Макс впился зубами в сэндвич.
— И кому он это говорит?
— Я не знаю. Наверное, всем. Полиции. ФБР. К нам прислали агента, который зарабатывает на жизнь такими расследованиями. Может, убийца обращается к нему.
— А если это Клейтонский убийца?
— Нет, почерк другой.
— Я имел в виду: что, если он обращается к Клейтонскому убийце?
Я уставился на него. Клейтонский убийца умер, но Макс этого не знал. Никто не знал. Включая нового убийцу.
— Что, если один убийца говорит другому: «Эй, теперь я хозяйничаю в этом городке»?
— Мама дорогая, она идет к нам, — сказал Макс.
— Кто?
Я вскинул голову и увидел, что в нашу сторону направляется Брук. Это был уже третий взгляд за ленч — больше, чем я мог себе позволить. Я должен строго следовать правилам, даже если Брук сама толкает меня нарушать их. Это моя первая и последняя защита против мистера Монстра, ведь если я позволю себе делать все, что душе угодно, то позволит и он. Нельзя этого допустить.
— Если она спросит, о чем мы говорим, пожалуйста, скажи, что о машинах, — взмолился Макс.
Брук подошла к столику:
— Привет, Джон.
— Привет.
Мне не разрешалось говорить с ней за ленчем после обмена приветствиями на пути в столовую.
— У тебя следующий английский? — спросила она.
— Да.
Я старался отвечать как можно вежливее, глядя на стену за ней, чуть правее ее лица.
— Миссис Барлоу сказала, мы начинаем тот же раздел, что и ваш класс. Беовульф и Грендель [5].
— Да, — повторил я, надеясь, что на этом разговор закончится.
И все-таки мне ужасно не хотелось выглядеть грубым.
— Должно быть, интересно, — вымученно добавил я и заскрежетал зубами.
«Не стоило это говорить».
— Да, интересно, — согласилась Брук.
Краем глаза я видел, что она улыбается. Я перевел взгляд на стол, потом в пространство за другим ее плечом.
— Думаю, будет здорово обсудить это, — предложила она, — ну, по дороге в школу. Раз мы все равно каждый день ездим вместе.
— Конечно, — сказал я.
Не надо было поддерживать разговор, но… что еще мне оставалось?
— Пригодится, мы ведь в разных классах.
— Вот именно, — подхватила Брук. — Мы сможем делиться друг с другом тем, что звучало на уроках, и будем казаться настоящими гениями.
Я снова уставился в стол:
— Да.
«Пожалуйста, уходи».
— Отлично! Так что, увидимся в машине?
— Да.
— Тогда до встречи.
Она ушла.
«Наконец-то».
Макс посмотрел ей вслед:
— До свидания, хорошенькая попка. Мне будет тебя не хватать. — Он повернулся ко мне и тихо захлопал в ладоши. — Офигенная, кстати, мысль. Никогда бы не подумал, что ты такой дока в сердечных делах.
— Ты о чем? — спросил я, тряхнув головой.
Меня окутывало противное липкое чувство, словно я попал в паутину.
— Ты ее классно отбрил. Если бы ко мне подошла вторая горячая штучка школы в таких шортиках и попросила позаниматься с ней, я бы не вел себя как бревно. Думаю, никто бы не вел.
— Вторая?
— Ну, она не чета Марси. Нет, кроме шуток, ты меня поразил. Ты ее здорово провел.
— Вообще не понимаю, о чем ты.
— Не скромничай, чувак. Классный план.
Макс откинулся на спинку стула и развел руками:
— Ты уделяешь ей ровно столько внимания, чтобы она поняла, какой ты милый парень, а после отстраняешься и предлагаешь самой проявлять инициативу. Похоже, начинает работать. Ты делаешь вид, что такой недоступный, и это приносит свои плоды.
— Ничего подобного у меня и в мыслях не было.
— Да брось, — сказал Макс. — Думаешь, никто не видит? Ты каждое утро привозишь ее в школу, тоскливым взглядом смотришь вслед, а потом избегаешь в течение дня. Вчера во время ленча ты поболтал с ней — это надо же! — о ее туфельках, а на следующей перемене прошел мимо, сделав вид, будто не заметил, как она тебе улыбнулась.
Это была перемена между пятым и шестым уроком, английским и математикой. Ее класс находился как раз на моем пути из одного кабинета в другой, и обычно я делал круг по другому коридору, чтобы не столкнуться с Брук. В тот день я задержался, разговаривая с учителем, у меня не оставалось времени, и я пошел напрямик, уставившись в пол, чтобы не видеть ее.
И ей это нравилось? Нет, я никогда не научусь понимать людей.
Пора остановиться. Я не мог подпустить ее ближе, чем теперь. Ее слишком хотел мистер Монстр.
— Это ничего не значит, — сказал я. — Я просто отвожу ее в школу.
— Зачем ты морочишь мне голову? Я думаю, с другой планеты видно, что ты в нее втрескался.
— Я и без того провожу с ней слишком много времени.
— В смысле? — не понял Макс. — Она тоже хитрая, имей в виду. Когда я говорю, что она вторая горячая штучка в школе, можешь поверить, я провел подробнейшее сравнение. Нет, ты должен преодолеть себя и пригласить ее на свидание.
Я уставился на него:
— Ты спятил?
— Нет, — ответил Макс. — Это ты спятил. Я думаю, ты перебарщиваешь со своей игрой. Смотри отпугнешь ее. Она, может, уже бы тебя пригласила, если бы ты не изображал саму неприступность.
— Ты это к чему?
— К тому, что я не слепой. Я уже говорил, она очень горячая. Пока ты игнорируешь ее, она постоянно стреляет в тебя глазками. Кажется, она считает тебя загадочным, а я вот начинаю думать, что ты просто идиот.
Это было нужно мне меньше всего. Я и так с трудом контролировал мистера Монстра: ночами жил его фантазиями, днями сооружал клетку из правил и запретов, чтобы не дать фантазиям стать реальностью. Мистер Монстр хотел калечить людей, иногда сильно, а то, что он собирался сделать с Брук, вообще не укладывалось ни в какие рамки. Он мечтал завладеть ею целиком и полностью, а значит, только после ее смерти. Внутри меня клокотали черные желания, и я только и мог себе позволить, что изредка поглядывать на Брук и улыбаться. А тут передо мной сидел мой друг, единственный друг, и говорил, что я должен уделять ей больше внимания: проводить с ней время, чаще думать о ней и всячески ее завлекать.
Что-то должно было измениться, и очень скоро. Иначе никто вокруг меня не будет в безопасности.
На свое шестнадцатилетие я получил покойника: наконец-то умерла миссис Содер, старейшая жительница Клейтона. Тело уже извлекли из пластикового мешка, и оно неподвижно лежало на стальном столе для бальзамирования. Она умерла в больнице, и тело нам доставили в больничном халате, что облегчало задачу: не требовалось ломать голову по поводу одежды и добиваться у родственников разрешения разрезать ее. Следовало только поддеть две-три завязки и в несколько секунд освободить труп от халата. Бальзамирование тоже обещало быть слишком легким, и я хотел уделить ему как можно больше времени, чтобы получить от процесса настоящее удовольствие.
Мама в канцелярии подписывала какие-то бумаги с Роном, коронером, а Маргарет еще не появлялась. Формально канцелярией у нас заведовала Лорен, но она до сих пор не разговаривала с мамой и, естественно, не приходила.
Тем больше времени у меня оставалось.
Я прикоснулся к волосам трупа — длинным, шелковистым, молочно-белым. Миссис Содер было почти сто лет, когда она умерла, и из-за старческого горба тело странным образом искривлялось на столе. Первое, что ты делаешь с телом, — это, естественно, убеждаешься, что оно мертво. Когда закончишь работу, оно будет мертво однозначно, так что лучше выяснить это до начала.
В одном из ящиков у нас лежало маленькое зеркальце, и я поднес его к носу тела. Если оно живое, даже в коме, зеркало затуманится от дыхания. Держа зеркало, я досчитал до двадцати, но ничего не заметил. Оно не дышало. Я убрал зеркало и вытащил швейную иглу, тонкую и острую, но достаточно большую, чтобы удобно держать в руке. Я принялся колоть кончики пальцев трупа — неглубоко, чтобы не порвать кожу, но достаточно сильно, чтобы вызвать у живого человека непроизвольную реакцию. Безуспешно. Тело было мертво.
Я подтащил передвижную раковину, ведро на стойке с колесами, и поставил под головой тела. Второй шаг при бальзамировании — омывание, и волосы тут важнее всего остального, потому что заметнее. Такое впечатление, что этому телу никто давно не мыл и не расчесывал волосы, но меня это ничуть не тяготило. Просто придется потратить больше времени. У нас был маленький резиновый шланг, подведенный к стационарной раковине, и я поднес его к столу, чтобы намочить волосы. Специальных шампуней для трупов не существовало, и мы пользовались обычным, тем же, которым мылись сами. Я выдавил немного чуть выше лба и принялся втирать.
— Привет, Джон, — сказала мама, быстро входя в комнату.
На ней был зеленый медицинский халат, лицо казалось возбужденным: глаза чуть расширены, рот приоткрыт, зубы сжаты, — но двигалась она свободно, почти небрежно. Иногда мне кажется, что ей нравится выглядеть возбужденной и действовать соответственно, даже если это игра.
