«Зло, которое люди причиняют друг другу,
обретает собственную жизнь».
Буквы в слове «зло», жирно обведённые, были заметнее всего. Но почему-то глаза Патриции не задержались на них. Взгляд скользил дальше, как будто его что-то притягивало. В этой фразе явно напрашивалось другое смысловое ударение. Перечитав её ещё раз, Патриция обвела кособоким овалом слово «люди». Потом открыла ящик письменного стола и достала из него тетрадку в зелёной обложке, на которой была надпись: «Для работ по математике, Полли Пинго, 2-й класс».
Эту тетрадку Патриция переложила из своей сумки в стол в тот же день, когда получила от Клементины на память о её дочери. Они с Уэсли приехали сюда из дома Пинго, пили и разговаривали, в какой-то момент Патриции понадобилось найти телефон, она полезла в сумку и наткнулась на тетрадь. Не стала заглядывать в неё сама и ничего не сказала Флэшу – а он, наверное, не вспомнил. Сунула в верхний ящик, единственный запирающийся из трёх, и зачем-то повернула ключ в замке. Хотя обычно никогда этого не делала, и вообще пользовалась ящиком с ключом редко, предпочитая складывать необходимые вещи в более удобно расположенный средний.
«Я спрятала тетрадь Полли так же, как два десятка лет назад спрятала её медальон. Спрятала, чтобы не трогать долго-долго, чтобы забыть… Но мне же теперь не двенадцать лет. Если и не во всём, то в одном Флэш прав: нельзя сдаваться и идти на поводу у собственной слабости».
Одну за другой Патриция стала перелистывать страницы, исписанные чернилами, от времени поменявшими цвет с фиолетового на грязновато-синий с оттенком желтизны. Математические примеры, простенькие задачки, исправленные ошибки, оценки… На первых листах – четвёрки и пятёрки, и совсем мало исправлений, ближе к концу – всё больше троек и правок красной пастой, и даже двойка. Патриция посмотрела на даты, проставленные на полях. Оказалось, в этой тетрадке Полли писала с марта по июнь девяносто первого года.
В конце тетради осталось несколько чистых листов. Вот и всё. Хотя… Патриция вспомнила, что сама в школе часто рисовала на корках тетрадок. Иногда получалось, что тетрадь только начата, а задняя обложка с внутренней стороны уже сплошь покрыта каракулями.
Патриция перевернула все листы в зелёной тетради. Нет, Полли ничего не нарисовала на обложке. Зато что-то написала.
«У каждого человека есть отражение. Ты и твоё отражение – это два крыла бабочки, а бабочка – это душа. Когда я заблудилась в лабиринте, мне стало казаться, что я уже умерла. Если бы кто-нибудь убил меня сейчас, я бы, наверное, этого даже не заметила. Когда я смотрю на своё отражение, оно зовёт меня к себе. Но я его боюсь. Я боюсь».
Трудно поверить, что это мог написать восьмилетний ребёнок. Но почерк детский, тот же самый, что во всей остальной тетради.
Патриция покачала головой и, повинуясь какому-то внутреннему движению души, сделала запись под словами девочки: «Полли, ты поддалась своему страху».
А потом в её голове словно сверкнула молния. Здесь же, в тетради Полли, на чистой странице в клеточку, рядом с зелёной обложкой, она начала писать имена: Грэг Пинго, Полли, У. Ф., П. Р., Гэбриэл Уинслейт, Дж. Саммерс, Ральф Фортадо, Стэнли Голд, Керк Шеви, Мьют, Фрэнк Бонс, Доктор Фрэнсис, Джо.
Помедлив, Патриция добавила после «Джо» сокращение «и т. п.». Отложила ручку и посмотрела на получившийся список. Все имена шли в столбик, так что с правой стороны оставалось место. Место, которое нужно заполнить.
– Так… – пробурчала себе под нос Патриция. – История начинается с Грэга.
«Алчность?» – записала она напротив имени Грэгори. «Желание заработать деньги – страх остаться без денег».
– Теперь ты, Полли. Ну, здесь всё просто…
«Чувствительность – детская восприимчивость – подавленность, уныние – постоянный страх».
– Дальше… Нет, эту парочку пока пропустим. Получается, следующий – Гэб Уинслейт. Ещё проще, чем с Полли.
«C21H23NO5. Короче, наркота. Причина общеизвестна: желание уйти от действительности. Страх перед действительностью». Немного подумав, под именем Уинслейта Патриция приписала мелкими буквами «П. Филдингтон». А почему бы нет? Может, эти двое и были совсем разными людьми, но, как минимум, в одном походили друг на друга.
– Так, что у нас получается? Ага, интересно…
Три имени – и три совпадения. А если считать Филдингтона – даже четыре.
Патриция трижды взяла в кружок слово «страх». Значит, дальше надо двигаться в этом же направлении.
«Дж. Саммерс: страх потерять своё кресло, власть и репутацию».
– Отлично, господин мэр. Вы очень пеклись о своей репутации, не так ли? Любили, чтобы в газетах рассказывали, как вы дарите костыли больным старушкам, как заботитесь о порядке в городе и о благополучии жителей. Вы очень любили свою власть. Но недостаточно любили собственную дочь.
Дальше – Ральф Фортадо и Стэнли Голд. Хм-м…
Пока Патриция ограничилась тем, что поставила возле этих двух имён знаки вопроса. Зато после у неё не возникло никаких затруднений: «Керк Шеви – жертва, комплекс вины неразделим со страхом». «Мьют – слабохарактерный фанатик, не нашедший лучшего выхода, кроме как убивать тех, перед кем испытывает страх: сильных и целеустремлённых людей». «Фрэнк Бонс – явный комплекс неполноценности, истоки не имеют значения. Самоутверждается за счёт тех, кто в его власти и кого он ненавидит. Ненависть часто связана со страхом». «Доктор Фрэнсис – техно-науко-фил. Вариант бегства, неприятия реальности – страха перед реальностью». «Джо и подобные ему громилы – преступники, чья мораль основывается на силе, подчинении и страхе. Подчиняют себе тех, кто слабее, и сами подчиняются сильнейшим».
Так… неплохо. Но нужно вернуться к вопросительным знакам. Ральф Фортадо…
– Похоже, Ральф, ты так и останешься загадкой. Исключением, которое если и не подтверждает правило, то хотя бы не опровергает его. С тобой могло произойти всё, что угодно, в твоём сердце мог жить любой страх.
Напротив имени Стэнли Голда с пометкой «предположительно» Патриция сделала запись: «Страх потерять работу, постоянный заработок? Возможно, какие-то личные взаимоотношения с Бонсом».
Ну что ж, теперь – финальный аккорд… Идём в начало списка. «Стремление к превосходству – страх оказаться не первым», – написала она рядом с буквами «У.Ф.», и «истеричность, легковерие, страх чокнуться, помешаться, тронуться умом и загреметь в психушку» – рядом с «П. Р.». При этом на губах у неё появилась недобрая усмешка.
«Да, Уэс, у нас обоих было чего бояться, в этом-то вся и штука».
Значит, двенадцать верных совпадений из четырнадцати, плюс два возможных. Хорошо… Наверное, таких примеров можно привести десятки. Но она записала только известных ей людей – и сейчас этого достаточно.
Вопрос в другом. Что это даёт?
У страха всегда есть какие-то причины…
Патриция ещё раз пробежала глазами список, стараясь не сосредотачиваться на частностях.
Взгляд выхватывал из текста отдельные фрагменты. «Жадность… власть… стремление к превосходству… бегство… уныние…» Почему-то в памяти сразу появилась аналогия с сегодняшним письмом Флэша: «Я убеждён, я решил, я пойму смысл, я уверен…», потом – с их прошлым разговором: «Я не мог рисковать жизнью из-за незнакомой девчонки». И наконец – последняя строчка, написанная Полли Пинго в зелёной тетради – может, последняя строчка, написанная ею в жизни: «Я боюсь».
Я, я, снова я, бесконечное я…
Вот оно.
«Зло, которое люди причиняют друг другу…»
«…которое люди причиняют…»
Люди.
Схватив сотовый, Патриция набрала номер Флэша.
– Абонент не отвечает, или временно недоступен, – через положенное время сообщила девушка-робот.
Уэсли не хочет разговаривать? Нет, если бы он услышал звонок, взял бы трубку. Хотя бы для того, чтобы подтвердить окончательность своего решения. И сотового оператора тоже вряд ли стоит винить…
Просто всё дело в том, что уже поздно. Уэсли сделал свой ход, продолжил игру. И нет возможности объяснить ему, что первый из одиннадцати параллельных миров – не в тюрьме Лабрисфорт, а в нём самом, в его собственном разуме. В его, или её, Патриции, или кого угодно другого. Тюрьмы придуманы и построены людьми. Любая диктатура, любой фанатизм, все кошмары и все ады придуманы и созданы людьми. Только будучи придуманными и созданными, они обретают собственную жизнь и начинают порабощать своих создателей.
Поздно. Она не сможет предупредить Уэсли, что он отправился вовсе не в предпоследнее, а в самое последнее, одиннадцатое путешествие, от которого предостерегал его Грэгори Пинго.
Закрыв зелёную тетрадку, Патриция на задней стороне её обложки повторила рисунок, виденный в комнате Полли – два соединённых между собой треугольных «лезвия» – очень схематичное изображение топора. Всё просто: две половинки целого, ты и твоё отражение, страх и способность бояться, страх и трусость. Это раз.
