От этой мысли на секунду сделалось дурно.
Они с мамой доверяют мне и любят меня.
Что случится, если я узнаю, кто моя мать?
Это неважно. Ни капли неважно, потому что я ее не знаю. Не знаю ничего, кроме легенды родителей о том, что она была хорошей матерью. Если мама на самом деле пыталась меня убить, это значит, что она не была хорошей и значит Адам прав: во мне меньше человечности чем я думала, и думал Рэн.
Что, если она пыталась меня убить, потому что знала, кто я? Если узнала, что я монстр, и не смогла этого вынести?
Я просто открою ящик и просмотрю документы. Это никак не повлияет на то, что я думаю о себе и о других. Мое сердцебиение участилось, я протянула пальцы к ручке ящика, как позади себя услышала:
− Что ты делаешь? – и резко обернулась. Рэн не выглядел довольным. Он также не выглядел сонным, что значило, что он лишь притворялся, что спит. На нем были джинсы и легкий джемпер серого цвета. Уверена, если бы я могла обладать суперспособностями и видеть ауры, аура Рэна была бы серой, как грозовое облако.
− Что ты делаешь?
Я решила, что лучшего всего показать серьезность намерений, поэтому невозмутимо спросила:
− На что это похоже?
Он направился ко мне решительным шагом.
− Похоже на то, что ты лезешь туда, куда не следует.
− Это ты лезешь туда, куда тебя не просят, – отрезала я, быстро теряя над собой контроль. – Понимаю, ты хочешь защитить меня, но это не дает тебе право скрывать от меня истину.
− Дает, если это сбережет твою душу.
Я вскинула брови:
− Это никак не повлияет на мою душу, я просто хочу знать, что еще от меня утаили.
− И что с того, если ты узнаешь? – Рэн неспешно приблизился, и я сжала ключ в кулаке, опасаясь, что он захочет отнять его. Но Рэн буравил меня взглядом, словно и думать забыл о ключе. – Что ты почувствуешь, узнав, что тебя удочерили после того, как твоя мать пыталась тебя убить? Жестоким способом избавиться от тебя, потому что ненавидит больше всего на свете? Потому что думает, что ты – начало конца, что именно ты причина Ада на земле?
Лишь когда глаза начало жечь огнем, я поняла, что слишком долго не моргаю. Щеки горят от стыда и ярости, а еще от… обиды и унижения. Вот какой он на самом деле – Рэн Экейн. Хладнокровный и жестокий, и ему плевать на чувства других людей.
Я быстро сглотнула, пытаясь смочить пересохшее горло, и отвернулась. Я так или иначе загляну в эти документы. На самом деле теперь я даже сильнее хочу все знать. Рэн схватил меня за руку, в его голосе послышалась угроза:
− Не делай этого.
− Убери. Руку. Мне нужны доказательства.
Я оторвала руку Рэна от своего запястья и открыла ящик. В нем, как и говорил Адам, были документы, и среди них мое свидетельство о рождении, заключение врача, какие-то обследования.
Взяв первый документ, я произнесла, обращаясь к Рэну:
− Изабелла Рид в 21 год родила дочь. – Бегло просмотрела бумажку. – 1 июня 1993 года.
Рэн молчал, но я не обратила бы на него внимание, даже если бы он вдруг запел Рианну и пошел в пляс. Я взяла другой документ.
− Тут приписка. Врач говорит, ее беременность протекала необычно. Необычно.
Я затаила дыхание. Рэн рядом источал злостные флюиды. Я перевернула страницу.
− Она была девственницей. – Я изумленно посмотрела на Рэна, и он ответил мне тяжелым взглядом. – Как это возможно?
− Обычно, − отчеканил он. – Он просто овладел ее телом. Хотел, чтобы ты появилась и завершила начатое – Ад на земле.
− Ад на земле, − повторила я. Секунду назад все было нереально. Даже когда Адам сказал, что моя мать жива все звучало как бред сумасшедшего, но не сейчас. Это невыносимо – осознавать это своей кожей – изменения. В мире, в окружающих людях, в себе. Я будто бы вынырнула из бассейна, наполненного грязной водой, но очутилась в таком же грязном и вонючем помещении.
− В чем дело? – Рэн высокомерно вскинул брови, положив ладонь поверх документов. – Или, может, ты не думаешь, что я говорю правду? Может тебе спросить об этом у своего лучшего друга Адама Росса?
− Если моя мать была… такой, это значит… она теперь… она злилась на весь мир… и на меня тоже? – я опустила взгляд на руку Рэна, потому что не могла смотреть ему в глаза. Его пальцы были длинными и аккуратными. Красивыми.
В глазах защипало, я прочистила горло.
− И до сих пор злится? – Меня осенило, я уставилась на Рэна. – Поэтому ты прячешь меня − потому что думаешь, что она придет? Она так ненавидит меня…потому что я… монстр?
Я думала, что полностью контролирую себя, но, тем не менее, мои губы задрожали. Всегда, когда я хочу плакать, я останавливаю себя тем, что представляю, как нелепо и жалко выгляжу со стороны.
Сейчас тоже представила. Увидела посреди красиво оформленного кабинета жалкую девчонку в жалкой пижаме, предпринимающей жалкие попытки не зарыдать. Это жалко. Та женщина недостойна ее слез. Никто недостоин. Она не сделала ничего плохого.
Пока еще нет.
Я с трудом взяла себя в руки и посмотрела на Рэна.
− Я просто не понимаю… как я могу что-то… сделать? Я была маленькой и не могла никому навредить. Ты думаешь, что я могу быть причиной конца света?
− Да.
С моих губ сорвался смешок.
− Да, – повторила я, вновь опуская взгляд. Конечно, да.
Ничего другого от него нельзя было ожидать. И все же я не ожидала, что Рэн схватит меня за щеки. Он вскинул мою голову, и мы встретились взглядами. Черные радужки почти сливались со зрачком, и от того, как сильно я старалась рассмотреть где заканчивается одно и начинается другое, закружилась голова. Голос Рэна проникал в мозг, гипнотизировал.
− Ничего этого не случится, Аура. Никогда. – Рэн выпрямился и отстранился. Я подняла голову, продолжала следить и прислушиваться. – Я буду рядом. Я никому не позволю завладеть твоей душой. Не позволю обидеть тебя. Обещаю.
Я почувствовала, что сердце наполняется светом. Это была благодарность и надежда. Рэн сумеет сделать это – сдержать меня. Я кивнула, и когда опустила взгляд застыла.
− А это что? – из головы мигом улетучилось все, о чем мы говорили, потому что в том же ящике стола среди всяческих документов я заметила телефон. Сердце замерло от предвкушения. Я схватила его первее, чем среагировал Рэн, и отступила.
− Верни.
− Я просмотрю этот мобильник, и все. Обещаю. Что, если отец общается с моей настоящей матерью? Может быть даже сейчас, когда мы все думаем, что он в командировке, он у нее?
− Не говори ерунды… − начал Рэн, но я уже откинула крышку телефона.
− Одно голосовое сообщение, – констатировала я, нажимая на кнопку и поднося телефон к уху. Голос был мужским, незнакомым. Деловитым.
− Мистер Рид, это говорит Кристофер Грин, я хочу, чтобы вы перезвонили мне на этот номер. После разговора вы поймете, насколько опасна эта ситуация. Ваша дочь не так проста, как вы думаете, в ее сердце нет света. Она опасна, и я полагаю, что, когда вы прослушаете сообщение, сразу же удалите его. Никто не должен знать об этом разговоре. Я прошу вас о встрече пятого июня в Эттон-Крик в женском монастыре святой Марии. Вы должны поговорить с Изабелль. Ваша дочь опасна. Она убьет вас. Она убьет нас всех.
Глава 47
− Где Аура? Она не выходит из комнаты? Сделай что-нибудь, Рэн, – со слезами в голосе молила моя мать. Я слышала их за дверью своей спальни. – Я не знаю, как ее успокоить, не знаю, как смотреть ей в глаза.
− Ее не нужно успокаивать. Ей не требуется утешение, – спокойно ответил Рэн моей маме, и я в этот момент покачала головой.
Он действительно видит меня насквозь. От этого я чувствую себя словно открытая книга.
Дверь распахнулась, но я даже не вздрогнула.
− Аура? – сипло позвала мама. Она не спешила подходить. – Что ты делаешь?
− Не хочу грубить, – сказала я, бросая вещи из шкафа в дорожную сумку. – Рэн, можешь объяснить моей матери, что я делаю?
− Я не твоя секретарша, – сказал он.
− Ты хоть знаешь, кто это? – с сарказмом пробормотала я, складывая джинсы одни на другие.
− Знаю, – с достоинством ответил он. Немного помолчав, добавил: − Аура собирается отправиться в Эттон-Крик на поиски Изабеллы.
− ЧТО?! – завопила мама, наконец-то срываясь с места. Ее топот в мою сторону отозвался болью в сердце. – Аура, ты не можешь этого сделать!
− Почему? – я резко обернулась, вскидывая брови. – Почему я не могу этого сделать?
− Аура…
− Скажи, мама, то, что должна была сказать мне раньше, но не сказала. – Я продолжила испепелять ее взглядом.
− Аура… − мама заплакала, но я не испытала ни капли сожаления или вины, продолжая смотреть на нее мрачным взглядом. – Как я могла сказать тебе, что ты… − она судорожно вздохнула. Рэн смотрел на меня так, словно пытался убить одним только взглядом, но не вмешивался. – Как я могла сказать тебе, маленькой девочке, что твоя мама… не такая хорошая, как ты думаешь… что она…
