Питчфорк распахнул дверь пошире.
– Что это?
– Бревно красного дерева.
– Бревно?!
– Бревно красного дерева. Я держал здесь поленницу. Это последнее. До тех пор, пока не добуду ещё.
Ещё один фуфлыжный лжепророк. Ещё один низверженный к херам носитель откровения.
Шторм вынул нож, сгрёб старика со спины удушающим хватом и приставил остриё к его боку, между рёбер, где-то над печенью.
– Где полковник?
– Погиб в бою.
– Пропал без вести.
– Нет. Скончался.
Он усилил удушающий захват.
– Слышь, гондон, ты мне всё выложишь, а то зарежу тебя на хуй! Кто вырыл эту могилу?
– Не знаю, – проквакал старик.
– Скажи мне, кто это был, а то кишки тебе выпущу!
– Я не знаю, кто его похоронил. И даже когда вы, как грозитесь, выпустите мне кишки, всё равно не узнаю.
– Что ты здесь делаешь?
– Отдыхаю от мира.
– Кто ты такой?
– Андерс Питчфорк.
– Когда-то давным-давно настал миг, после которого никто из вас, уёбков, уже не мог мне соврать, потому что ложь стал распространять я. Половину той лапши, которой ты меня тут кормишь, сварил я сам.
– Он мёртв.
– Слушай, – сказал Шторм, чувствуя, как сердце разлетается вдребезги, – мне нужно выбраться из этого механизма.
Высвободил старика. Питчфорк тяжело опустился в грязь, сжимая и разжимая кулаки, но не касаясь шеи. Шторм сказал:
– Я подозреваю тебя в том, что ты с ним разделался.
– Будь я в вашем положении, я заподозрил бы то же самое.
– И какое же у меня положение?
– Это мне неизвестно.
Через минуту он попытался встать, а Шторм убрал нож и помог ему подняться.
– Ты хоть представляешь, как глубоко этот человек нас прожарил, мужик? Насколько глубоко пропеклись наши задницы?
– Нет.
– На глубину ада и таким же жарким пламенем, братан.
– Не называйте меня братаном.
– Не отвергай меня, братан.
Питчфорк направился к дому, а Шторм стоял и смотрел ему вслед. Вышел старик с винтовкой с коротким магазином и металлическим каркасным прикладом, который он раскладывал на ходу. В десяти шагах остановился.
– По-моему, это какой-то самозарядник времён Второй мировой.
– По-моему, это «М-1 Гаранд». Вэдэвэшная штука. Унесла много жизней.
– Слыхал, ты с самолётов прыгал.
– Да вот знаете – на самой войне довелось мне прыгнуть лишь однажды. Машину вёл капитан Сэндс. Это был мой первый и последний прыжок на той войне. Впрочем, в пятидесятых я здесь вместе со скаутами напрыгался вдоволь. – Он поднял винтовку, взвёл затвор и осторожно прицелился в Шторма с расстояния в десять футов. Его палец твёрдо держался на спусковом крючке. – А теперь убирайтесь!
Шторм развернулся и двинулся на юг к тропе, возвращаясь той же дорогой, по которой пришёл.
Он думал было продолжить путешествие в Таиланд, но судьба сменила его курс на противоположный. Где-то в ходе своей многолетней одиссеи он совершил переправу, не поблагодарив её хранителя или не выплатив положенной пошлины. Эти сущности не распознать в их истинном виде до тех пор, пока не переправишься на другой берег. До тех пор, пока не спадут ложные личины.
Что он мог упустить, чего не сделал?
С начала тропы он на глазок прикинул расстояние, которое преодолел за сегодня, и воочию узрел, сколь далёк был пройденный путь. Когда тропа нырнула под уровень облаков, ниже по долине взорвалось предвечернее солнце.
Усталости как не бывало. Только сила и жар. Он верил, что сможет вернуться до заката. Ускорил шаг. Столь же быстро, как спускался он, вверх по склону горы уходил дневной свет, и Шторм видел, как переплетена его судьба с судьбою солнца.
Он вошёл в тень. Около мига долина пребывала в оцепенении между светом и тьмой. С этой переменой притих и животный мир. К тому времени, как он достиг равнины, природа заговорила снова: зазвучали первые ноты хора ночных насекомых и закатные птичьи крики. Тем не менее он не видел ни столба дыма, ни огней, поднимающихся со стороны Да-Ро.
Он добрался до того места у реки, куда направили его Ложные Вожди, злорадствуя тому, что он упустил самое важное. Не снимая обуви, поднял рюкзак высоко над головой, и расступились речные воды.
Пока что не началось ничего необратимого. На земле по соседству с высоким жертвенным костром в перевёрнутых половинках кокосовых скорлупок мерцали десятки свечей. Сельчане нарядились в яркие, чистые одеяния и, казалось, занимались всякими несущественными задачами, сновали туда-сюда то в дом, то на улицу, храня невозмутимый вид, отбивали хлопками какой-то медленный ритм, но не все, а только некоторые, по цепочке передавали этот ритм от одной пары ладоней к другой – полностью во власть церемонии не отдался ещё никто, и целостная картина пока только начинала вырисовываться. Может, его уже заметили. Может, решили, что нет. Жрец стоял рядом с костром в пышном головном уборе, волосы его были завиты в колечки и украшены перьями; в обеих руках он держал по бутылке с каким-то прохладительным напитком и о чём-то разговаривал с Махатхиром. Тут же стоял и парнишка – вроде бы с ними, но в то же время и наособицу.
Махатхир смотрел, как Шторм приближается берегом реки, и поднял руку. Жрец казался безмятежным, но учёному это не нравилось.
– Церемония совсем скоро, – объявил он.
Шторм сказал:
– Это чувствуется.
– Вы не ушли в Таиланд. Почему? Почему вы не остались со своим другом?
– Если не знаешь, то и говорить тебе нельзя.
– Но послушайте, Джимми, для вас это не очень-то хорошая идея. Этому человеку есть чем заняться. Я учёный, поэтому, конечно, могу понаблюдать. Но для вас это не очень-то хорошая идея.
Мальчик застыл с напряжённым лицом и тяжко задышал. Никто из жителей Да-Ро даже не взглянул в его сторону.
Начали собираться женщины – молодые девушки и совсем крошечные девочки, одетые в саронги, с накрашенными губами и нарумяненными щеками, с бусинами в волосах. Позади них стояли мальчишки – стопы их намертво приклеились к месту, а вот плечи так и трепетали от ребячьего восторга. Так они счастливы тому, что живы и находятся в собственных телах, что скачут в рабских оболочках! Осквернители Истины!
– Разве у него нет какого-то особого наряда? Где его костюм?
– У него не будет одежды. Он будет обнажённым.
– Нет, так не пойдёт!
Шторм поймал ритм – сначала нутром, про себя, затем соединил ладони в громком хлопке, затем снова – ещё громче. Все смотрели на него, не выражая ни одобрения, ни порицания. Махатхир жестом велел ему прекратить. Шторм подступил к мальчику и бросил ему вызов:
– Я – ПОДЛИННЫЙ ИСКУПИТЕЛЬ!
Хлопки продолжались, но ему удалось завладеть их вниманием.
– Я – ПОДЛИННЫЙ ИСКУПИТЕЛЬ!
Он упёр руки в боки и преклонил голову. Жрец о чём-то засовещался с Махатхиром.
Шторм поднял лицо:
– Скажите ему, что это должен быть я. Этот пацан – самозванец.
– Я не стану ему такого говорить.
– Тогда пацану скажите.
– Не могу.
– Слушай, мужик, что во всём этом толку, если он делает это ради денег? На такое нужно идти во имя чего-то важного, мужик, во имя чего-то важного. Нужна причина, нужно, чтобы судьба посылала тебе знамения и послания.
Жрец нетерпеливо бросил что-то Махатхиру, но тот промолчал.
– Вы хотите занять место этого человека?
– Это место не для этого пацана. Оно моё. Я послан судьбою. – Он обратился к жрецу напрямую. – Этот уёбок не соображает, что делает. А вот я знаю, что делаю. Я знаю, что к чему, я знаю, что́ существует по-настоящему.
– Я не могу ему этого сказать. Я не знаю, что тогда случится. Нас могут убить.
– Они добрые люди, приятель. Добрые, правда ведь?
– Вы понимаете, что́ вы делаете? Нет, не понимаете.
– Снимаю бедного пацана с крючка.
– Нет. Вы этого не понимаете.
– Я-то думал, вы мусульманин. Вы что, верите во всю эту мутотень?
– Здесь, в этой местности, где деревья такие высокие, куда не доезжают машины, куда не добираются путники, в этой местности всё иначе. Бог общается с жителями этой местности особым образом.
