— Какие именно?
— Во-первых, твою агрессивность, — ответил Фабель, глядя ей в глаза. — Кроме того, ты должна выступать больше как командный игрок, а не как отдельная личность.
— А я-то думала, что вы приглашали каждого из нас с учетом нашей индивидуальности, — довольно воинственно ответила Анна. — Потому что все мы не похожи друг на друга.
— Это действительно так, Анна, но твои личные таланты имеют для меня ценность лишь вкупе с талантами других членов команды.
— Мне кажется, я понимаю, куда вы гнете… Хенк Германн.
— Он очень умен, Анна. И проницателен. Парень — отличный полицейский, и я думаю, что вы хорошо сработаетесь. Но это получится лишь в том случае, если ты предоставишь ему возможность работать.
Анна помолчала немного, а затем, одарив шефа свойственным ей воинственным взглядом, произнесла:
— Возможно, что это всего лишь мое воображение, но он дьявольски похож на Пауля Линдермана. Иногда я даже начинаю думать, не получили ли мы своего собственного «подменыша».
Шутка Анны Фабелю не понравилась, и он ей сразу ничего не ответил. Когда они подошли к «БМВ», Фабель отключил сигнализацию, открыл замок и, поставив локти на крышу машины, взглянул на Анну:
— Принимая на службу в группу новых офицеров, я, комиссар Вольф, сентиментальными соображениями не руководствуюсь. — Он немного помолчал, а затем рассмеялся, прекрасно понимая, что хотела сказать Анна. Германн был таким же долговязым блондином, как Пауль Линдерман, которого они потеряли в прошлом году. — Он действительно чем-то напоминает Пауля, но это, Анна, не Пауль. А пригласил я Германна исходя из его личных достоинств и скрытого потенциала. И то, как он сумеет реализовать этот потенциал, зависит от тебя и от меня. Мы должны помочь ему реализовать свои лучшие качества. И прежде чем ты выскажешься, я хочу предупредить, что вовсе не прошу тебя стать его нянькой. Дело в том, что ему предстоит пройти нелегкий курс обучения, и я прошу тебя помогать парню, а не мешать. И осмелюсь предположить, что и ты сможешь у него кое-чему научиться.
Они поехали в направлении Винтерхуде и Полицайпрезидиума. Облачная вуаль закрыла солнце, и дневное светило слегка потускнело, словно не зная, что делать дальше. Анна большую часть пути молчала, а затем совершенно неожиданно сказала:
— О’кей, шеф, я займусь наведением мостов между собой и Германном. Я знаю, что иногда веду себя как последняя задница, но прошлогоднее несчастье — смерть Пауля и ранение Марии — меня здорово зацепило. Пауль был таким правильным. Всегда поступал только по инструкции — четко и точно. Его занудство часто действовало мне на нервы. Но он был хорошим парнем — честным и прямым. Никаких недомолвок. Работая с ним, я всегда знала, где нахожусь. — Она выдержала паузу, но Фабель на нее не посмотрел, так как знал, что маленькая Анна не хочет, чтобы шеф заметил, насколько она расстроена. — Он берег меня… — напряженным тоном продолжила она. — И это часто не дает мне спать по ночам. Меня гложет мысль, что он погиб, спасая меня. Я выжила, а он — нет…
— Анна… — начал было Фабель, но она не дала ему продолжить, перейдя на обычный тон.
— Я приглашу Хенка Германна в какое-нибудь место, где мы могли бы поболтать. Мы с ним выпьем и все такое прочее… Одним словом, получше узнаем друг друга. О’кей?
— О’кей, Анна.
Они припарковались рядом с Президиумом, но Анна, взявшись за ручку дверцы и не сделав попытки выбраться из машины, повернулась лицом к Фабелю и спросила:
— Но почему не Клатт? — Уловив мгновенное замешательство Фабеля, девушка продолжила: — Я была уверена, что вы пригласите в команду Клатта. Мне кажется, что эта мысль приходила в голову и ему. Почему вы остановили свой выбор на Хенке Германне?
— Клатт — отличный офицер, — улыбнулся Фабель, — но в нем нет той изюминки, без которой не может быть хорошего сыщика убойного отдела. Он слишком зациклился на Фендрихе. Не знаю, вполне вероятно, что учитель и есть наш человек, но Клатт не признает возможности существования иных вариантов. Если убийца не Фендрих, то в самом начале расследования, в часы, имевшие жизненно важное значение, офицер Клатт мог пройти мимо фактов, оказавшихся на периферии его внимания. А ведь это приблизило бы его к похитителю Паулы.
— Боже мой, шеф! Какое жестокое предположение! Но там практически не было ничего, за что можно было бы зацепиться. Клатт сосредоточился на Фендрихе только потому, что ему больше не на чем было сосредоточиться.
— Так ему казалось… Но как бы то ни было, Клатт — отличный офицер. Ты спросила меня, почему я выбрал Хенка Германна, а не Роберта Клатта. Мой выбор определялся достоинствами Германна, а не недостатками Клатта. Хенк Германн был первым полицейским, оказавшимся на месте преступления в природном парке. Парень стоял на крошечной лесной поляне, глядя на пару покойников с перерезанным горлом, и поступил совсем не так, как поступил в свое время Клатт. Хенк сумел оторвать взгляд от трупов и оглядеться по сторонам. Взглянув на вещи шире, он начал действовать одновременно в двух направлениях. И действовал быстро. Он отработал назад, от времени обнаружения тел до момента смерти, и вперед, на той территории, где, по его мнению, могли быть брошены машины. И действовать Хенк начал сразу после того, когда понял, что тела доставлены из другого места. А понял он это мгновенно. — Фабель замолчал, чуть наклонился вперед и, опершись предплечьями на рулевое колесо, продолжил: — Все мы, Анна, участники гонки. Мы — это те, кто работает в Комиссии по расследованию убийств. И спринт начинается в тот миг, когда кто-то выстрелит из стартового пистолета, оставив очередное мертвое тело. Хенк Германн уходит со старта быстрее многих. Все очень просто и в то же время достаточно сложно. Одним словом, я хочу, чтобы ты работала с ним так, как ты можешь работать.
Анна внимательно, словно взвешивая его слова, взглянула на Фабеля, кивнула и решительно бросила:
— О’кей, шеф.
21.30, среда 14 апреля. Санкт-Паули, Гамбург
Макс был настоящим художником.
Он очень, очень высоко ценил свое искусство и тщательно изучал его происхождение, историю и различные фазы развития. Макс не сомневался в том, что ему выпала честь работать на самом тонком материале — материале бесконечно благородном и бесконечно древнем. Он имел дело с тем же холстом, которым на всем протяжении человеческой истории, то есть много тысяч лет, пользовались поколения художников. Они начали создавать свои шедевры, возможно, еще до того, как появилась пещерная живопись. Да, это было высокое, благородное и изящное искусство. И именно в силу этого обстоятельства Макс выходил из себя, когда во время работ у него возникали помехи. На сей раз ему мешала эрекция, казавшаяся совершенно неуместной в узких кожаных брюках. Макс даже попытался сосредоточиться на деталях, но рисунок был настолько примитивным (сердце в венке из роз), что он мог сделать его даже во сне. И если бы не звонок его самого уважаемого клиента, то он, возможно, отказался бы в столь поздний час наносить татуировку на гладко выбритый лобок этой шлюхи. Клиент просил разрешения навестить Макса в десять вечера. Время до десяти надо было как-то убить, и, когда проститутка позвонила в дверь, он решил немного подзаработать.
— Ой… больно… — пискнула красивая молодая проститутка, и Макс отдернул татуировочную иглу. Лобок девицы оказался рядом с его лицом, и член Макса напрягся еще сильнее.
— Я скоро кончу, — сказал он, — но ты стой спокойно, не дергайся, а то я могу ошибиться.
— Это будет классно смотреться, — хихикнула девица, но тут же скривилась, когда Макс прикоснулся к ее телу иглой. — Другие девчонки делают себе жуткую безвкусицу. Но они же мне сказали, что ты в своем деле мастак. Вроде как бы настоящий художник.
— Весьма польщен, — как-то неубедительно произнес Макс, — но дай мне прежде закончить.
Он стер кровь и чернила с рисунка, и его большой палец прошелся по ее срамной губе. Девица снова хихикнула.
— Послушай, милый, почему бы нам не договориться об оплате? Я по оральной части большая дока, чтобы ты знал…
Макс поднял глаза на ее лицо. Девице на вид было лет восемнадцать.
— Нет, спасибо, — ответил Макс, возвращаясь к работе. — Если не возражаешь, я хотел бы получить налом.
— О’кей, — сказала она. — Но ты даже не представляешь, что теряешь.
Когда девица ушла, Макс тяжело вздохнул и попытался изгнать из головы соблазнительный образ ее писки. Вскоре должен был появиться его любимый клиент, и Макс трепетал от предвкушения интересной беседы. Этот парень был знатоком, а орнамент, который создал на его коже Макс, был настоящим шедевром. Но на просьбу художника сфотографировать свою работу клиент ответил отказом. Спорить с ним Макс не стал. И по-видимому, был прав, учитывая рост и мускулатуру парня. В то же время размеры клиента открывали для художника большое поле деятельности. Чем больше поверхность кожи, тем лучше. Макс получил в свое распоряжение холст, превосходящий размерами все те, на которых ему когда-либо приходилось творить прежде.
