– Да, я-то это понимаю, мужик. Просто любопытно было, понимаете ли это вы.
Жрец заговорил очень настойчиво. Теперь Махатхир ответил пространно, жрец же слушал, склонив голову, кивая, время от времени прерывая собеседника.
Служитель культа коротко поговорил с мальчиком, а тот выслушал без возражений, и Шторм понял, что подлог будет раскрыт.
– Ты, малой, вписался в эту тему, не настроив душу на нужный лад.
– Он делает это, чтобы спасти свою семью.
– Да деньги-то он получит. Скажите ему. Будут ему деньги. Эй, парень, деньги твои. Я ничью игру обламывать не собираюсь.
Махатхир заговорил с мальчиком. Мальчик отступил на несколько шагов, развернулся, протолкнулся через круг женщин и круг ребятишек и остановился за его пределами.
Махатхир сказал:
– Я знал это. Я не суеверный. Но ведь в том, чтобы видеть будущее, нет ничего необычного. Его видят многие. Так бывает. Я видел ваше будущее. Я пытался вам рассказать.
Жрец встал рядом с ним, прокричал что-то сдавленным голосом и возложил ладонь Шторму на голову. Хлопки прекратились. Какая-то старуха испустила стон. Шторм высоко поднял руки и крикнул:
– Я – ИСКУПИТЕЛЬ, ПИДОРАСЫ ЕБАНЫЕ! Я – ИСКУПИТЕЛЬ!
Жрец хлопнул в ладоши единожды. Дважды. Трижды – и возобновил ритм. Остальные подхватили за ним.
Мужчины образовали за спинами зрителей третий круг. Жрец кивнул, и в круг со Штормом, жрецом и Махатхиром вошёл старейшина деревни. Он нёс топор.
«Свершится то, что должно свершиться», – пообещал Шторм Силам.
Жрец громко обратился к старейшине.
– Он велит ему собрать богов деревни.
Старейшина поднял руку, круги разомкнулись и пропустили внутрь четвёрку женщин – каждая из них держалась за угол одеяла. Его они расстелили перед жрецом; на одеяле покоилась груда резных деревянных фигурок: большинство из них было не больше ладони, некоторые же достали бы до пояса любому из их поклонников. Все четыре женщины запрокинули головы и заревели, как дети – старейшина обрушил топор на фигуры. Пока он трудился над идолами, круша их в щепки, а женщины, ползая на коленях, подбирали эти щепки и подкидывали их в жертвенный костёр, Махатхир пояснял:
– Они ломают своих домашних богов и бросают их в огонь, потому что боги им не помогли. Эти боги должны умереть. Со смертью этих богов может погибнуть и весь мир. Принесение в жертву души чужака может предотвратить конец света. Тогда возникнут новые боги.
Шторм наблюдал за наблюдателями. Их лица едва просматривались в свете множества свечей, беспорядочно расставленных у их ног. В их облике не было ни радости, ни торжественности; разинутые рты, головы, кивающие в такт хлопкам – хлоп, хлоп, хлоп – в глубине души они казались готовыми к чему угодно.
Затем жрец встал рядом со старейшиной и громко заговорил.
– Идите туда, – велел Шторму Махатхир. – Сейчас вас разденут. – Шторм подошёл к жрецу, а учёный произнёс ему вслед: – Да поможет вам Бог!
Жрец держал обломки идолов. Старейшина поклонился и указал на промокшую обувь Шторма. Шторм её сбросил. Старейшина поклонился ещё ниже, тронул Шторма за стопу и ущипнул ткань его носка. Положив руку старейшине на плечо, Шторм стянул носки и выпрямился. К нему подошли две молодые женщины и дёрнули за пуговицы и за ширинку. Он хотел было отпустить какую-нибудь шуточку, но потерял дар речи. Они сняли у него со спины рюкзак, а затем рубашку и помогли ему вылезти из шорт и трусов, а затем отступили в круг. Размеренные хлопки не утихали. Теперь уже подключилась каждая первая пара ладоней. Шторм стоял нагишом.
Подойдя к Шторму спереди, жрец потянулся к отгибу своей набедренной повязки, извлёк из-за него сложенный вдвое лист бумаги, распрямил его, сунул Шторму в лицо (тот ничего там не увидел), громко заговорил с обитателями Да-Ро и снова показал страницу Шторму. Обратился к старейшине.
Старейшина что-то выкрикнул. Какой-то человек принёс ему копьё.
Жрец что-то промолвил. Старейшина передал ему копьё. Жрец проткнул листок остриём, прошествовал к костру, занёс копьё как можно выше, встал на цыпочки, зажал бумагу между брёвен и высвободил наконечник.
– Погоди, – сказал Шторм.
Он присел у рюкзака и нашёл там свой блокнот, завёрнутый в полиэтиленовый пакет. Вырвал последнюю страницу, положил блокнот на место и встал, держа бумажку в вытянутой руке.
– У меня тут стишок, мужик.
Жрец подступил к Шторму, протянул ему наконечник копья, принял подношение, отнёс его к костру и присовокупил к куче священной растопки.
Шторм возвестил:
– ИСКУПЛЕНИЕ, ДЕТКА! ИСКУПЛЕНИЕ ГРЯДЁТ СЕГОДНЯ НОЧЬЮ!
Жрец что-то громко произнёс и бросил оружие на землю. Шторм преклонил голову.
На искромсанном в клочья одеяле почти не оставалось осколков богов. Жрец подобрал последние щепки. Старейшина оттащил одеяло на несколько метров от костра, заставив сельчан расступиться. Тщательно распрямил его края и прервался, чтобы взглянуть в небо, словно сверяя путь по невидимым звёздам.
Жрец по-прежнему прижимал обломки идолов к груди. Постепенно он оказался напротив от Шторма. Заговорил снова, и из-за колец поселян до Шторма долетел голос Махатхира:
– Становитесь на колени.
Так он и сделал. Жрец тоже опустился на колени и что-то прошептал, а старейшина помог Шторму лечь навзничь на разлохмаченном одеяле. На живот Шторму жрец уронил несколько осколков и сгрёб их в небольшую кучку. Опять что-то произнёс, и Шторм опять услышал голос Махатхира:
– Он хочет, чтобы вы понимали: это всего лишь символ. Этот огонь пожрёт вашу плоть, но они не станут его разводить. Физически вас не сожгут.
Избранный, чтобы претерпеть покаяние, потому что больше никого не осталось. Проникающий извне через запредельные слои свет делается то ярче, то тусклее, но его никогда не бывает в достатке, нечего ему озарить, не указать ему пути домой. Одной фигуре ещё предстоит раскрыть свою истинную суть.
Всякий разоблачил себя, все ложные личины растворились, все маски оказались сброшены, кроме одной – его собственной.
Шторм повернул голову, чтобы проследить за жрецом, тот же возвратился к костру, где нагнулся, чтобы подобрать свою бутылку из-под лимонада и по кругу оросить его основание жидкостью. В воздухе завитал запах бензина. Старейшина поднёс к костру две мерцающих кокосовых скорлупки, и каждый из них взял по свече и зажёг огонь.
Пламя занялось медленно. По мере того как оно взбиралось по груде хвороста, ритм хлопков становился всё быстрее. Влажное дерево затрещало и выпустило первые языки огня. Жар поглотил вершину. Поднялся крик. Когда огонь взревел, Шторм почувствовал ветерок, обдувающий ему голую грудь, и услышал необыкновенно мощный, подобный циклону женский вопль. Жрец ходил взад-вперёд сквозь раскалённое облако жара, то и дело подливая жидкости в оранжевое пламя. Оно шипело и выстреливало клубами дыма, а он двигался от одной стороны костра к другой, отбрасывая в тумане синюю тень.
Отовсюду с окружающих деревьев донёсся скрежет когтей и хлынул поток проклятий – это бесновались демоны, изгоняемые в пустоту.
Завопило ещё несколько женщин. Завыли мужчины. Сами джунгли – и те орали, как муэдзин. Обнажённый Шторм лежал на спине, смотрел, как несётся ввысь столб тумана и дыма в сиянии колоссального костра, и ждал явления Ясного света, Мирных божеств, лика Отца-Матери, света Шести миров, проблесков дымчатого света ада и белого света Второго Бога, голодных духов, блуждающих в ненасытном вожделении, Богов знания и Гневных богов, суда Владыки смерти пред зеркалом кармы, наказания демонов и бегства в спасительную пещеру того чрева, которое вернёт его в этот бренный мир.
Его стихотворение взмыло вверх горсткой пепла. Вот как оно звучало:
ВЬЕТНАМ
Я купил у Дьявола пару «рэйбанов»
И зажигалку с надписью «Бар Тызо – 69»
Холодное пиво горячая тёлка виноват шеф больше не буду
Мужик эта «зиппо» уловила суть
