— Все равно что встретить привидение с того света.
— Страшно?
— Скорее жалко, чем страшно, — ответила Ирина. — Приходится удивляться, зачем они приезжают после всего, что было.
— Если они слушают вас по радио, могу представить их иллюзии.
— Нельзя же быть жестокой.
— К вам это не относится, — заверил ее профессор.
— Мне порой кажется, что они были бы более счастливы, если бы остались в Москве со своими мечтами.
— Ирина, — вмешался звукооператор, — давай заново запишем последние две минуты. Напомни, пожалуйста, профессору, чтобы он не очень приближался к микрофону.
Профессор сощурился, стараясь разглядеть аппаратную.
— Понял, — сказал он.
Ирина погасила о пепельницу свою сигарету. Сделала глоток. Длинные пальцы на серебристом стакане. Красные губы, белые зубы. Великолепная.
Интервью возобновилось с Павлова.
Сгорая от стыда, Аркадий как можно глубже забрался в самый темный угол. Если бы тень была водою, то он утопился бы в ней не задумываясь.
19
Телефон в будке зазвонил ровно в пять.
— Федоров слушает, — ответил Аркадий.
— Говорит Шиллер из банка «Бауэрн-Франкония». Мы с вами разговаривали утром. У вас были вопросы о фирме «ТрансКом сервисиз».
— Благодарю за звонок.
— В Мюнхене нет «ТрансКома». Ни одному местному банку эта фирма не известна. Я связывался с некоторыми государственными учреждениями. Фирма «ТрансКом» в Баварии не зарегистрирована.
— По всему видно, что вы все тщательно проверили, — сказал Аркадий.
— Думаю, что сделал за вас всю работу.
— А как насчет Бориса Бенца?
— Господин Федоров, у нас свободная страна. Вести расследование в отношении частного лица — дело непростое.
— Он не служит в «Бауэрн-Франконии»?
— Нет.
— А нет ли у вас его банковского счета?
— Нет, но если бы и был, существует тайна вкладов.
— Зарегистрирован ли он в полиции? — спросил Аркадий.
— Я сказал вам все, что мог.
— Тот, кто ложно утверждает о связи с банком, возможно, делал это не раз. Это может быть профессиональный преступник.
— Даже в Германии есть профессиональные преступники. Я не имею никакого представления, является ли таковым Бенц. Вы мне сами говорили, что, возможно, не совсем правильно поняли, что он вам сказал.
— Но теперь банк «Бауэрн-Франкония» фигурирует в отчетах консульства, — возразил Аркадий.
— Уберите его.
— Это не так просто. Контракт очень крупный. Наверняка потребуется выяснение.
— Похоже, это ваша проблема.
— По всей вероятности, Бенц предъявлял документы «Бауэрн-Франконии», содержащие финансовые обязательства банка. Он забрал бумаги с собой, но Москва будет интересоваться, почему банк теперь выходит из дела.
Голос на другом конце как можно отчетливее произнес:
— Никакого обязательства не было.
— Москва спросит, почему «Бауэрн-Франкония» больше не интересуется Бенцем. Если преступник недобросовестно впутывает в это дело банк, то почему банк не проявляет должного желания помочь разыскать его? — спросил Аркадий.
— Мы помогли всем, чем могли, — слова Шиллера звучали бы более убедительно, если бы не было его письма, адресованного Бенцу.
— В таком случае, вы не будете возражать, если мы пришлем к вам своего человека.
— Пожалуйста, присылайте. Чтобы покончить с этим делом.
— Его зовут Ренко.
Третий этаж советского консульства был полон женщин в искусно вышитых блузках и в широких юбках, украшенных яркими лентами, так что казалось, что по коридору беспорядочно катались пасхальные яйца. Если добавить, что у каждой в руках было по букету роз, то нетрудно себе представить, сколько усилий и извинений требовалось для того, чтобы преодолеть коридор.
Письменный стол Федорова стоял в окружении ведер с водой. Он оторвал голову от груды виз и прорычал, давая понять, что уже исчерпал свою дневную квоту дипломатии:
— Какого черта вам здесь надо?
— Как здесь мило, — заметил Аркадий.
Кабинет был небольшой и без окон, мебель современная. Возможно, его обитателя постоянно преследовало ощущение, что с каждым появлением на работе он растет в размерах и все больше пропитывается влагой. Влажное пятно на ковре свидетельствовало о недавно опрокинутом ведре. Аркадий заметил также мокрые пятна на брюках и пиджаке Федорова, розовые лепестки, прилипшие к отворотам.
Галстук на шее Федорова был не развязан, а расслаблен и сдвинут в сторону.
— Когда будет надо, мы сами придем. А вы сюда не ходите.
Кроме паспортов на столе лежали консульские бланки, набор из ручки и карандаша, стоял спаренный телефон; все было новенькое и блестящее, как набор первоклассника.
— Мне нужен паспорт.
— Ренко, напрасно теряете время. Прежде всего, ваш паспорт у Платонова, а не у меня. Во-вторых, вице-консул собирается держать его у себя до тех пор, пока вы не сядете в самолет, а это, если все пойдет нормально, будет завтра.
— Может, чем-нибудь помочь? Похоже, у вас дел под завязку, — Аркадий кивком указал на коридор.
— Минский народный хор? Мы просили десять, прислали тридцать. Будут укладываться спать, как блины. Попробую им помочь, но если будут требовать в три раза больше виз, то им же хуже.
— Так на то и консульство, — заметил Аркадий. — Может быть, все-таки помогу?
Федоров тяжело вздохнул.
— Нет, нет и нет! Кто угодно, только не вы.
— Может, встретимся завтра, пообедаем или поужинаем?
— Завтра опять гонки. Утром делегация украинских католиков, ленч с народным хором, потом надо поспеть днем к католикам в Фрауенкирхе, а после — вечер, посвященный Бертольту Брехту. Дел под завязку. Кстати, к этому времени вы уже будете лететь домой. А теперь, не обижайтесь, я действительно занят. Если хотите сделать доброе дело, не приходите сюда.
— Можно хотя бы позвонить?
— Нет.
Аркадий дотянулся до телефона:
— Москва все время занята. Может быть, отсюда дозвонюсь.
— Нет!
Аркадий поднял трубку.
— Я быстро.
— Нет же!
Федоров ухватился за трубку, Аркадий выпустил ее из рук, и атташе консульства, качнувшись назад, опрокинул еще одно ведро. Аркадий хотел через стол удержать его, но вместо этого смахнул со стола все паспорта. Красные книжечки рассыпались по ковру, попадали в лужи и ведра.
— Вот идиот! — закричал Федоров. Он метался вокруг ведер, выхватывая из воды паспорта, прежде чем те потонут. Аркадий скомканными бланками промокал воду на ковре.
— Без толку, — проворчал Федоров.
— Хочу хоть чем-нибудь помочь.
Федоров вытирал паспорта о рубашку.
— Не надо. Лучше уходите, — его вдруг молнией пронзила мысль. — Стой! — не спуская с Аркадия глаз, он собрал со стола все паспорта. Тяжело дыша, он тщательно дважды пересчитал их и проверил мокрое, но нетронутое содержимое. — Хорошо. Ступайте.
— Извините, — повторил Аркадий.
— Прошу вас, уходите.
— Когда буду уходить, сказать мне внизу о воде?
— Нет, никому не говорите.
Аркадий посмотрел на опрокинутые ведра, на залитый водой ковер.
— Какой стыд! Совсем новый кабинет и…
— Да. Прощайте, Ренко.
Дверь приоткрылась, и в нее заглянула увенчанная головным убором в жемчужных бусинках женщина.
— Геннадий Иванович, дорогой, что вы делаете? Когда мы будем есть?
— Сейчас, — ответил Федоров.
— Мы ничего не ели с самого Минска, — пожаловалась она.
Она решительно переступила порог, за ней последовали в кабинет и другие участницы народного хора. Они заполняли комнату, а Аркадий, протискиваясь между юбками и лентами и избегая шипов роз, двигался в противоположном направлении.
В польском магазине подержанных вещей, что к западу от вокзала, Аркадий разыскал механическую пишущую машинку в потертом пластмассовом футляре с разболтанным механизмом и с шрифтом кириллицей. Он перевернул ее вверх дном. На основании был выведен военный инвентарный номер.
— Красная Армия, — сказал хозяин магазина. — Уезжают из Восточной Германии и что не хотят брать с собой, продают, черт бы их побрал. При малейшей возможности они и танки бы загнали.
— Можно попробовать?
— Валяйте, — хозяин уже направлялся в сторону лучше одетого, более перспективного покупателя.
Аркадий достал из кармана пиджака сложенный лист бумаги и заправил в машинку. Бумага была со стола Федорова. Вверху вытеснено название советского консульства, все честь по чести: с серпом и молотом и золотыми колосьями хлеба. Аркадий подумал было написать по-немецки, но не был уверен, что совладает с витиеватыми готическими буквами. Кроме того, для качества стиля годился только русский.
Он написал:
«Уважаемый господин Шиллер!
Податель сего А.К.Ренко — старший следователь московской прокуратуры. Ренко поручено расследование вопросов, относящихся к предложению о создании совместного предприятия между советскими субъектами и немецкой фирмой «ТрансКом сервисиз», и особенно к заявлениям ее представителя, господина Бориса Бенца. Поскольку деятельность «ТрансКома» и Бенца может отрицательно отразиться на отношениях между советской стороной и банком «Бауэрн-Франкония», я надеюсь, что в наших общих интересах решить этот вопрос как можно скорее и без лишней огласки.