— Это проверенный способ — заставить заключенного раздеться. Сделать его беззащитным. Чтобы ему негде было спрятать…
— Я этого не слышал.
Но семя было заронено — Стречи в этом не сомневалась. Луч фонарика слегка дрогнул.
Паттерсон сказал:
— Видите, она прислушивается. Гляньте на нее.
Она замерла на свету, точно актриса, которую снимают крупным планом — так, чтобы была видна любая, даже самая незначительная перемена в выражении ее лица. Она пыталась казаться равнодушной. Оба мужчины молчали. Им-то проще — они стояли в темноте, и им оставалось только молча наблюдать. Чем больше проходило времени, тем отчетливее Стречи осознавала комизм ситуации. Под неумолимым лучом фонарика стояла она, недвижная, точно статуя. И чем дольше она вот так стояла, тем дольше ей приходилось стоять, потому что любое ее слово, движение или жест покажется им значимым. Она моргнула, потом еще раз. Ей хотелось моргнуть снова и снова или вовсе зажмурить глаза. Проклятый свет! Но она не должна этого делать. Она почувствовала, как глаза ее наполняются слезами.
— Последний шанс, Стречи, — заговорил Фрэнки.
Она беспомощно пожала плечами:
— Говорю же — не знаю я, где он.
— Не стоило тебе играть с большими мальчиками.
Нависла пауза. Свет слепил ее. Они преспокойно наблюдали за ней из полутьмы, пока ее терзал беспощадный луч.
Тишину нарушил Паттерсон:
— Ну, так что — заставим ее раздеться или как?
— Да уж придется.
— Хорошо. Я ее раздену.
Стречи поспешила воскликнуть:
— Нет!
Ей претила мысль, что ее будет раздевать этот гоблин. Стоит ему коснуться ее… и совершенно ясно, что произойдет дальше. Она не должна позволить ему этого.
— Хорошо. Я сама.
Интересно сможет ли она раздеться… непривлекательно? Точно она в мотеле — в одиночестве? Ничего сексапильного — просто снять с себя одежду и сложить на полу. Так, как она это делает каждый вечер перед тем, как лечь спать? Даже некрасиво — вроде как когда колготки подтягиваешь. Может, они даже разрешат ей остаться в нижнем белье. А может, и нет.
Она услышала голос Паттерсона:
— Хорошо, сама так сама. По мне, так даже лучше.
А по голосу не скажешь.
Голос Фрэнки ничего не выражал:
— Раздевайся.
Ему не нравилось происходящее — она это понимала. Когда он сказал, что она нравилась ему, — он не лгал. Не то что это его остановило бы — отнюдь. Но вот унижать ее он вовсе не хотел. Чего ему действительно бы хотелось — и она это знала, — чтобы она сейчас рассказала ему, где Клайв, а после они вместе пропустили бы по стаканчику и разошлись с миром.
Пытаясь сохранить бесстрастное лицо, она сняла теплый жакет. Быстро сложила его и положила на пол. Выпрямилась, помедлила, затем начала расстегивать пуговки на манжетах блузки. Она не должна возбуждать этих мужчин. На секунду воцарилась тишина, потом подал голос Паттерсон — он рассмеялся и принялся насвистывать первую строчку из «Стриптиза». Потом он снова рассмеялся. Происходящее ему явно нравилось.
Фрэнки оборвал его:
— Заткнись, а?
И был прав. В те несколько секунд, когда Паттерсон молчал, царила напряженная атмосфера. Паттерсон нарушил заклятье. Никогда не стоит пренебрегать магической силой тишины. Пока он молчал, все внимание было приковано к Стречи. И ее телу.
Она снова помедлила и спросила:
— Вы когда-нибудь слышали о «Тысячи и одной ночи»?
Кто-то из мужчин засопел. Что-то где-то было, но звучало слишком заумно.
Она пояснила:
— Султан желал переспать с девушкой, но вместо этого она рассказывала ему сказку. Через некоторое время выяснилось, что оба предпочитают сказки.
Фрэнки сразу насторожился:
— Ты собираешься рассказывать нам сказки?
Она должна обезоружить тишину:
— Н-ну, не совсем. Ей это удалось, но… вы ведь намного умнее всяких там султанов, верно?
— Что ты имеешь в виду?
— Она рассказывала сказки вместо того, чтобы спать с ним. Я же буду рассказывать по мере того, как раздеваюсь.
— А смысл?
— Я буду рассказывать историю, а в конце снимать что-либо из одежды. Так будет интереснее.
Паттерсон усмехнулся:
— Что же, меня это устроит.
Но Фрэнки был другого мнения.
— Ты что же — меня за дурака держишь? Пытаешься выиграть время — так ведь? Ну же, Стречи, не усложняй — скажи нам, где Клайв.
— Где он или где он может быть — эту историю вы хотите?
— К черту истории! Скажи нам, где он, или скидывай шмотки!
Без жакета становилось прохладно.
— Слышали анекдот, как один модник поехал охотиться на медведей?
— Прекрати! — Луч фонарика сердито подпрыгнул. — Еще одна шуточка — и я тебя действительно ударю!
Она примиряюще улыбнулась. Только не молчать.
— Давайте на минутку вспомним… Помните — когда Клайв появился под ручку с миссис Дин. Как вы думаете — зачем?
— Мне абсолютно наплевать.
— Вам-то конечно, Фрэнки. А вот мне… Мне до сих пор интересно — мне показалось или он действительно хотел мне что-то передать?
— Вроде…
— Вроде того — посмотри, мол, кого я привел — хорошенько посмотри, потому что это может быть важно.
— Ты опять пытаешься выиграть время, Стречи. Раздевайся.
Она вытащила блузку из юбки, да так и оставила болтаться в расстегнутом виде. Потом наклонилась и скинула туфли. Пол был холодным.
Опять тишина. Нельзя допускать тишины.
— Странно, правда? Клайв прилетел с ней из Америки, приехал в отель на одной машине, потом демонстративно вручил ее супругу — и исчез вместе с ней же?
Они не ответили. Фрэнки разгадал ее замысел, а Паттерсон просто наслаждался зрелищем.
Теперь тишина оборачивалась против нее самой.
С абсолютно несоблазнительной гримасой она просунула руки под юбку, стянула колготки и рывком спустила их до колен. Потом выпрямилась и сказала:
— Миссис Дин, может быть, вовсе и не такая, какой кажется…
И снова ответа не последовало. Она почувствовала себя неопытной актриской на прослушивании в знаменитом театре. Надо заставить их говорить:
— Она, должно быть, лет на десять моложе Линкольна, правда?
Молчание.
— Интересно, она и вправду его жена?
Паттерсон хотел что-то сказать, но Фрэнки резко бросил:
— Заткнись!
Она поняла, что реплика адресована не ей. Говори, приказала она себе. Говори же.
— Если они появились вместе в отеле… — С этими словами она расстегнула юбку. — И как — рука об руку…
— Продолжай, — вмешался Фрэнки. — И они вошли вовсе не рука об руку, раз ты об этом.
— Ну, почти. — Она кивнула лучу фонарика — точно болтала со знакомым. Однако сразу после этого стянула юбку и некрасиво вылезла из нее. Трусиков она снимать не стала.
— Они не очень-то скрывали тот факт, что они вместе. Вы уверены, что они вошли не рука об руку?
— Она прошла через вестибюль и поцеловала мужа. Если что.
На Стречи между тем остались лишь трусики, бюстгальтер и блузка. Блузка сползла на бедра, и стало казаться, что на ней больше ничего нет. С этого момента отвлекать их станет гораздо труднее.
— Кто еще был тогда в комнате?
— Какой комнате?
— В баре — когда они вошли?
— У нас тут что — театр? Снимай шмотки, и дело с концом. Мне это начинает надоедать.
— А мне нет, — заявил Паттерсон.
С мрачным видом она принялась за пуговицы на своей блузке. Не прекращай говорить, шептала она себе.
— Там еще был этот фанатик, как его там…
— Деларм.
Ага, подумала Стречи, я тебя поймала. По крайней мере, выиграю эти опасные полторы секунды, а там… Стречи вздрогнула — освещенный лучом фонарика воздух был ощутимо прохладен. Она расстегнула все пуговицы и замерла в расстегнутой блузке, с задумчивым выражением лица. Как будто кто-то смотрел на ее лицо.
— А что, если религиозный его фанатизм — всего лишь маска? Что нам, в самом деле, известно об этом человеке?
— Я-то почем знаю, — отрезал Фрэнки.
Но она продолжала несмотря ни на что:
— Зачем проповеднику титул лорда?
Блузка упала на пол. Кожу противно покалывал ночной холод. Она не ожидала, что дойдет до этого — что она будет стоять вот так, под беспощадным лучом фонарика в одних трусиках и бюстгальтере, судорожно выдумывая тему, которая может отвлечь мужчин от созерцания ее тела. С каждой секундой ей становилось все холоднее, тогда как им — напротив.
Стречи постаралась принять деловой вид — настолько, насколько это может сделать привлекательная женщина в одном нижнем белье.
— Ну, вот и все, — сказала она. — Я разделась. Мне холодно. Тем не менее я не имею ни малейшего понятия, где Клайв.
