Ивонн восполнила свой запас косметики тональным кремом, бесцветным блеском для губ и тенями для век цвета какао, пепла и кактуса.
Свой вояж она завершила посещением стилиста, к которому ходила Цилла, еще не будучи замужем за Бенни. Он предложил ей ступенчатую стрижку до плеч с тонкими темно – красными мелированными прядями, отчего каштановые волосы Ивонн сразу как-то по-особому расцвели и заблестели.
«Что ж, неплохо», – подумала про себя Ивонн, когда на следующее утро, стоя в гардеробе своего агентства, глянула в зеркало.
На ней были оливковые вельветовые джинсы и шерстяной блейзер. Нора Брик была в этот момент где-то очень далеко. Появившись в офисе уже в семь утра, Ивонн просмотрела огромное количество скопившихся за время ее отсутствия сообщений, присланных ей по электронной почте. Когда в девять утра пришли Цилла и Лотта, она уже вскрывала свою бумажную почту, сортируя, по обыкновению, целый вал полученной информации: одни письма она выбрасывала, другие обрабатывала, третьи отправляла в архив. Вопреки обыкновению, дела продвигались не слишком быстро. Ивонн чувствовала, как стала давать сбой ее отлаженная прежде мудреная система. Да, такое случается, когда долго отсутствуешь на рабочем месте.
Во время утренней планерки это неприятное и едва уловимое ощущение только усилилось, и Ивонн почувствовала, что перестала понимать то, о чем говорили ее сослуживцы. «Меня так долго не было на работе», – с горечью подумала она.
Однако она и виду не подала – это умение было одним из ее многочисленных достоинств. Она внимательно слушала, то и дело задумчиво кивая и делая отдельные замечания по существу, скептически морщила лоб, позволяя себе иной раз снисходительно улыбнуться. При этом она все время пыталась понять, о чем, собственно, шла речь. А речь, очевидно, шла о семинаре для предпринимателей малого бизнеса на базе одной из гостиниц города. И ей была отведена роль ведущей всей программы. «Ну, да, – снова подумала Ивонн, – пройти-то оно пройдет».
Когда две недели спустя Ивонн стояла на сцене конференц-зала в графитово-сером костюме и красной блузке, кончики воротника которой лежали на пиджаке, как два опавших осенних листочка на скалах, все мероприятие и в самом деле прошло отлично. Ее голос звучал уверенно, ее выступления между отдельными пунктами программы были весьма серьезными, но при этом не лишенными юмора.
«Семинар под знаком Времени» – так гласило название мероприятия, и, когда Ивонн раскинула над докладчиками свою невидимую, но при этом крепкую сеть, ей удалось объединить всех их в рамках одной темы и так сплотить, что позднее они еще долго с недоумением взирали как на себя, так и на остальных.
Слушатели также находились под большим впечатлением, и каждый считал, что теперь у него перед глазами есть пример и что он получил четкое разъяснение своей сумбурной жизни. Все покинули семинар в приподнятом настроении, оттого что внезапно ощутили в себе огромные интеллектуальные способности, со смутным, едва ли не религиозным предчувствием того, что напали на след чего-то очень значимого в своей жизни.
Но Ивонн знала, что уже на улице это осознание улетучится, полученные примеры забудутся, и, когда на следующий день кто – то из слушателей захочет рассказать обо всем своим коллегам, сможет припомнить только отдельные, весьма расплывчатые детали. Но ощущение новизны все же будет еще живо, и «Твое время» получит кучу бесплатной рекламы, поскольку все в один голос скажут, что они посетили фантастический семинар, который изменил их изнутри.
Никто из них понятия не имел о том, что это была целиком заслуга Ивонн. И лишь она одна знала об этом.
Чтобы оказывать подобное влияние на группы людей, нужно иметь большой талант. И может быть, даже очень большой, думала Ивонн, стоя в кругу оживленно беседовавших участников семинара, которые собрались в одном из помещений отеля, чтобы за стаканом вина и бутербродом отметить конец дня. Мимо нее проскользнула Лотта, а рядом с ней один очень старательный мужчина с ухоженной бородой. Она любезно кивнула, искоса бросив на Ивонн взгляд, и растянула уголки губ в довольной улыбке, украдкой подняв вверх большой палец. Ивонн с благодарностью кивнула ей в ответ. Как бы то ни было, у нее все получилось, она прекрасно знала свое дело.
Десять минут спустя Ивонн вышла из женского туалета и направилась прямиком через ресторан гостиницы в комнату, где проходила неформальная встреча другой группы. Освещение в зале было приглушенным и почти интимным, но, подойдя ближе, она сразу же узнала его.
Сунув одну руку в карман брюк, а в другой держа стакан с виски, Бернхард Экберг разговаривал с двумя женщинами. Он держался естественно и явно был в приподнятом настроении. Бернхард умело жестикулировал стаканом, не выплескивая содержимого, а его собеседницы хохотали над его репликами.
Внезапно он повернул голову в сторону Ивонн и замер на месте. Он ее увидел!
Да, но тот взгляд, которым он посмотрел на Ивонн, был всего лишь удивленным взглядом слегка подвыпившего мужчины, заметившего хорошенькую женщину. Но в его глазах не было и намека на то, что он узнал ее.
Ивонн, не глядя на Бернхарда, словно его и не было, проскользнула мимо.
Она подошла к залу, где заседала ее компания, но затем, передумав, медленно вернулась в ресторан. Укрывшись за барной стойкой и сновавшими людьми, она стала издалека наблюдать за Бернхардом.
Никогда еще она не видела его в роли, которая так отличалась от той, что была ей знакома. Вероятно, не столь разительно, как сама Ивонн от Норы, и тем не менее.
Она подумала о том, что, так же как и у нее, у Бернхарда было такое место, где он чувствовал себя уверенно, где его уважали и ценили. В своей профессиональной деятельности он, очевидно, не был трагическим неудачником. В его компании речь шла о банкирах – Ивонн поняла это из подслушанных ею обрывков фраз. Бернхард и его коллеги собрались вместе по случаю какого – то праздника.
И как раз в тот момент, когда Ивонн подумала об этом, одна из женщин, которая разговаривала с ним, повернулась к только что подошедшему другому мужчине. Бернхард обратился было к другой собеседнице, но та уже с кем-то болтала. И, прерванный на полуслове, Бернхард, по-детски приоткрыв рот и с выражением растерянности, так хорошо знакомым Ивонн, остался стоять в одиночестве.
После того как в последние десять минут он уверенно выдавал себя за опытного светского льва, ему следовало бы вновь заговорить с кем-нибудь – по-видимому, он был лично знаком со многими из присутствовавших в ресторане, – либо отделиться от толпы и допить виски, который он до этого только пригубил. Но вместо этого Бернхард, выглядевший растерянным и едва ли не испуганным, так и остался стоять с выражением полной беспомощности в своих широко раскрытых карих глазах. Прямо как ребенок, оказавшийся один посреди огромной толпы.
Ивонн стоило немалых усилий удержать себя от того, чтобы не подойти к нему и не сжать его руку.
Она стремительно покинула ресторан и снова присоединилась к своей компании.
Часть третья
По ту сторону предместья
В предместье пришла весна. Зацвели фруктовые деревья и форзиции. На клумбах увядали последние нарциссы, и тюльпаны раскрыли свои запыленные бутоны.
Бернхард Экберг сидел за обеденным столом и пытался работать. Окно в сад было открыто, а в прихожей жужжала пылесосом его домработница Нора Брик.
Она вернулась к нему! После трех долгих месяцев отсутствия эта удивительная, добросердечная и загадочная женщина, телефона которой не было в телефонной книге и имени которой не знали даже в справочном бюро, наконец-то снова здесь. А что ему оставалось делать, кроме как ждать и надеяться? Когда по прошествии некоторого времени она так и не появилась у него дома, он подумал, что она мертва. Насколько серьезной была ее болезнь? По телефону она сообщила, что температура у нее поднималась до сорока градусов. Бернхард не находил себе места от одной только мысли, что она, тяжелобольная, лежит в полном одиночестве в своей маленькой квартирке, где-то в пригороде, а может, и вовсе умерла, и никому нет до нее дела.
Его аккуратная, добросовестная Нора, всегда четко приходившая по понедельникам и четвергам, не исчезнет вот так, запросто, без серьезного на то основания.
Бернхард чувствовал, что именно она придавала ему новые силы ходить на работу, и он снова продолжал что-то делать, пусть даже это была только видимость. Уже давно, возможно даже на протяжении всей жизни, его душа была пуста. И только с появлением Норы он ощутил в себе прилив целебной благой силы. А когда Бернхард оказался лишенным этой силы, он снова сник, и с каждым днем ему становилось все хуже и хуже. В конце концов он перестал ходить на работу и только лежал на диване перед телевизором.
Поначалу он смотрел телевизор и пил. А потом больше не мог ни смотреть в этот злосчастный экран, ни есть, и в итоге даже пить. Завернувшись в свой шерстяной плед, грязный и неухоженный Бернхард изо дня в день только и делал, что лежал на диване в комнате с задернутыми шторами и выл, как дикий зверь: «Нора! Нора!» И должно быть, она его услышала, поскольку в один прекрасный день вновь неожиданно появилась в его доме. Она раздвинула шторы, и проникшие в комнату солнечные лучи заблестели в ее волосах, выглядевших теперь совсем иначе, как-то еще сочнее, отчего ее голова сияла теплым светом. Да, уж не ореол ли святости окружает ее красно-коричневую шевелюру? А может, это ее глаза были тем самым солнцем, от которого он уже успел отвыкнуть за столь длительное время, что сидел за задернутыми шторами? Ослепленный, он прошептал, прикрывая глаза рукой:
