– Она не может, у нее истерика, – сказала Рут.
– В этом нет никакого сомнения, – ответил профессор и поднял голову. – Девочки, приведите мадам Дюре. Она знает, что делать в таких ситуациях.
– Вы хотите, чтобы мы искали ее в темноте? Кухня на другом конце дома! – возмущенно воскликнула Рут.
– Я пойду, – сказала Кит.
– Ты заблудишься в коридоре.
– Я пойду! – Кит мысленно отругала себя за чрезмерную горячность, но никто, кажется, ничего не заметил – Рут с профессором были заняты Сэнди и даже не попытались ее остановить.
Кит вышла из гостиной, закрыла за собой дверь и оказалась в полной темноте. Удивительно, но страха она не испытывала. Впервые за много недель она действительно ничего не боялась. И точно знала, куда идти.
Кит быстро шла вперед, понимая, что времени у нее не так много. Мадам Дюре могла в любую секунду вынырнуть из темноты с охапкой свечей. Кит старалась держаться у стены, чтобы не потеряться, и мысленно прикидывала, как далеко ей еще идти. Наконец ее рука наткнулась на дверь музыкального класса, провалилась в пустоту – видимо, класс был открыт – и добралась до стены по другую сторону. Кит принялась считать шаги: один, два, три, четыре… Интересно, сколько метров отделяет музыкальный класс от кабинета мадам Дюре? Она попыталась представить расположение дверей в коридоре, но царящий в доме мрак скрадывал воспоминания.
Десять, одиннадцать, двенадцать… Может, она уже пропустила нужную дверь и ушла слишком далеко? Или, хуже того, окончательно заблудилась и теперь идет в сторону столовой?
«Только не это! Если я попаду туда, у меня духу не хватит вернуться и проделать весь путь заново!» – подумала Кит.
Тринадцать, четырнадцать – наконец-то! Холодная стена уступила место гладкому, теплому на ощупь дереву. Облегченно вздохнув, Кит принялась ощупывать дверь. В первый раз ее пальцы проскочили мимо ручки, но потом она вцепилась в нее изо всех сил и осторожно повернула. Дверь поддалась так легко, что Кит от неожиданности едва не упала, лишь чудом удержавшись на ногах.
Итак, она попала в кабинет. Она знала, что не ошиблась комнатой – об этом говорил ковер под ногами и слабый запах краски, идущий от картин Линды, которые здесь хранились. Хотя Кит бывала в кабинете всего пару раз, она легко представила, где стоит стол, и решительно направилась к нему, вытянув руку вперед. Ощутив под пальцами полированную столешницу, она принялась шарить вокруг. Наконец, оставив в стороне кипу бумаг и компьютер, Кит нашла то, что искала.
Телефон.
Цифры на панели сливались с темнотой, но это мало тревожило девушку. Она знала, что, если нажмет достаточно кнопок, ее соединят с оператором.
«Через минуту я услышу Трейси, – затаив дыхание, думала Кит. – Или ее родителей. Я скажу, что меня силой удерживают в Блэквуде. И позову на помощь». Трясущейся от волнения рукой она схватила трубку и поднесла к уху. Кит уже набрала воздуха, чтобы заговорить, когда до нее вдруг дошло: трубка молчит. Связи нет.
Несколько бесконечно долгих мгновений она стояла, не двигаясь, в тщетной надежде, что в трубке все-таки раздадутся гудки. Потом медленно опустила ее и позволила с громким стуком упасть на стол. Кит больше не волновало, что ее могут услышать.
– Это была наша последняя надежда, – тихо сказала она.
Вряд ли в ближайшее время на Блэквуд обрушится гроза такой же силы и заставит людей в суматохе метаться по дому, позабыв о том, что некоторые двери нужно запирать. Нет, другого шанса у нее не будет. Когда телефонная линия оживет, мадам Дюре уже вернется в свой кабинет – и проследит за тем, чтобы никто не заходил туда в ее отсутствие.
«Будь на моем месте Сэнди, у нее случилась бы истерика, – грустно усмехнулась Кит. – Она бы рыдала, смеялась и колотилась головой о стену. А я даже заплакать не могу».
Она действительно не могла – слез не было. Раздавленная отчаянием, Кит стояла, опершись на стол в темноте, и ждала, когда случится неизбежное. Скоро мадам вернется в гостиную, профессор поймет, что Кит с ней нет, и кого-нибудь отправят на ее поиски. Люди быстро сообразят, где она. Это всего лишь вопрос времени.
И действительно, в следующую секунду в коридоре мелькнул свет и послышались шаги.
– Кит, ты что тут делаешь? – спросил Жюль, стоя на пороге и светя фонариком ей в лицо.
Потом фонарик опустился ниже, выхватив из темноты письменный стол и телефонную трубку. Кит услышала, как Жюль испуганно втянул воздух.
– Куда ты звонила?
– В полицию, – Кит старалась, чтобы голос звучал уверенно. – Они уже едут. Будет лучше, если ты попросишь свою мать открыть ворота.
– Но почему ты не повесила трубку? – Жюль отошел от испуга и поднял трубку со стола. Подержав ее несколько секунд возле уха, он вернул трубку на телефонный аппарат.
– Хорошая попытка, – сказал он. Кит слышала, что Жюль на нее не сердится, но радости ей это не доставило. – Наверное, обрыв на линии. Пойдем, Кит. Вернемся к остальным.
– Я не хочу идти туда. Мне противно сидеть в одной комнате с твоей матерью и делать вид, что все в порядке.
– Кит, пожалуйста, попробуй ее понять, – Жюль попытался обнять девушку за плечи, но она увернулась и встала так, чтобы письменный стол оказался как раз между ними.
– Хорошо, – сухо произнес Жюль. – Будь по-твоему. Давай я провожу тебя в комнату. Позволь мне сделать хотя бы это – без фонарика ты вряд ли найдешь дорогу.
Он развернулся, и луч света, скользнув по ковру, уткнулся в противоположную стену, точнее, в картину, стоявшую у шкафа с документами.
Какое-то время Жюль и Кит стояли, не в силах вымолвить ни слова.
Потом Жюль тихо прошептал: «Боже мой…»
– Кто это сделал? Кто нарисовал… это? Не может быть, чтобы Линда!
– Но кто еще? – отозвалась Кит.
Словно зачарованная, девушка смотрела на жуткое полотно и не могла отвести взгляд, хотя, видит Бог, она страстно этого желала. Неизвестный художник запечатлел на холсте сцену ужасных мучений. Женщина на переднем плане от невыносимой боли почти утратила человеческий облик; страдания ее выглядели настолько живыми, что казалось – еще секунда, и в комнате зазвучат крики несчастной жертвы чьих-то больных фантазий.
– Но я думал… – Жюль был ошарашен не меньше Кит. – Я думал, что Линда рисует пейзажи! Речки, озера, луга…
– Убери свет, – глухо попросила девушка и наконец закрыла глаза. Когда она их открыла, Жюль уже отвел фонарик в сторону и картина стояла погруженная в темноту.
– Теперь ты видишь? – тихо спросила Кит. – Теперь ты понимаешь?
– Это безумие, – пробормотал Жюль. – Кто бы ни нарисовал это, он определенно не в своем уме!
– И это не Томас Коул.
– Конечно, нет! – воскликнул Жюль. – Но кто? У тебя есть идеи? Линда не говорила?
– Я не видела ее уже несколько недель. Твоя мать никого не пускает к Линде. А если мы зовем ее, она не отвечает. Ты не знал?
– Я знал, что она большую часть времени проводит за работой, но… – голос Жюля сорвался. – Ты только представь, она стоит там и рисует такие вещи… Держит кисть и видит, как на холсте появляется… это.
– Поверь мне, я представляю, – с горечью произнесла Кит. – И Сэнди представляет. Твоя мать открыла дорогу между мирами, но она не может контролировать тех, кто по ней идет. Теперь понимаешь, почему тебя не допустили к участию в эксперименте? Ты ее сын. Она просто не хочет тобой рисковать.
– Мама, наверное, просто не знает, – неуверенно сказал Жюль. – Нет, она точно не знает.
– Жюль, картина стоит в ее кабинете! – напомнила Кит.
– Должно быть, это новая, – Жюль во что бы то ни стало пытался оправдать мадам Дюре. – Профессор Фарли, скорее всего, принес ее перед грозой, и мама не успела посмотреть.
– Тут и другие есть. Хочешь, проверим, нет ли там аналогичных шедевров?
– Нет.
В темноте невозможно было разглядеть выражение его лица, но по голосу Кит поняла, что ей удалось убедить Жюля.
– Жюль, – мягко сказала она, – помнишь, о чем я тебя спрашивала недавно? Что случилось с другими ученицами твоей матери? Ты не смог ответить. Шкаф с документами прямо перед тобой. Достаточно открыть его – и мы узнаем правду.
– Я не могу, – опустил голову Жюль.
– Но ты должен! – Кит нашла его руку в темноте. – Пожалуйста, Жюль, мы должны узнать! Разве ты еще не понял: с нами случится то же самое! Неужели тебя не волнует наша судьба? Неужели тебе все равно?
– Конечно, мне не все равно! – Он поднял фонарик, и луч света снова метнулся по страшной картине, на долю секунды выхватив лицо женщины из темноты. Оно было настолько реальным, что Кит не удивилась бы, обнаружив лужу крови на полу под холстом. Тяжело сглотнув, девушка подавила подкатившую волну тошноты.
