– Надумали? – поторопил меня Карнач.
Я сделал вид, что надумал, только кое-что желаю уточнить:
– Вспомнил! Вспомнил Быстрова, капитан!
– Ну видите! Уже лучше! – победительно поощрил «дерьмодав». – И что вспомнили?
– Вы говорили, что по телефону у Быстрова потребовали пятьдесят тысяч. А куда он их должен был принести?
– В «Пальмиру». И передать швейцару. То есть Боярову- Александру-Евгеньевичу.
– А если не принесет?
– Быстровскую новенькую «девятку» сожгли прямо у него под окнами. И пообещали, что на очереди его жена.
– Деньги требовали в какой упаковке?
– В дипломате. Маленьком.
Крутые ребята. И расчет безошибочен. Некто, хорошо знавший меня, не сомневался, что когда Борюсик передаст мне дипломат, я пожму плечами и положу его в свою комнатку, не проверяя что там внутри. А через день-два, когда через бар пройдут сотни людей, появится некто и спросит дипломат от Борюсика. Я отдам, не задумываясь, получу свою пятерку и не вспомню никогда. Дело обычное. Сколько раз приходилось быть передаточным звеном. Швейцар…
– Еще вопрос! – увлекся я.
– Здесь вопросы задаю я! – спохватился Карнач.
– А по какому праву? Вы юрист? Или так себе?.. Если я даже не свидетель, а подозреваемый, то, будьте любезны, если не повесточку, то ордер на задержание. Вы же утверждаете, что возбудили уголовное дело. По факту.
Карнач стал цвета своей книжечки. На его очевидный вчерашний перепой наложилось искреннее возмущение наглостью швейцара-вышибалы. Чьим бы сынком ни был в прошлом швейцар-вышибала, теперь он только швейцар-вышибала, заподозренный в рэкете. И справедливо заподозренный, ведь еще чуть-чуть и сам раскололся бы! Он, капитан Карнач, старался облегчить задачу подозреваемому, на вопросы ответил, всячески помог – а этот… Бояров-Александр-Евгеньевич в Кодекс мордой тычет?! Ну, гляди-и!
Я глядел. Глядел, как его физиономия багровой насыщенностью превзошла даже книжечку, и соображал (только быстро, быстро), что немного перегнул, что надо давать задний ход, если еще не поздно. Или поздно?
– По какому праву, спрашиваешь?! – навис Карнач. (Не ударить же он меня собрался! Лучше бы ему этого не делать. А то я таких дров наломаю из всех присутствующих! И самым «любимым» поленом станет он сам. Спокойно, Бояров. Спокойно. Однако капитан нутром почуял, что рукам волю давать не стоит – повыдергаю и… будь что будет. Спокойно! – По име-ю-ще-му-ся у меня праву! В бар, значит, торопишься?! На работенку?! Чирики постреливать?! Так вот, гражданин. Вы задержаны на предмет выяснения личности. И мы имеем право выяснять вашу личность в течение трех часов. А потом, может быть, отпустим. Может быть. Или нет. В зависимости от результата. Или в другой зависимости… Впрочем, вам, гражданин, выбирать.
– Да вот же мои документы! – немного растерялся я.
– Ляшков, возьми у него документы, – приказал Карнач. – Так, а теперь отнеси их – пусть эксперты проверят, насколько они подлинные. Сомнения есть… Экспертиза, гражданин, дело до-олгое.
– Вы же знаете! – оторопел я. – Вы же меня из бара и вызвали. Меня, Боярова!
– Да-а? Не помню! Ляшков, а ты? Бикмурзин? Нет? Видите, гражданин, – нич-чего подобного!
Вся их троица откровенно получала удовольствие. И было от чего. Ах, ты нас мордой в Кодекс тычешь?! Так мы тебя еще не так ткнем!
Ткнули. Три часа торчать в такой замечательной компании, при том, что день в разгаре, и «Пальмира» меня заждалась – Юрка с Олегом запаникуют, – совершенно мне не улыбалось.
– Вся штука в том, – мстил капитан, – что вы, гражданин, по всем приметам совпадаете с о-очень серьезным правонарушителем. У нас есть его словесный портрет, и что вы, что он – тютелька в тютельку.
– Какой еще портрет!
– Да хоть бы вот этот! – он большим пальцем ткнул себе за спину, в стену. На стене, как и положено, висел в рамочке не Дзержинский, правда, но Ленин.
Ш-шуточки. За такие шуточки при младших по званию капитан Карнач три года назад моментально бы в лейтенанта Карнача превратился. Младшенькие, Ляшков с Бикмурзиным, настучали бы по начальству как пить дать. Да-а, времечко изменилось. Время-времечко. У меня его, времени, совсем уже не оставалось. И так больше часа валандаемся. Надо выбираться. Хоть на той же шутке:
– И чем же мой двойник так провинился? – я попытался задать вопрос с иронией и… сообщнически.
– Да понимаешь, рэкетом балуется. Пятьдесят тысяч рублей ни за что ни про что с некоего Бориса Быстрова решил получить. И не сознается. Наверно, не хочет говорить – за что. А ты не в курсе?
– Капитан! Ну, капитан! Ну, ты сам подумай! Если бы я был рэкетиром, разве бы я действовал так примитивно? Что я, совсем дурак, что ли? Снимать с человека деньги и требовать, чтобы он их принес мне же на работу?! Разве я похож на полного идиота?! А, капитан?
– Не похож… не похож… – якобы раздумчиво проговорил он. Про себя что-то решал, вычислял: есть ли смысл.
Не было ему никакого смысла. Ну, промурыжит он меня три часа и вынужден будет отпустить. А Бояров-младший возьмет и звякнет – мало ли у Боярова-младшего связей осталось в наследство от Боярова-старшего, даром что швейцар. Никаких, конечно, связей у меня не было, во всяком случае в кругу «группы товарищей» отца. Но откуда Карначу знать?! В других кругах – да, связи, и немалые, но в данном случае их как раз лучше не афишировать. Но откуда Карначу знать?! Было искушение, когда менты куражиться стали, попросить с каменным лицом телефон и действительно звякнуть. Вальке. Его контора к ментам относится не ахти, да и взаимно. Но что я Вальке бы сказал? Мол, сижу в Василеостровском отделении, менты донимают? Так он и примчался! И нет никакого желания попадать в зависимость к Вальке и к его конторе. Тьфу-тьфу-тьфу!
– И на него не похож! – как бы подхватил я шутку. Вместе шутим. Попросту, по-приятельски, нет?
– На кого? – не понял капитан.
– На него… – кивнул я в сторону портрета на стене.
Тот, который Бикмурзин, хихикнул. Смешливый, еще тогда у дверей «Пальмиры» так же отреагировал после моего «Ничего, что я с вами на ты?». Разрядилась обстановочка. И Карнач вроде помягче стал.
– Не похож… не похож… Вот уж на кого не похож, на того не похож. Ну и что же нам с тобой делать, Александр Евгеньевич?.. Значит, о Быстрове ничего не можете сказать?
«Александр Евгеньевич»- уже хорошо. Перелом произошел.
– Что я могу сказать! В лицо знаю, а так – нет.
– И не звонил?
– И не звонил. С какой стати мне звонить, если я его только в лицо знаю. И никаких у нас с ним дел никогда…
– Ладно-ладно, верю! А у кого с Быстровым были дела? Не обращали внимания?
Во-от, наконе-ец-то прие-ехали. Может, я для того им и понадобился? Швейцар сам по себе заманчивая фигура для ментов как источник. А я еще и Бояров-младший. Ну, предпочел юноша романтику «дна», однако корни-то… наверху, в номенклатуре. О-очень заманчивая фигура.
– Не обращал. Не до того. У меня ведь какая работа…
– Знаю-зна-аю. Заждались тебя?
– Не без того.
– Дорожишь работой? Нравится?
– Я вообще редко делаю то, что мне не нравится.
– Как же, как же. Наследственное, не иначе. Люди кругом все время, да? Кто только ни заглядывает! Купля-продажа небось вовсю, разговоры…
– Сами понимаете, товарищ капитан.
– Понима-аю… Ну-ка, Ляшков, Бикмурзин! Курить охота? Пойдите покурите. Да! Ляшков! Документы-то отдай Александру Евгеньевичу.
Короче, обычная вербовка. Нет-нет, ничего подписывать не надо. Зачем же! Мы ведь должны доверять друг другу, не так ли, товарищ Бояров?
Так! Так! Поскольку и подписывать ничего не надо, я с энтузиазмом согласился и горячо заверил товарища капитана, что приложу все усилия для снижения уровня криминогенности в районе и в городе посредством подробной и чуть ли не ежедневной информации э-э… руководства!
Сарказма товарищ мент, судя по всему, не уловил и весьма был рад тому, что не обманулся во мне, в Боярове-младшем, который, в сущности, наш, НАШ. А для меня – это обычный ритуал после всех разборок с ментами. Не первая разборка и не последняя (хотя лучше бы последняя). «Стучать» – себя не уважать. А я себя уважаю. И всех моих клиентов в «Пальмире»- уважаю. «Каждый на своем месте…». Рэкетир? Перекупщик? Кидала? Воротила? Мне-то что? Они сами по себе. Я сам по себе. У меня есть каратэ. У них… другие таланты. А жить по закону – это как? Особенно в стране, где только через семьдесят лет очнулись: давайте строить правовое государство. Отца по закону угробили, без крови и уголовки, инфарктом пристукнули: перестройка у них, у «группы товарищей». И Афган – по закону. И менты с пропитыми рожами – по закону… Только частная собственность у НИХ – вне закона. А раз так… на нет и суда нет. Во всяком случае, не мне судить. «Каждый на своем…».
Несмотря на почти дружеское расставание, Карнач почему-то не предложил подбросить меня обратно, до «Пальмиры». Ну да я в пять минут на частнике добрался.
