– Ладно… – Я перехватила его быстрый колючий взгляд, брошенный через плечо. – Понимаю, что заслужил все, что вы мне тут наговорили. Чертовы стрессы! Говорю же – с утра сегодня все достают. То одно, то другое, а тут еще вы со своим бабским… пардон – дамским любопытством! Ладно, извините уж…
Я усмехнулась.
– Вижу, вежливость дается вам с большим трудом, Артем Юрьевич! Право, не стоит делать над собой такие титанические усилия: я переживу.
– Слушайте, может, хватит, а?! Что вам, в конце концов, от меня надо? Чего вам всем от меня надо?!
– Я уже сказала – чего. Согласны вы успокоиться и поговорить об Уткине?
Бабанский хмуро смотрел на меня, обхватив свои худосочные плечи руками. От напряжения на них вспухли голубые жилы.
– Нет. Я погорячился, признаю, но это дела не меняет.
Никакого разговора не будет.
– Но почему? Вам нечего сказать, или вы не хотите? Может быть, боитесь?
Журналист едва удержался, чтоб снова не сорваться: его глаза были красноречивее всяких матерных слов. Но мне было уже нечего терять!
– На эти бестактные вопросы я тоже не собираюсь отвечать. То, что я хотел и мог сказать, я изложил в сегодняшнем материале. А если мне известно что-то сверх того – значит, говорить об этом я не могу или не хочу! Ни с широкими читательскими массами, ни с вами лично. Неужели это не понятно?!
– Теперь вполне понятно! Но мне непонятно другое…
Я решила, что пора прибегнуть к последнему козырю.
– Прочитав вашу статью, я подумала, что вы написали ее искренне. Что вы на самом деле потрясены смертью своего друга и хотите разобраться в том, что с ним случилось. Но теперь я вижу: все это были одни красивые слова. Обычная газетная «утка»! Почему вы не хотите сказать мне правду, Артем? Чего вы боитесь?
Все маленькое волосатое личико Артема Юрьевича сморщилось, словно я была преследовавшей его зубной болью.
– «Боитесь, боитесь»… Вот заладила как попугай! – Бабанский истерично всплеснул руками. – Да почему вы вообще решили, что я стану откровенничать с вами – совершенно незнакомым мне человеком? С какой это радости, а? Ну хорошо: если вам так хочется – да, я боюсь, да! Я уже всего боюсь! Где у меня гарантия, что вас не подослали ко мне люди Саль… ну, те самые, о которых идет речь в моем материале и которые, возможно, убрали Стаса?! Или что вы не собираетесь сделать собственную «маленькую сенсацию» из информации, которую я вам сдуру выболтаю?…
С каждой фразой Бабанский повышал голос на полтона и приближался ко мне на полшага, так что я начала всерьез опасаться за свои барабанные перепонки.
– Да где вы такое видели, чтоб журналисты делились информацией друг с другом, а тем паче с первой встречной?! Вы же психолог, если не врете: ну, напрягите свои извилины! Черт знает что за денек… Сначала этот – чудак на букву «му», «рыцарь красной розы», мать твою… А теперь еще девчонка с улицы по мою душу! И всем нужен Стас, и все хотят, чтобы Бабанский выворачивал перед ними душу наизнанку! А хоть кто-то из вас подумал, в каком дерьме из-за этого может оказаться сам Бабанский? А?!. Да ни хрена подобного! Стасика уже не вернешь, хоть разбейся, а вот я спокойно могу схлопотать пулю в лоб! «Боитесь»… Между прочим, мне тоже угрожали, да!
– Вам угрожали?! Но кто? Как?!
Внезапно журналист замер как вкопанный – словно наткнулся на невидимую стену. Когда он снова заговорил, его голос вернулся на свои прежние позиции. Это был все тот же неприятный прокуренный тенорок, но… все же то был голос совсем другого человека. Его изменил страх – в том не могло быть никаких сомнений. Что-что, а это чувство мне отлично знакомо!
– Вот что: уходите-ка отсюда, быстро! Мы зря теряем время.
– Но как же так, Артем?! – возопила я. – Вы должны мне все рассказать! Неужели не понимаете, что опасность не уменьшится, если вы будете молчать о ней?! Если вам правда угрожали…
– Да тише ты, е-мое!!!
«Бэби» бросился ко мне вытаращив глаза и на этот раз точно зажал бы мне рот, если б я не увернулась и не закрыла его по доброй воле.
– Заткнитесь и убирайтесь отсюда к чертовой бабушке, пока целы! – Артем не говорил, а сипел придушенно. – Ничего я вам не должен! Вот дьявол, навязалась на мою голову… Я пошутил, понимаете? По-шу-тил! Пошутить уже нельзя… Давайте, топайте, топайте! На выход! Я же сказал: разговора не будет.
Я пыталась протестовать, однако Бабанский был настроен решительно: он просто вцепился мне в локоть и весьма непочтительно потащил к двери. Я с надеждой ждала – не проснется ли во мне снова боевой дух сестры Полины, но увы! Он не проснулся. Может, духи не любят тревожиться слишком часто, а может… Скорее, дело в том, что его, этого самого Полининого духа, во мне было слишком мало, и он весь вышел за прошлый раз.
Перед тем, как выставить незваную гостью в коридор, хозяин кабинета напутствовал меня – все так же шепотом – в том духе, что если я надумаю еще разок показаться на восьмом этаже, то это может плохо кончиться: он предупредит всех, что я опасная сумасшедшая, шантажистка, сексуальная маньячка и террористка в одном лице, и первый, кто меня увидит, немедленно вызовет ОМОН. Когда я все это услышала, мое богатое воображение немедленно нарисовало в деталях всю картинку и ее последствия. Мне стало дурно, и я чуть не упала в обморок. А может, и упала – не помню… Во всяком случае, очнулась я уже в лифте.
«Господи, Ольга! – затянул свою противную песню внутренний голос. – Ну почему ты никогда не послушаешь сестру? Почему непременно надо все сделать по-своему и набить себе шишек?!» Кого-то он мне напомнил, этот зануда, – кого-то до боли знакомого…
«Молчи, без тебя тошно!» – прикрикнула я на «альтер эго». А то когда мне нужен сильный дух, так не дозовешься, а чужой голос – пожалуйста!
Глава третья. «Нехорошая квартирка» Полина
– Ох, Ольга, Ольга, несчастье ты мое… Ты бы хоть иногда ко мне прислушивалась – ну, хотя б для разнообразия, что ли!
Я с силой вдавила окурок в пепельницу, из которой пять минут назад вытряхнула сушеного таракана, хлебные крошки и клубок каких-то волос пополам с пухом.
– Я же тебе русским языком сказала: ничего без меня не предпринимай, жди меня, приду – все обсудим. Так нет! Захотела быть самой умной: потащилась к этому Бабанскому и все испортила. Обязательно надо разбить себе лоб – скажи спасибо, что хотя бы в переносном смысле! А этот парень мог бы тебе и в буквальном навешать за твое любопытство. И был бы, между прочим, прав!
– Ну конечно: у тебя любой прав, кто сделает гадость твоей родной сестре!
Ольга театральным жестом швырнула в мусорку пустую бутылку из-под коньяка, которую мечтательно вертела в руках, и, утвердив на столе оба локтя, с вызовом уставилась на меня.
– Только ничего бы он мне не навешал, как бы тебе того ни хотелось, сестренка. Кишка тонка! Этот Артем Юрьевич – даром что нахал и грубиян! – сам был напуган до смерти. Точно тебе говорю!
– Это я уже слышала. И кто же его так напугал, интересно знать? Уж не ты ли?
– Нет, конечно. Не передергивай, пожалуйста! Но моя заслуга в этом тоже есть: я так запудрила Бабанскому мозги, что он вышел из себя и сболтнул лишнее.
Я покачала головой.
– Ох, как я его понимаю, беднягу! Ведь он впервые имел дело с тобой. Могу себе представить, как ты его обложила, точно волка флажками…
– Да какой там волк – скорее, зайчишка! Говорю же тебе, Поля: на хищника Господин Бабанский не тянет. Я бы сравнила его с длинноухим хвастливым кроликом, который почуял приближение охотника и сразу подрастерял всю свою спесь. Ой, у меня просто руки чешутся поставить этого «Бэби» на место, а ты до сих не сказала, согласна работать или нет! Представляю, как у него вытянется рожа, когда результаты нашего расследования станут достоянием гласности…
С первых же слов Олиного рассказа я поняла, что друг мертвого «барабанщика» не пробудил в ней симпатий. Ну что ж: хотя я и спустила на Ольгу Андреевну собак, однако впечатления моего психолога – это тоже результат. Определенная ступенька в расследовании… на которое я, черт возьми, еще не дала своего согласия!
Надо бы – ох, надо бы! – примерно наказать сестренку за самодеятельность и поставить жирный крест на «деле Уткина». Тем более что «дело» это, насколько я поняла из короткого разговора со старшим следователем УВД Овсянниковым, может выйти таким боком, что мало не покажется…
– Ты это серьезно – про охотника? – задумчиво проговорила я.
– Понимаешь… – Ольга вытащила пробку из графина, в котором еще недавно была домашняя наливка, поднесла сосуд к носу и, втянув воздух, блаженно зажмурилась. – Какое все-таки чудо – бабушкина наливочка! И когда только новая поспеет?… Понимаешь, Поля, что Бабанский упомянул про «пулю в лоб», имея в виду вполне конкретную угрозу – а не просто так, ради красного словца. Дело даже не в конкретных словах. Дело в его «ужимках и прыжках», в его испуганных глазах, в истерике, в которую этот тип впал ни с того ни с сего… Дело в самой обстановке, в ауре! От Бабанского исходили флюиды страха, тревоги, неуверенности – вот тут я не могла обмануться, Поленька. Ты меня понимаешь?
