уже связал веревкой его запястья и с силой дернул, как будто думал, что душу у мертвеца нужно вырывать самостоятельно. Следов крови не найдет никто. После дождя уж точно.
Вернувшись к воде, он связал ноги жертвы другой толстой веревкой, повесил тяжелый якорь на поручень и отчалил.
Тело грека дергалось, как упавший с водных лыж и запутавшийся в веревках неумеха-турист. Небо потемнело. В такую погоду, при таком волнении его никто не увидит. Никто не вспомнит.
В миле от берега дно резко, словно крутой склон холма, уходило вниз. Он размотал веревку, снял с поручня якорь, столкнул тело в воду и некоторое время наблюдал, как бледное лицо грека уходит ниже и ниже. «Наверное, пройдет минута, прежде чем он достигнет дна», – подумал Фишер.
Всю эту минуту он ничего не делал и просто стоял неподвижно, думая о донных отложениях.
Было уже десять часов, когда Фишер привязал лодку к причалу под своим домом.
Мельтеми стих. На этой стороне, от Лиа до Ватия-Лагкада и дальше до Айос-Николаоса, пустовали десятки причалов. Здесь Миконос ничем не отличался от других островов Эгейского моря, напоминавших замысловатую композицию из небольших бухточек и скрытых причалов с мозаикой из рассыпанных у берега лодок. Чьи это причалы, никто не знал и никто не спрашивал. Но накануне днем на якорной стоянке появилась серая лодка, и портовые власти начали задавать вопросы. Было понятно, что они еще вернутся, и тогда вопросов у них будет еще больше. Фишер достал из шкафчика баллончик с краской и положил в свою рыбацкую сумку, чтобы выбросить на свалке в Металлии.
Но только после того, как попользуется им.
Он закрыл за собой наружную дверь маленькой уединенной виллы, вынул наушники и включил музыку. Принес из кухни и расстелил на полу кулинарный пергамент, края которого закрепил скотчем. Из шкафа в спальне достал оставшиеся четыре прямоугольных буя, которые купил в Пирее, и, расставив их на пергаменте, аккуратно написал на каждом одно и то же слово: «FREE».
Закончив, Фишер встряхнул баллончик в последний раз – проверить, сколько осталось краски. Потом выставил буи сушиться на широком, низком мраморном столе в гостиной и засунул испачканный пергамент в пакет для мусора. Взял телефон, зашел в ее профиль в «Инстаграме» и провел там некоторое время, просматривая последние посты, сделанные чуть ранее на пляже Орнос. #Mykonos #perfectsummer [28] #will. На одном из снимков волосы у нее развевались, как огромный флаг, а фигура напоминала мачту, вызывавшую желание обнять ее покрепче. На другом она запечатлела неспокойное море, а на третьем была не одна. Что ж, в этом возрасте заполучить бойфренда уже само по себе почти завоевание. На пляже в Аграри, в 8:08 вечера… Будет не так уж и трудно. Убедившись, что использует фальшивый профиль, Фишер нашел «Вотсап» ее дружка.
Эй, ты на Миконосе? Мы только что из Н. Йорка ххх подумываем с подругой о
в городе, что подскажешь? Хохохо
Сандра
Ответ последовал почти незамедлительно:
Собираемся вечером в бар с моей девушкой! Оч жаль! Мб в др раз. Кев
«Верно, Кевин, в другой раз». Фишер разделся и отнес одежду на веранду – постирать. Ветер спал. Он отбил и повесил сушиться обоих осьминогов, затем разобрал подводное ружье и тщательно промыл его, позаботившись, чтобы не осталось соли.
Ночь была тиха и спокойна. Идеальная ночь для охоты.
По узким улочкам Миконоса, вокруг Матогианны, неспешно струился разноцветный поток. Богатые греки шли наравне с бедняками, прибывшими на остров с одним рюкзаком. Туристы, местные. Молодые арабки без паранджи. Восточноевропейские девушки – их называли здесь Светланами. Все готовы ко всему. Американцев и китайцев встречалось немного, и узнать их было легко – они арендовали мегаяхты, и ради исполнения любого их желания трудились целые многонациональные экипажи. Французы предпочитали катамараны для плавания под парусом. Албанцы растягивались на взятых напрокат шезлонгах. Ливанцы выставляли напоказ волосатую грудь под застегнутой на нижние пуговицы рубашкой. Их примеру следовали израильтяне. И безработные актеры, и торговцы барахлом.
Все собирались на Миконосе, в этом чудесном месте. После всех прошлых летних вакаций они могли шепнуть самим себе, как и любому, кто пожелал бы услышать: «Я здесь. Я это сделал».
Фишеру сказать было нечего. Он шел уверенным, твердым шагом, с каменным лицом, глядя прямо перед собой. Он промолчал, даже когда в него врезалась группа пьяных итальянцев. Дорого одетые женщины, мужчины со швейцарскими часами – все инстинктивно отступали в сторону, убирались с его пути. У него была цель, и он шел к ней напрямик.
Маленькая Венеция. Сердце Миконоса. Оторопь из-за бушующего моря, из-за разбивающихся о камни волн была тем первобытным чувством, из которого возникло все остальное, все, что пришло позже: клубы, пляжи, прогулки под звездами. Вначале был только маленький бар и неукротимое море.
«Как они это переносят?»
Краем глаза он увидел Уиллу Кендалл, прогуливающуюся неподалеку рука об руку с бойфрендом. Глаза ее сияли. «Я здесь. Я это сделала».
Сердце дрогнуло, сбившись с ритма.
Сидя за стойкой бара напротив, он наблюдал за ними.
Красивые, непобедимые, ликующие. Ни приятелей, ни родителей. Даже те, кто накануне оставил комменты к ее посту, были сейчас далеко. Кевин и Уилла. Наконец-то одни. Сидя за столиком, они не сводили друг с друга глаз, не замечая стоящей между ними бутылки с экзотической этикеткой. Не замечая вазы с цветами, которых они никогда не видели. Не замечая двух чудесных стеклянных блюд и греческого салата по-деревенски в прекрасной, дизайнерской работы миске. Свежих помидоров, сочного лука, острой феты и нежных оливок.
В воздухе между ними невидимо витала победа, которую они одержали, попав сюда, на этот греческий остров. Победа, благословенная их непоколебимой убежденностью: это и есть любовь.
Хотя Манос Ману пытался избежать этого, утренняя презентация привела к вечерней встрече. Первоначально предполагалось, что это будет ужин с «командой», но команда сократилась до Белласа и Хрисанфоса; все остальные сотрудники полиции Миконоса вели наблюдение за подозреваемыми. Беллас и Хрисанфос собирались присоединиться к ним, но только после сувлаки [29] в Матогианне.
Проспав весь день, Манос ужасно проголодался.
– Хорошо провели день? – спросил Беллас, не притрагиваясь к еде. – Не хотелось вас беспокоить.
Хрисанфос широко улыбнулся.
– Вам, ребята, заняться нечем, да? – спросил Манос.
– Мы просто перекусим по-быстрому.
– Есть проблемы? Не можете кого-то найти?
Два полицейских, онемев, уставились на Маноса,
