Девушка с сонными глазами ткнула листовку Нике, и та машинально взяла. Уже протолкавшись через толпу и выйдя на угол Бердичевской, Ника развернула листок и пробежала по нему глазами.
В центре была мутная фотография водонапорной башни, неофициального символа Житомира. Над фото — лозунг: «Сохраним исторический облик Житомира!». Снизу — банальное: «Мэра — в отставку!»
А еще ниже — неожиданное:
«Банду Загорского — под суд!»
От удивления Ника даже открыла рот, и еще раз перечитала последнюю фразу. Банду? Какую, к лешему, банду?! Может, это другой Загорский?
Пытаясь осмыслить прочитанное, Ника в задумчивости повернула обратно, к мэрии и протестующим, и увидела, как из дверей мэрии выходит (поправка: практически выбегает) Влад Вязгин.
— Влад? — изумилась Ника. — Какого дьявола тут происходит?!
— Ника?! — опешил Вязгин. — Вот уж, действительно, тесен мир… Я вас искал все утро, мобильники ни черта работать не хотят, а домашний у вас не отвечает…
— Его отключили, — машинально сказала Ника. — А зачем искали?
— Чоппер ваш нашелся. Поехали, пока его не увезли.
— Куда увезли? — не поняла Ника.
— В морг, куда же еще…
— Рассказывай, — потребовал Клеврет. — Ты ее уже чпокнул?
— Иди ты знаешь куда! — огрызнулся Ромчик. — Не твое собачье дело.
Клеврет театрально вздохнул.
— Значит, не чпокнул, — умозаключил он. — Ну ты и лошок…
— Щас в лоб дам, — серьезно пообещал Рома.
— Да че ты? Че ты в самом деле? Я ж пошутил… — испугался Женька. — Пошутить уже нельзя?
— Дурак ты, Клеврет, и шутки у тебя клевретские… Не зря тебя с уроков выгнали!
— Ну, положим, выгнали меня не за шутки… — степенно и с легким самодовольством в голосе заявил Женька.
Это было правдой: Клеврет, придя в школу, на первом же уроке размотал и снял бинт, гордо явив миру зажившую татуировку-глиф на предплечье. А на втором уроке — литературе — Вера Галактионовна, нависнув над Женькой всей своей тушей, грозно вопросила, что это за гадость он намалевал у себя на руке, и потребовала смыть это немедленно. Непонятно было, как баба Вера в почти восемьдесят годков, и в очках, стекла которых по толщине были как линзы для телескопа, углядела крошечный глиф на Женькиной руке; но, когда выяснилось, что смыть «эту гадость» нельзя, могучая старуха обрушила на Клеврета всю тяжесть педагогического гнева. Запись в дневнике, вызов родителей в школу, и вон с моих уроков, чтобы ноги твоей не было в классе, пока не выведешь эту блатную мерзость, уголовник малолетний!
Как говорится, вот тебе и баба Вера, божий одуванчик…
Но Клеврет не особо и расстроился. У Ромы складывалось впечатление, что Женька просто на все забил, кроме Игры, и с каждым днем уровень его пофигизма рос на глазах…
— Ты родителям уже показал? — спросил Рома. Он отпросился из класса следом за Клевретом, чтобы спокойно переговорить с тем в коридоре.
— Не-а, — отмахнулся Клеврет. — Зачем? Им все равно насрать. Батя опять забухал…
— А мать?
— А что мать? — скривился Женька. — Батя один пить не любит. Мама с ним, за компанию…
— М-да… — протянула Ромчик. Иногда, общаясь с Клевретом о его семье — не слишком часто, обычно Женька этой темы избегал, Рома даже пытался убедить самого себя, что уж ему-то с родителями повезло. Хватало этого аутотренинга ненадолго, до первой маминой истерики или выволочки от отца.
А учитывая нынешнюю ситуацию… отец в тюрьме, мама в психушке… еще неизвестно, кому больше не повезло — мне или Женьке, подумал Ромчик.
— Я, наверное, скоро к Славику перееду, — задумчиво сказал Женька.
— Что, дурной пример заразителен? — подначил Ромка. — А как же Настена?
Насте, младшей сестренке Женьки, было лет десять, но в умственном развитии (вероятно, из-за алкоголизма родителей) она остановилась где-то на уровне пятилетней. Когда родители Клеврета уходили в очередной запой, забота о Настене ложилась на плечи старшего братика. Женька в сестре души не чаял.
— И Настену с собой заберу.
— А Славик об этом знает?
— Пока нет… Но он не откажет. Он классный чувак.
— Это ты с чего взял? — полюбопытствовал Ромчик.
— А с того, — мигом взъелся Клеврет, — что когда тебя, дурака, надо было спасать, он без лишних вопросов на нож полез! Следом за мной!
— Начнем с того, — рассудительно возразил Ромчик, — что если бы не ты, дурак, со своими дурацкими глифами, то меня, дурака, может и спасать бы не пришлось… Да не дуйся ты, сопля вылетит. Знаю я, что Славик нормальный чел, я спрашиваю, с чего ты взял, что он тебя с Настей к себе заберет? У него и так этот, как его, Белкин тусуется в инвалидном кресле…
— Заберет, — убежденно сказал Женька. — У него план есть. На крайний случай…
— Какой еще план?
— Такой, — туманно ответил Женя. — Правильный план. Продуманный. Вы вот вчера уехали от Чоппера, так? Так. И мы уехали. И байкеры уехали. Но мы-то потом со Славой вернулись! И на тачке!
— Нафига? — удивился Рома.
— Ха! А ты в курсе, что у Чоппера в гараже погреб был? А в погребе — схрон, оружие и сухпай армейский. Месяца два отсиживаться можно было.
— А чего ж он тогда удрал?..
— Не знаю, — пожал плечами Клеврет. — Только мы вчера вечером оттуда три сумки вывезли. Пять стволов, из них два — нарезных, причем один с оптикой. И сумку патронов. А сегодня поедем пайки вывозить.
— Куда — вывозить? И зачем? — не понял Ромчик.
— Пока к Славику. А там — видно будет. Он хочет свой схрон организовать. Человек на пять-шесть, он сказал. Так что Настене места хватит. И тебе с твоей Никой тоже, хоть ты ее и не чпокнул…
Ромчик хотел едко ответить, но зазвенел звонок со второго урока, и коридор мигом заполонили жертвы начального образования, одуревшие от сорока пяти минут вынужденного сидения на одном месте. Малолетки принялись носиться по лестницам, как угорелые, а те, кто постарше, вместо привычного втыкания в мобилки и обсуждения телеящика, загалдели на тему Игры. То и дело сыпались словечки типа «малые глифы» и «большие глифы» (кто ж их поделил-то?), «инструкции» (бывали простые, составные и «левые»), «правила» (о которых вообще никто ничего не знал, и поэтому несли всякую чепуху), какое-то непонятное «открытие» (его следовало остановить), «мастера» (ну, это понятно), «наблюдатели» (загадочные личности, по идее, следящие за ходом Игры)… Заодно обсуждались технические детали вроде того, какой мел лучше пишет по асфальту, где купить аэрозольную краску в баллончиках и как правильно рисовать глифы — слева направо или сверху вниз?
Игра, став достоянием гласности, обрастала фольклором прямо на ходу. Вот завуч потащил за ухо первоклашку, накарябавшего самолично придуманный глиф на стене спортзала. А вот девицы-красавицы из десятого «Б» томно и с придыханием обсуждают героический поступок какого-то придурка, залезшего на балкон восьмого этажа, чтобы нарисовать глиф для своей девушки. И Борька-бизнесмен уже принимает заказы на футболки с глифами, по двадцать баксов штучка. И даже Кирюша Цибенков, круглый отличник и полный задрот, важно вещает о науке семиотике и способах интерпретации значения глифов…
Женька смотрел на все это с обидой, Ромчик — с недоумением, а отвечали им опасливые и настороженные взгляды. Впрочем, с Женькой это было и понятно: он, в силу своего пролетарского происхождения, никогда особой популярностью в школе не пользовался, а тут еще и татуировка… Ромчик же, хоть и был классическим, в понимании одноклассников, мажором, всю жизнь слыл классным пацаном, и с чего бы это вдруг его стали сторониться, как чумы?
Сплетни, догадался Ромчик. Наверняка директриса уже в курсе, что отца арестовали. А если в курсе директриса — в курсе вся школа, у этой сороки секретов не бывает…
— Ладно, потом договорим, — Рома хлопнул Клеврета по плечу.
Следующим уроком была физкультура, и Ромчик направился к лестнице, закинув рюкзак за плечо. После истфеха школьная физ-ра казалась ему занятием унылым и однообразным, он даже подумывал сделать себе освобождение «по здоровью» — да никак руки не доходили… Придется опять, как собачка, за мячом бегать, потому что для физрука других игр, кроме баскетбола, похоже, в природе не существовало.
Уже сворачивая в сторону раздевалки, Ромчик наступил на ногу полузнакомому мужичку небольшого роста. По привычке он извинился и машинально поздоровался. Мужичок, едва достававший Роме до плеча, кивнул в ответ, и тут Ромчик его вспомнил.
Это был тот самый невыразительно-заурядный коротышка, руководивший его, Ромчика, похищением. Именно он велел тогда снять с головы Ромы мешок, чтобы сфотографировать мальчика на его же айфон. Это его Ромчик для себя определил как Шефа, а киднепперы называли Тухлым. Оказавшись лицом к лицу (вернее, грудью к лицу карлика), Рома наконец понял смысл прозвища: от Шефа несло, как от мешка гнилой картошки с легкой примесью сероводорода.
