— Вы хотите удостовериться, что подонок мертв? — сказал Курт, и голос его доносился откуда-то издалека, за тысячу миль. — Тогда нужно сжечь этот дом, к чертям собачьим.
Послышался треск и рев пламени.
— Стой, — произнес я, не в силах пошевелиться. — Там женщина в стене…
А потом все стихло, мир завертелся перед глазами и исчез.
На этот раз я не видел снов. Остался только я, и я плыл среди бесконечных пространств… чего? Ничего. Кажется, оно было черного цвета, что, возможно, делало его чем-то, но во сне мне не пришло это в голову — я знал, что плыву сквозь ничто, и, как ни странно, меня это устраивало. Я не боялся, не нервничал, не грустил — я ощущал гармонию. И кое-что еще. Оживление.
Я думаю, где-то в глубине души я понимал: если в данный момент я погружен в ничто, это вовсе не означает, что я застряну в нем навсегда. Это означает, что я могу выбирать.
Я очнулся в больнице посреди ночи. Здесь царили тишина и спокойствие. Где-то позади мигали огоньки, отражаясь в темном экране телевизора на противоположной стене. Из коридора доносились голоса, приглушенные и далекие. Занавески были отдернуты, и с неба тускло светила луна. Всюду чувствовалась безмятежность.
Рядом со мной на стуле спала мама, сжавшись под больничным одеялом, которое медленно опускалось и поднималось от ее дыхания. Она вытянула руку, как мостик между стулом и кроватью, и сжала пальцами перину, охраняя меня. Волосы она убрала назад, но несколько локонов выбились и обрамляли лицо, словно перья темного облака. В лунном свете ее волосы казались более седыми, чем обычно, лицо — более морщинистым и печальным, тело — маленьким и хрупким.
Мне на мгновение захотелось стать Форманом, чтобы почувствовать, что чувствует она. Грустит ли она? Радуется ли? Имеет ли это значение? Она здесь. Что бы я ни сделал, что бы ни сделали другие, она будет меня любить. Она меня никогда не бросит.
Я снова погрузился в сон.
Когда я проснулся наутро, мама оставалась на прежнем месте — ковыряла ложкой в тарелке с больничным завтраком. В палате были и другие люди — доктор и полицейский, они о чем-то тихо разговаривали в углу.
— Он пришел в себя!
Я повернул голову и увидел Лорен — она встала с другого стула и подошла к кровати. Мама буквально подпрыгнула и схватила меня за руку:
— Джон, ты меня слышишь?
— Да, — прохрипел я.
В горле саднило от сухости, говорить было больно.
— Только посмотрите, кто тут у нас, — сказал доктор, быстро подходя ко мне.
Он посветил фонариком-авторучкой сначала в один мой глаз, потом в другой, поднимая веки большим пальцем. Я моргнул, когда доктор убрал руку, и он кивнул:
— Хорошо. А теперь я хочу, чтобы ты назвал свое имя.
— Джон…
Я проглотил слюну и закашлялся.
— Джон Уэйн Кливер.
— Отлично, — кивнул доктор и показал на маму. — Ты узнаешь эту женщину?
— Это моя мама.
— Вы проверяете его память? — спросила мама.
— Главным образом, речь, — ответил доктор. — Память у него вроде бы в порядке.
— Что случилось? — просипел я.
Полицейский — это был офицер Дженсен, отец Марси, — посмотрел на маму, потом на Лорен и, наконец, на меня.
— Курт Хэлси задержан, — сказал он, — за нападение на тебя и другие преступления. Кларк Форман, насколько мы можем судить, умер.
— Бог с ними. Что с девушкой?
— Брук в порядке, — уверила мама, накрыв мою руку своей.
— Нет, — шепнул я, закрывая глаза.
Я начал волноваться, и меня снова охватила слабость.
— Там была еще одна женщина, в стене. Что с ней?
— На пепелище мы обнаружили останки, — сказал офицер Дженсен, — но пока не опознали их. Одно тело, судя по всему, было замуровано в стене; рядом нашли разное медицинское оборудование для внутривенного вливания и всего такого. Видимо, так он поддерживал ее существование.
Он помолчал.
— Мне очень жаль.
Я не спас ее.
— А остальные живы? — спросил я, снова открыв глаза.
— Женщины, которых ты спас, здесь, в больнице, — ответил доктор, — хотя сегодня почти всех переведут. К сожалению, мы не слишком-то крупное учреждение, и в большом городе их ждет лучший уход.
— Тебя мы оставим здесь, — сказала мама. — Не волнуйся.
— Формально ты задержан, — добавил офицер Дженсен, — в том числе для твоей безопасности. У нас нет подтверждения, что похититель мертв, так что отчасти это ради тебя самого, но…
Он покосился на маму. Она нахмурилась.
— К сожалению, тебе тоже предъявляют обвинения, включая… — он помолчал, — убийство Радхи Бехар.
— Вы не имеете права… — начала мама, но Дженсен прервал ее:
— Я говорил несколько раз твоей матери, скажу и тебе: можешь не беспокоиться. Женщины, которых ты спас, представили исчерпывающие свидетельства твоей невиновности. Нужно еще разобраться кое с чем, но в основном это бумажная работа. Ты герой, Джон. Ты должен гордиться.
Он улыбнулся.
— А теперь отдохни.
Он взял под руку доктора и вывел в коридор, что-то вполголоса ему говоря.
— Ты герой, — повторила мама, сжимая мою руку и целуя в лоб. — Ты спас шесть человек из того дома! Шесть! Да, конечно, один из них подонок.
Она посмотрела на Лорен.
— Но в этом тоже есть изюминка. «Любите врагов ваших».
Лорен покачала головой и улыбнулась.
— Не думай о Курте, — сказала она. — Я с ним порвала.
— Шесть человек, — снова проговорила мама.
Но я пытался спасти семь.
Несколько раз я давал показания полиции и умолчал только о том, что Форман был демоном. Но я выложил все, что знал о способах истязаний, к которым прибегал Форман, делая особый акцент на доме: на цепях в подвале, яме в полу, комнате пыток, даже на усиленных стенах чулана. Пленницы дали показания, подтверждавшие мои. Когда полиция их сравнила и установила личности других женщин, убитых Форманом, у них появилась отчетливая картина преступлений. В конечном счете его признали виновным в нескольких десятках убийств — только женщин — и пришли к выводу, что ему удавалось так долго маскироваться благодаря должности в ФБР. Если бы они знали то же, что и я, что Форману тысячи, если не десятки тысяч лет, то поняли бы, что эти жертвы лишь малая часть его деяний. Он веками пытал и убивал людей.
Но теперь его не стало.
На следующий день меня выпустили из больницы и освободили из-под следствия. Обвинения Курта, что я пособничал Форману, отбросили почти сразу ввиду отсутствия доказательств. Куда более убедительными признали свидетельства спасенных женщин, которые утверждали, что Форман не только убил Радху, но чуть не убил и меня, когда я пытался его остановить. Это добавило героических черт к образу Джона Бесстрашного, убийцы демонов, который явился в пещеру подлого дракона и спас не одну, а целых пять принцесс. Такая история произвела бы сенсацию, возможно даже, попала бы в федеральные новости, но мне повезло. Показания Джесс и Карли о том, что их удерживали в другом доме, где их кто-то кормил, навели полицию на мысль о сообщнике Формана, который, кем бы он ни был, попытается отомстить. Поэтому мое имя почти нигде не упоминали, а поскольку мое похищение длилось всего сорок восемь часов, о нем знали лишь немногие.
Никто даже не подозревал, что я герой.
— Ну почему здесь никогда не случается ничего нормального? — спросил Макс, уставившись на дорогу.
Мы стояли на мосту через Двенадцатое шоссе, облокотившись о перила и глядя вниз на проносящиеся машины. Он бросал камешки на крыши фур.
— Много чего нормального случается, — возразил я. — Мы просыпаемся, завтракаем, ходим в школу, работаем. Смотрим телевизор.
— Нет, я имею в виду не нормальное — скучное, а нормальное — клевое.
— Разве что-то бывает клевым и нормальным одновременно?
— Вообще-то, клевые вещи происходят повсюду. Нормальные клевые. Повсюду, кроме нашего городка. Может, кто-нибудь снимет здесь фильм, или откроет новый магазин комиксов, или построит наконец хороший ресторан. Не знаю, может, к нам заглянет голливудская звезда или что-нибудь в этом роде.
— А ты не думал, что звезды все время толкутся в Музее обуви? Ты просто никогда не ходишь в те места, которые они посещают. Или ты ждешь, что Брюс Уиллис явится кидать с нами камешки с моста?
— Не придуривайся. Ты не хочешь понять, о чем я говорю. А я говорю, что здесь всегда либо скучно, либо кто-то помер. Тут либо ничего не происходит, либо в озере находят мертвеца. Но это не клево. Мне бы хоть раз хотелось взволноваться по другому поводу.
Поток машин внизу прервался, и я кинул камешек на дорогу. Мгновение спустя выскочил грузовик, который задел его колесом, отшвырнув в мертвую траву на обочине. Грузовик, даже не заметив, помчался дальше.
— Я держал Брук за руку, — сказал я.