– Да, – кивнул Ожогин. – Introspice in mentem tuam. Светлый и тонкий был ум. А грубиян Антоний убил его и приколотил его руки к воротам сената.
– Превратности судьбы, – вздохнул Егор.
Он покосился на часы-башню, тяжеловесным ходом маятника отсчитывающие секунду за секундой. Было десять минут девятого.
– Как мои прогнозы? – небрежным тоном спросил он. – Оправдались?
– На сто процентов! – воскликнул Ожогин. – Ничего подобного нельзя было представить. И тем не менее я сам стал тому свидетелем. До сих пор не могу прийти в себя. Чудо – иначе не назовешь. Мои аналитики были в шоке. – Он посмотрел на Егора. – Скажите, как вы это делаете?
Егор вспомнил Чернышова, пристававшего к нему с этим же вопросом.
– Никак, – сказал он. – Это не есть плод моего физического усилия. Это приходит извне, а я лишь принимаю сигнал. Поверьте, я ничто по сравнению с ним. – Он кивнул на бюст Пушкина. – Вот кто творил настоящее чудо. «Дни мчались, в воздухе нагретом уж разрешалася зима…» Из ничего создавал красоту, которая переживет века. Это ли не чудо?
– Да, – рассеянно согласился Ожогин. – Чудо.
Поэзия была явно не его стезей, и ответной цитаты не последовало.
– Что мы будем делать дальше? – спросил Егор.
– Как что? – удивился Ожогин. – Ужинать.
Они рассмеялись.
– Занимательные часы, – сказал Егор, подходя к тикающей готической башне. – Старинные?
Минутная стрелка стояла на четырнадцати, и он боялся отвести от нее глаза. У него будет всего минута, и это без учета расхождения часов. Тут, без преувеличения, важна каждая секунда.
– Восемнадцатый век, – сообщил Ожогин, следом за ним подходя к часам.
– Их реставрировали? – поинтересовался Егор. – Вид как у новеньких.
– Нет, такими их сохранил прежний хозяин.
– Какой-нибудь разорившийся граф?
– Герцог Девонширский, если точнее, – улыбнулся Ожогин. – Его семья распродавала обстановку одного из замков, вот я и приобрел по случаю.
– Приятно, наверное, сознавать, что эти часы были современниками Трафальгарской битвы? – спросил Егор, следя за ходом маятника и дожидаясь, когда острие минутной стрелки, сделанное в виде наконечника копья, встанет на тройку.
– Мне доставляет большее удовольствие думать, что они отсчитывали время, когда под ножом гильотины лежала Мария-Антуанетта, – отшутился Ожогин.
Минутная стрелка сравнялась с отметкой «3». Егор, еще немного выждав, поднял глаза и посмотрел на Ожогина.
– Где же наш ужин? – спросил он.
– Сейчас принесут, – ответил Ожогин, продолжая смотреть на часы.
Маятник равнодушно бил секунды, отбирая у Егора единственную возможность осуществить свой план.
– Вы меня убьете? – вдруг спросил он.
Ожогин быстро повернул к нему голову:
– С чего вы взяли?
Некоторое время они смотрели друг другу в глаза – и Егор едва сумел сохранить свои чувства при себе, настолько его поразило то, что он увидел во взгляде Ожогина.
– Не знаю, – медлительно сказал он, отводя глаза и опасаясь, что Ожогин что-нибудь поймет: слишком долго он пялился на него. – Но мне кажется, вы не расположены сохранить мне жизнь.
– Чепуха! – возразил Ожогин. – Вы даже представить себе не можете, насколько нужны мне. Не знаю, откуда взялись ваши страхи, но они совершенно беспочвенны, уверяю вас. Потерпите еще немного, и вы увидите, как я умею ценить нужных мне людей.
По его тону Егор сделал вывод, что он ни о чем не догадывается, и начал потихоньку успокаиваться. Только бы Жанну не засекли. И тогда ему будет что рассказать Чернышову!
– Надеюсь, вы со мной искренни, – пробормотал он.
– Можете мне верить, Егор, – торжественно заявил Ожогин, кладя руку ему на плечо.
Они снова посмотрели друг другу в глаза, но на этот раз Егор ничего не увидел.
Защита снова была включена. Он успел вовремя.
В дверь предупредительно постучали.
– Вот и ужин, – сказал хозяин кабинета. – Входите, Аглая!
Сухопарая Аглая внесла поднос с кастрюлями и судками. Пока она сервировала стол, Егор и Ожогин продолжали разглядывать статуи, состязаясь в остроумии и со стороны, наверное, напоминая добрых друзей.
– Прошу, – увидев, что Аглая удаляется, пригласил Ожогин.
Они принялись за ужин, добротный, изысканный, как нельзя более соответствующий роскошной обстановке кабинета.
– Что у вас с Жанной? – поинтересовался Ожогин, прожевывая нежнейшую, приготовленную на пару семгу. – Серьезно?
Егор насторожился.
– Да, в общем, – уклончиво ответил он.
– Завидую, – сказал Ожогин. – Интересная девушка. Умница, красавица…
– Комсомолка, спортсменка, – подхватил Егор.
– И характер у нее весьма независимый, – не поддался на шутку Ожогин. – Что вы не едите? Аппетита нет?
– Думаю, что лучше взять, – отозвался Егор.
«К чему он гнет? – подумал Горин. – Просто так болтать о Жанне он не станет, не тот человек. Значит, что-то хочет выведать. Осторожнее, Егор».
– Возьмите семги, – посоветовал Ожогин. – Не пожалеете. Как говорится, поешь рыбки, будут ноги прытки.
– Рыбу ешь, да рыбака не съешь, – ответил в тон ему Егор. – Ладно, последую вашему совету. Тем более что рыбка, кажется, хороша.
– Хороша, – кивнул Ожогин. – А Жанна не обладает скрытыми талантами наподобие вашего?
«Вот оно», – подумал Егор.
– Только одним, мне известным, – ответил он. – Все время исчезать без моего ведома.
– Ясно, – кивнул Ожогин, не выказывая разочарования. – Как семга?
– Превосходно, – ответил с набитым ртом Егор.
Какое-то время они молча ели, изредка посматривая друг на друга. Не знай Егор того, что вскоре должно произойти, он бы решил, что тем все и закончится. Однако Ожогин приготовил ему на сегодняшний вечер не только один ужин. Был у него еще один сюрпризец, думая о котором Егор испытывал одновременно негодование и бессилие, так как снова ему приходилось выступать в роли человека, оглашающего приговор и не имеющего возможности его отменить. Единственное, чем он себя успокаивал, это тем, что действительно ничего не в силах изменить и он должен пройти это испытание ради того, чтобы иметь возможность закончить дело гораздо более важное для него и для страны.
После ужина Аглая принесла кофе и сигары. Они устроились в креслах, закурили. В сущности, если бы не извращенность ситуации, Егор мог бы признать, что вечер проходит замечательно. Он мило побеседовал с гостеприимным, образованным человеком, хорошо поел и предался изысканной неге, венчаемой пахучей сигарой и чашкой превосходного кофе. Чего еще желать? Это была его привычная жизнь, и почему он должен думать, что она отличается от жизни таких вот Ожогиных? Все они, в сущности, стремились к одному: пользоваться самым лучшим и считать это главным достижением своей жизни. А какими средствами оно доставалось, не столь важно. Кто-то пишет книги, кто-то произносит речи, кто-то готовит покушения…
– Я не буду больше вас мучить проверками, Егор, – сказал Ожогин. – Но у меня есть одна просьба перед нашим расставанием.
– Да? – спросил Горин.
Он потянулся и осторожно стряхнул пепел с сигары. Ему не хотелось, чтобы Ожогин видел выражение его лица.
– Сейчас я покажу вам одного человека, и вы скажете мне, что его ждет в ближайшем будущем. Надеюсь, это не затруднит вас?
Он внимательно посмотрел на Егора.
– Нисколько, – ровным тоном отозвался тот. – Одним человеком больше, одним меньше…
– И я так думаю, – засмеялся Ожогин. – Идемте.
Они вышли из кабинета, и чиновник сразу же надел очки – бдительность не покидала его ни на секунду. К ним присоединился Курбатов с охранниками, и они все прошли в «рабочий кабинет» Егора.
Ожогин включил компьютер.
– Прошу вас, – сказал он Егору.
Тот сел на стул, глянул на экран.
Это была запись, идущая онлайн. Она изображала полного мужчину средних лет. Он был одет в модный обтягивающий костюм и рубашку с распахнутым чуть не до пупа воротом. Характерные черты лица выдавали его кавказское происхождение. Запись велась в ночном клубе, освещение было неяркое, порой прерываемое бликами огней. Но тот, кто снимал, был мастером своего дела, и небритая физиономия кавказца, веселящегося в кругу полуголых девиц, все время держалась в ракурсе.
– Кто это? – спросил Егор, посмотрев какое-то время на лоснящееся от полноты жизни лицо кавказца.
Не сказать, чтобы он испытывал к нему особенную жалость. Но это был живой человек, имеющий право на суд и адвоката, и потому Егору было нелегко сделать то, что он должен был сделать.
– Скажем так, одно незначительное лицо, – ответил Ожогин.
– Зачем он вам? – спросил Егор, откидываясь на спинку кресла и отводя взгляд от экрана.
Ожогин озадаченно покосился на него.
– Почему вы так спрашиваете? – спросил он. – Вы… что-то увидели?
– Машина этого человека будет взорвана сегодняшней ночью, – сказал Егор. – Кем? Вами?
