззащитной перед его мужским шармом.
– О, это очень просто: чтобы не терять времени на знакомство, если судьба подарит нам еще одну встречу.
– Кольцов, выметайся! Ты меня задерживаешь! – просипел у него за спиной Бабанский.
– Вот видите: у нас с вами еще ничего нет, а он уже ревнует! – «Странник» указал большим пальцем себе через плечо. – Несносный тип! Еще в универе ему не давало покоя, что женщины выбирали меня, а не его. Так как вас зовут?
– Боюсь, вы в самом деле выбрали для знакомства не слишком удачные место и время. Все же будет лучше подождать следующей встречи – если вы действительно верите в судьбу!
Незнакомец поднял вверх ладони, демонстрируя полную капитуляцию.
– Следующей так следующей: ловлю вас на слове! Чего хочет женщина – того хочет Бог. Только у меня, прекрасная незнакомка, нет никаких причин так долго скрывать от вас свое имя. Меня зовут Евгений.
Он наклонился почти к самому моему уху.
– Между прочим, из классической литературы вам должно быть известно: это имя светских львов – бессовестных разбивателей женских сердец. И так называемых «лишних людей» – увы, тоже!
И прежде чем я успела опомниться, Евгений Кольцов поймал мою руку, чмокнул ее, пощекотав мягкой бородкой, и исчез в коридоре, словно его никогда здесь не было.
В наступившей тишине я отчетливо услышала, как Бабанский что-то пробормотал себе под нос. Могу поклясться: это было нецензурное ругательство!
– Ну?
Это было сказано уже в полный голос, относилось явно ко мне и, по-видимому, должно было означать: «Я вас слушаю!». Глядя на этого типа, я думала о том, как было бы славно, если б на его месте оказался Кольцов. Уж с ним-то говорить не в пример приятней! Правда, неизвестно, куда этот разговор может завести…
– Девушка, вы пришли сюда в молчанку со мной играть? У меня работы полно, черт возьми!
Грубость этого волосатика в конце концов вывела меня из себя.
– Послушайте, Артем Юрьевич! Если я не из пресс-службы УВД и вообще ниоткуда, это еще не значит, что на меня можно орать! Я все-таки женщина. Может, вы наконец пригласите меня сесть?
Мой гневный пассаж достиг цели – по крайней мере, частично. Бабанский часто-часто заморгал глазами.
– Извините. Да, конечно: садитесь! Я… Просто меня все достают сегодня, и я плохо соображаю.
– Достают из-за статьи об Уткине? – выпалила я, что называется, с места в карьер.
Могу поспорить: я попала в «десятку»! Бабанский ответил слишком нервно и слишком поспешно.
– Об Уткине? Нет! С чего вы взяли?!
– С того, что я сама хочу говорить с вами об этом. Я прочитала сегодня вашу статью и, поскольку меня тоже очень интересуют обстоятельства смерти Стаса, решила встретиться с вами лично. Вдруг вам известно что-то еще, и вы по каким-то причинам не смогли предать гласности это самое «что-то»? Вдруг мы сможем быть полезны друг другу?
Зачем ходить вокруг да около, если можно сразу сказать правду?
Вместо ответа Бабанский вскочил со стула, на который уже успел сесть, рванулся зачем-то к окну, потом резко изменил направление и бросился к двери. Выглянув в коридор, он закрыл дверь – в комнате сразу стало нечем дышать – и, подбежав ко мне, остановился напротив.
– Вы… кто?!
– Ах да: я же обещала представиться. Я Ольга Андреевна Снегирева. Живу и работаю здесь, в Тарасове. По образованию психолог, занимаюсь частной практикой.
Если б я сказала, что я наследная принцесса Берега Слоновой Кости или двоюродная сестра Моники Левински, – журналист вряд ли мог бы удивиться больше. Он не просто удивился
– он был потрясен!
– Я что-то не врубился, Ольга… Алексеевна, да?
– Андреевна.
– Ага… Ну, неважно. Значит, вы не из УВД?
– Нет, что вы! Я же вам сказала…
– И не из ФСБ?
– Господи, помилуй, – нет, конечно! Я только хотела…
– И вы не из «Комсомолки», не из «АиФа», не из какой другой центральной газеты?!
– Да нет же, нет! Сколько вам еще повторять?! Я не имею никакого отношения ни к журналистике, ни к органам. Для вас я самая обычная читательница, Артем. Просто мне очень нравились передачи Стаса Уткина, и я хотела бы теперь разобраться в том, что с ним случилось. Конечно, разобраться чисто по-дилетантски: я же не претендую на знание абсолютной истины! Может быть, простое женское любопытство… Вы понимаете меня?
– Ага: по-дилетантски, значит… Женское любопытство… Чего ж тут непонятного?!
Воодушевленная его благосклонной реакцией, я соорудила на своей помятой жарой и волнением физиономии самую очаровательную улыбочку и проворковала, понизив голос:
– Вы мне поможете, Артем Юрьевич?
– Каким же образом я могу вам помочь? Чего вы от меня ждете?
– Информацию, конечно. В частности, меня очень интересует эта самая кассета с компроматом на власть предержащих. Может быть, Уткин упоминал, кто на ней изображен?
– Постойте, постойте…
– Ну, может, хотя бы намекал? Ведь вы все-таки его друг. Может, вы знали, где могла храниться кассета?
– Черт возьми, да остановитесь же вы хоть на минуту!
В бешенстве журналист так рванулся ко мне, что свалился со стола. Возможно, не надеясь на слова, он собирался зажать мне рот ладонью, но в последний момент опомнился.
– Послушайте, как вас там… Вы действительно круглая идиотка, или так умело прикидываетесь?!
Теперь уже я чуть не упала со стула. Выпучив глаза, открывала рот, как выброшенная на берег рыбка, но, как и она, не могла крикнуть даже «помогите!». Между тем, из всклокоченной бороденки Бабанского слова сыпались словно мусор из помойного ведра.
– Ах ты какая умная! Заявилась тут с видом невинной овечки: «Ах, Артем Юрьевич, помогите, Артем Юрьевич…» Да с чего ты вообще взяла, что я собираюсь делиться с тобой информацией, маленькая интриганка?! Ты думала, что, стоит тебе тут ножками подрыгать, задницей покрутить – и я сразу растаю, да? И выложу тебе все на блюдечке с голубой каемочкой, да?!
Больше всего на свете мне хотелось выскочить из этого ужасного кабинета и бежать без оглядки, пока не окажусь где-нибудь на другом конце города. А может – на другом берегу Волги, это еще предпочтительнее… Но я не могла даже двинуться с места: этот отвратительный тип загипнотизировал меня, как удав кролика!
– Нет, моя дорогая! – продолжал выкрикивать волосатик свистящим шепотом. – Со мной этот дешевый трюк не пройдет. Это сгодится для сопливых юнцов, да еще для Женьки Кольцова, этого старого кобеля, а я на все ваши бабские штучки… положил, понятно тебе?!
Не могу утверждать, чтобы мне это было совсем понятно; но, должно быть, в эту скорбную минуту, когда моя женская честь была так грубо попрана и так жестоко уязвлена, во мне пробудилась кровь моей родной сестры Полины Снегиревой. И ее острый язык тоже!
Я рывком поднялась со стула и презрительно взглянула на журналиста сверху вниз.
– Сомневаюсь, чтобы тебе вообще было что класть, «Бэби»! Ты не мужик, если позволяешь себе так разговаривать с женщиной. А вот твой приятель Кольцов – совсем другое дело! Может, он и кобель – даже наверняка! – но при этом безусловно джентльмен. И, конечно, никакой он не старый – во всяком случае, по сравнению с тобой!
– Со мной?! Да Женька, если хочешь знать, на целых восемь месяцев старше, и я… Тьфу ты! К черту Кольцова! К черту, к дьяволу!
Стараясь не смотреть мне в глаза, Бабанский заметался снова по кабинету, потом подскочил к окну и трясущимися руками выдернул из пачки сигарету, закурил… Было очевидно, что он обескуражен неожиданным переломом в разговоре и не знает, как быть дальше.