— Рад познакомиться, Дружок, — сказал Кинг. — Так ты знаешь Сида?
Дружок с силой покивал:
— Поиграй со мной.
— Ах да, поиграть. Ну, покажи мне как.
Дружок пробежал в угол комнаты, к стоявшей там коробке, и вытащил из нее теннисный мяч.
— Значит, так, я пускаю мяч, — Дружок завертелся на месте, изображая игрока большой бейсбольной лиги.
Мячик был направлен прямо в голову Морзе. За секунду до удара правая рука Морзе взметнулась вверх и поймала мячик. Затем рука упала вниз, так и сжимая мячик в кулаке.
— Игра, — сказал Дружок, подошел к Морзе и попытался отобрать мячик, однако пальцы Морзе продолжали стискивать его. Дружок повернулся к Кингу с Джоан: — Никогда не отдает. Он жадный, жадный, жадный!
В дверь просунулась голова Карла:
— Все спокойно? А, привет, Дружок.
— Он мяч не отдает! — выкрикнул Дружок.
Карл подошел к Морзе, вынул из его ладони мячик и отдал Дружку.
Дружок протянул мячик Кингу:
— Твой черед!
Кинг взглянул на Карла, и тот сказал, улыбнувшись:
— Это нормально. Обычная рефлекторная реакция.
Кинг пожал плечами, несильно бросил мячик Морзе, и тот снова поймал его.
— Сида кто-нибудь навещает? — спросила у Карла Джоан.
— Брат поначалу заглядывал, однако его уже давно не видно. Я думаю, Сид много лет назад был большой шишкой, потому что, когда мы его принимали, сюда понаехали репортеры. Теперь никто не приходит. Так что он просто сидит в кресле.
— И ловит мячики, — прибавила Джоан.
На сей раз частный самолет приземлился в Филадельфии, и тридцать минут спустя Кинг и Джоан уже подъезжали к дому Джона и Катрин Бруно, находившемуся в богатом пригороде на прославленной Мэйн-лайн. Когда они шли мимо кирпичных, увитых плющом домов, стоявших посреди ухоженных земельных участков, Кинг спросил у Джоан:
— Здесь обитает старая финансовая аристократия?
— Это относится только к жене. Джон Бруно родом из нью-йоркского Куинса, из бедной семьи, впоследствии переехавшей в Вашингтон. Он окончил юридический факультет Джорджтаунского университета и сразу же поступил на работу в столичную прокуратуру.
Горничная-латиноамериканка в накрахмаленной униформе провела их в большую гостиную.
Из Катрин Бруно получилась бы, по начальному впечатлению Кинга, превосходная первая леди страны. Второе его впечатление свелось к тому, что она чрезмерно занята собой. Впечатление это подкреплялось ее обыкновением, разговаривая с кем-либо, смотреть куда-то назад, через плечо, словно не желая оскорблять свой взгляд зрелищем чего-то недостаточно аристократичного.
Впрочем, Джоан быстро заставила эту женщину смотреть на себя.
— Время работает не на нас, миссис Бруно, — сказала Джоан. — Полиция и ФБР делают все, что от них зависит, однако результаты нулевые.
Надменный взгляд миссис Бруно возвратился к реальности.
— Что же, для этого люди Джона вас и наняли, не так ли? Чтобы вернуть его назад живым и невредимым.
— Совершенно верно. Однако мне необходима ваша помощь.
— Я рассказала полиции все, что знаю.
— Я предпочла бы услышать все это от вас.
— Почему?
— Потому что, услышав ваши ответы, я могу начать задавать вам вопросы, которых не задала полиция.
— Хорошо, спрашивайте.
Она выглядела столь обескураженной разговором, что у Кинга возникло подозрение: эта женщина уже успела завести роман и возвращение мужа — последнее, чего она желает.
— Ну, что ты думаешь? — спросила Джоан, когда они наконец садились в машину.
— Первое впечатление: полная снобизма баба, которая знает куда больше, чем говорит. Вся эта политическая заваруха ее, похоже, в особый восторг не приводит, однако то же можно сказать и о жене любого политика. Деньги у нее имеются. Но на похищении мужа она ничего выиграть не может. Ей пришлось бы платить выкуп.
— Однако, поскольку выкупа никто не требует, она ничего и не теряет. Зато снова становится одинокой женщиной.
— Тоже верно, — согласился Кинг. — Просто мы пока мало знаем. Кто у нас следующий в списке?
— Я была бы не прочь заняться его фирмой — «Добсон, Тайлер…», — однако сначала надо бы собрать сведения о ней. Так что на очереди Милдред Мартин.
— Что мы о ней знаем?
— Предана мужу, под началом которого Бруно работал в вашингтонском офисе федерального прокурора. Кое-какие результаты моих предварительных расследований наводят на мысль, что Бруно работал в Вашингтоне спустя рукава, а отвечать за результаты его деятельности пришлось Мартину.
— То есть вдова Мартина вряд ли относится к числу поклонников Бруно, — сказал Кинг.
— Верно. У Билла Мартина был рак легких в последней стадии. Жить ему оставалось от силы месяц. Однако этот срок не укладывался в чей-то график, и потому ему помогли отправиться на тот свет. Я получила результаты вскрытия. Образец ткани, взятый из его среднего мозга, выдал на спектрограмме метаноловый пик.
— Ну, если он сильно пил, тут ничего необычного нет.
— Опять-таки верно. Я говорю об этом обстоятельстве лишь потому, что оно отмечено судебным медиком. Однако метанол входит и в состав бальзамирующей жидкости.
— И если они знали, что вскрытия не будет, а тело забальзамируют…
Джоан закончила его фразу:
— То процесс бальзамирования мог послужить прикрытием наличия метанола.
— Идеальное убийство?
— Когда за дело беремся мы, это понятие утрачивает смысл, — улыбнувшись, сказала Джоан.
— Так что же, по-твоему, может рассказать нам Милдред?
— Если Бруно изменил расписание ради встречи с кем-то, назвавшимся Милдред Мартин, следует предположить, что у настоящей Милдред было что ему сказать.
— Но почему ты думаешь, что она расскажет об этом нам?
— Потому что, наведя о ней справки, я выяснила, что она, во-первых, пьяница, как и ее муж, а во-вторых, неравнодушна к красивым мужчинам. Надеюсь, намек тебе ясен.
— А какую роль будешь играть ты?
Джоан сладко улыбнулась:
— Бессердечной сучки. Она подходит мне в совершенстве.
После приземления Джоан и Кинг взяли напрокат автомобиль и поехали к дому Милдред Мартин. Дом был скромный и стоял в месте, населенном людьми не очень богатыми.
Милдред ожидала их, сидя посреди кирпичного, поросшего мхом патио, за сплетенным из ивовых прутьев столиком. Она сидела и выпивала. Лет ей было около семидесяти пяти, лицо покрывали глубокие морщины. Волосы она красила в оранжевый цвет.
После того как они представились, Милдред указала обоим на стоявшие у стола стулья и подняла вверх бокал:
— Я поклонница джина и терпеть не могу пить в одиночку. Что вам предложить?
Голос у нее был низкий и хрипловатый — результат многолетнего пристрастия к табаку и выпивке.
— «Отвертку», — ответила Джоан. — Я предпочитаю ее.
— Скотч с содовой, — сказал Кинг. — Могу я вам чем-то помочь?
Милдред рассмеялась:
— О, будь я лет на сорок помоложе, тогда да, смогли бы.
Она, немного пошатываясь, удалилась в сторону дома.
— Сдается, с трауром она уже покончила, — сказал Кинг.
— Мужу было около восьмидесяти, здоровье никудышное, сильные боли. Возможно, скорбеть здесь особенно и не о чем, — отозвалась Джоан.
Кинг огляделся по сторонам:
— Похоже, Мартины не слишком шиковали.
— Служба государству больших денег не приносит, мы оба это знаем.
Милдред вернулась, неся поднос с бокалами, села:
— Ладно, вам не терпится перейти к сути дела. Я уже говорила полицейским, что ничего толком об этом деле не знаю.
— Это мы понимаем, миссис Мартин, — сказал Кинг, — и все же нам хотелось переговорить с вами лично.
— Как же мне повезло. Только, прошу вас, называйте меня Милли.
— Хорошо, Милли, нам известно, что тело вашего мужа было подвергнуто аутопсии.
— Пустая трата времени.
Джоан смерила ее пронзительным взглядом:
— Это почему же?
— Никто его не травил. Он был стариком, страдавшим от рака и мирно скончавшимся в своей постели.
— Вы знаете насчет звонка к Бруно?
— Да, и как я уже сказала полицейским, я ему не звонила.
Джоан склонилась к ней:
— Все дело в том, что Джон Бруно после этого звонка очень разволновался. Вы можете объяснить — почему?
— Раз я ему не звонила, так откуда ж мне знать?
Джоан не отступалась:
— Когда-то Бруно и ваш муж были довольно близки, однако не в последнее время. Тем не менее кто-то звонит ему и просит о встрече — он полагает, что это вы, и приходит в волнение. Тот, кто ему позвонил, должен был сказать нечто важное.
Мартин округлила глаза:
— Ну, это вовсе не удивительно.
— Почему же? — спросил Кинг.
— Я не принадлежала к числу больших поклонниц Джона Бруно, хоть Билл и готов был целовать землю, по которой тот ходил. Я не хочу сказать, что Бруно плохо делал свое дело, но скажем так: все, что делал Бруно, он делал исключительно в своих интересах.
