Гонсалес повернул голову покойной, показывая нам шею.
– Мы взяли, наверное, тысячу образцов тканей головы и шеи, но давайте посмотрим… – Доктор взял шланг с распылителем и сполоснул тот участок, который хотел нам показать. – Все необходимые образцы мы взяли сегодня утром. Это все отправилось в лабораторию, и результаты появятся только через несколько дней.
Гонсалес явно не торопился. Вокруг трахеи плоть оказалась вскрытой, и он медленно пробирался сквозь слои тканей, раздвигая мышцы, так что они свешивались вниз, на грудь, словно детский слюнявчик.
– Вы видели ее повешенной, так ведь?
– Да.
– А петлю видели?
– Видел.
– Тогда наверняка заметили, что узел выглядел не лучшим образом. Этому удивляться нечего – сейчас уже никто не знает, как завязать хороший узел. Особенно такая жертва, как… – Он не договорил. – То есть я хочу сказать, что она умерла вовсе не от перелома шейных позвонков. Она задохнулась.
– Я тоже так решил.
– Но посмотрите вот на это. Видите? – Гонсалес аккуратно привел в порядок шею и провел пальцем по линии кровоподтека. – Здесь два ряда следов.
Он показал на странную, напоминавшую зловещее ожерелье полосу на шее. Над ней шел еще один синяк, бледнее.
Он загибался вверх. Внимательно присмотревшись, можно было заметить разницу.
– Так что же? – спросил я.
– Если исходить из повреждений сонной артерии и подъязычной кости, то можно сказать, что ее погубил вот этот, нижний след. Не верхний кровоподтек. Видите? Сонная артерия не сожмется до спазма так высоко.
Я взглянул на разложенные на столе органы. Мысленно вернулся в курсы анатомии и патологии и попытался вспомнить разницу между сонной артерией в нормальном состоянии и в состоянии конвульсии. Вспомнить не смог. Но тем не менее ответил:
– Да, понимаю.
Гонсалес продолжал лекцию:
– Ну так вот. Наша жертва завязала не самый крепкий узел. Но, как мне кажется, вряд ли она спрыгнула со стула, выяснив, что веревка завязана недостаточно качественно, поправила ее и повторила попытку.
– Что вы имеете в виду?
– Ее убило то, что оставило на шее вот этот нижний след. До меня начало кое-что доходить.
– Продолжайте, доктор.
Гонсалес явно вошел во вкус:
– Каким-то образом веревка затянулась в горизонтальном положении и вызвала значительную часть повреждений. Это именно нижний след. А уже после нижнего следа, который ее и убил, вторая веревка оставила вот этот, верхний, след. Видите, кровоподтек здесь совсем не такой сильный и словно сливается с нижним синяком? Когда это произошло, она уже была мертва. Конечно, надо внимательно посмотреть фотографии места преступления, но я и так почти уверен, что веревка, на которой она висела, придется точно на верхнюю отметку.
– А это означает, что ее убили, натянув веревку горизонтально, – наконец сообразил я.
– Именно так. Конечно, остается шанс, что она повесилась сама. Но в таком случае ей пришлось бы слишком далеко отклониться от стула, чтобы след на шее получился настолько горизонтальным.
– Давайте попробуем говорить откровенно: все выглядит так, словно кто-то стоял за ее спиной и тянул веревку горизонтально, и именно это ее и убило. Вы это хотите сказать? – заключил я.
Гонсалес отступил на шаг в сторону и поднял руки, словно сдаваясь.
– Упаси Господи. Я же не полицейский. И вовсе не утверждаю, что изрекаю истину. Просто говорю то, что мне кажется.
– И я тоже не полицейский. И прошу вас высказать свое мнение.
Наступило долгое молчание. Наконец Брук не выдержала:
– Луис, вы ведь мне уже говорили…
– Но вы – это всего лишь один человек. Сказал вам, потом скажу ему, а потом мне позвонит босс и спросит, какого черта я делаю все эти выводы.
Он вздохнул:
– Ну хорошо. Впрочем, еще раз подчеркиваю, что говорю неофициально.
– О! – заметил я. – Что касается неофициального, то я здесь – король. В сфере криминального расследования я – самое неофициальное звено. Всего лишь скромный государственный служащий, который пытается не дать людям заболеть.
Гонсалес снова подошел к телу.
– Ладно. Я считаю, что тот, кто это сделал, не самым лучшим образом скрыл следы удушения.
– Значит, вы все-таки приходите к выводу, что ее убили?
– Если бы у меня хватило наглости, я сказал бы именно это. Но повторяю еще раз – сделано не лучшим образом. Выровнять следы, соединив их, было бы не так уж и трудно. А здесь этого не сделали. – Он взглянул на меня. – Тот, кто это делал, не слишком-то старался.
– Или не рассчитывал, что мы все это выясним, – добавил я.
Я заполнил бланки «Федерал экспресс», подготовил герметичные контейнеры для отправки в Центр контроля образцов тканей различных органов Глэдис Томас и вышел из здания судебно-медицинской экспертизы. Оказавшись на улице, я позвонил детективу Уокер и спросил, как идет расследование смерти.
– Мы продвинулись, – ответила она.
– А подробности вы мне сообщить не можете?
– Доктор Маккормик, отделение полиции Сан-Хосе знает свое дело.
– И больше вы ничего не можете мне сказать?
Наверное, мой вопрос прозвучал слишком резко.
Она помолчала, а потом сказала:
– У меня есть к вам вопрос, доктор. На что конкретно распространяется ваша юрисдикция?
Вопрос оказался нелегким. Меня пригласил департамент здравоохранения города Сан-Хосе. А вот полицейское управление города Сан-Хосе меня вовсе и не приглашало. И если кто-то не видит никакого смысла в моем медицинском поприще, то ни один приведенный юридический аргумент не сработает. Но просящий не выбирает.
– Я же вам объяснял, – начал я, – что Глэдис Томас имеет отношение к вспышке инфекционного заболевания, произошедшей в городе Балтимор, штат Мэриленд. – Даже произнося это, я ощущал, насколько неубедительно звучат мои слова. – Ее убийство…
– Убийство? Так что же, мы уже называем это убийством? А вам не кажется странным и даже смешным, что мы, полиция, занимаемся подобными делами изо дня в день и все же пока пришли лишь к тому, чтобы назвать это подозрительной смертью. Что именно заставило вас прийти к выводу, что это убийство?
Я не видел смысла вовлекать в дело доктора Луиса Гонсалеса, а потому ответил:
– Да просто я кое-что расследую, детектив.
– О расследовании мы позаботимся и сами. У меня есть номер вашего телефона, и как только я узнаю что-нибудь существенное для вашего дела, то сразу с вами свяжусь.
– Завтра я улетаю в Атланту.
– Без вас в Сан-Хосе станет очень скучно.
– Не сомневаюсь. Послушайте, а можно попросить вас позвонить мне сразу, как только что-нибудь выясните? Что бы вы ни думали, детектив, но все-таки…
– У меня есть ваш номер, – повторила она и повесила трубку.
Я спросил себя, специально ли она так грубо со мной разговаривает.
Когда я приехал в «Санта-Ану», уже наступило время обеда. Сквозь открытые окна на крыльцо долетал запах чего-то вкусного. Я позвонил.
Дверь открыла не Розалинда Лопес, а другая сотрудница. Выглядела она несколько официально, поэтому я назвал себя и сказал, что должен побеседовать со всеми обитателями пансионата.
– Полицейские уже всех опрашивали, – попыталась выпроводить меня сотрудница.
– Знаю. Но дело в том, что я не полицейский. Я врач.
Пришлось показать удостоверение и завернуть какую-то расплывчатую фразу насчет федерального правительства и его интересов. Как бы там ни было, но все вместе сработало.
Служащая проводила меня в столовую, где вокруг стола за обедом сидели семь женщин. Ели в тишине, что было неудивительно, учитывая пустующее место – словно отсутствующий зуб. Трудно сказать, зачем поставили прибор. Наверное, таким образом поминали ушедшую.
В тишине стук металла о фарфор казался особенно громким.
Я повернулся к сотруднице.
– Если можно, то свою работу я начну с вас.
Женщина пробормотала что-то насчет необходимости показать пример девочкам, и мы удалились в гостиную, причем она аккуратно прикрыла дверь.
Для начала выяснили ее анкетные данные. Имя: Велма Тарп. Родом из Стоктона, но после неполного колледжа приехала сюда в поисках работы. В пансионате около восьми месяцев.
Хватит о ней. Я вытащил из папки фотографию.
– Узнаете этого человека?
– Нет, – коротко и твердо ответила Велма Тарп.
– А что вам известно об отношениях Глэдис с кем-нибудь из мужчин?
– Каких отношениях?
– Романтических, дружеских, любых. Это не имеет значения.
– Ничего, – ответила сотрудница. На секунду задумалась, а потом подтвердила: – Нет, ровным счетом ничего.
Подобным образом разговор продолжался еще минут пятнадцать. Я задавал вопросы в духе заправского полицейского, вроде: не заметили ли вы чего-нибудь прошлым вечером? Ночью? Не было ли каких-нибудь странных телефонных звонков? Но Велма Тарп, словно страус, спрятала голову в песок: ничего не видела, ничего не слышала, ничего не знает. Наконец мне все это надоело и, поблагодарив за сотрудничество, я закончил разговор. Она встала.
