Киллера так никто раньше и не видел, но ей было нужно собрать побольше информации. К сожалению, она понимала, что подставила ведущего детектива по этому делу. Но не могла позволить, чтобы эта история ускользнула от нее. Она должна отработать тот аспект, о котором из всех репортеров знала только она, — девочку-ясновидящую.
Прошлым вечером в кафе у Клер появилось чувство, что телефонный разговор, который вел Хантер за их столиком, имел какое-то отношение к этой девочке. Но когда она накинула пальто и вышла, Хантер уже исчез. Не желая впустую терять время, Клер поймала такси и направилась обратно в тот старый и запущенный отель в Линвуде, до которого проследила девочку после ее встречи в кафе с Хантером и Гарсией. Но и ее не оказалось на месте. Высокий лысый хозяин, стоявший за стойкой, сказал Клер, что не видел девочку — он назвал ее Моникой — с прошлого вечера.
— Вы ее подруга? — спросил он с каким-то странным акцентом. От него несло спиртным. — Если вы хорошая подруга, то уплатите деньги, которые она мне должна, да? Она не уплатила арендную плату за три недели. — Он поднял три длинных костистых пальца. Под ногтями была грязь.
— Я не настолько хорошая подруга, — ответила Клер, незаметно прикрывая нос правой рукой. — Но вот что я скажу вам, мистер?..
— Петроски. Пат Петроски.
— Вот что я скажу вам, Пат. — Она нацарапала свое имя и номер телефона на клочке бумаги и положила его на стойку. — Если вы позвоните мне, как только снова увидите ее, то есть в ту же самую секунду, вы сможете получить сотню баксов. Как вам такое предложение?
Пат пробежал записку, не притрагиваясь к ней. Когда он поднял взгляд, то остановил его на декольте Клер.
— Да, Клер. Договорились.
Пока Клер не получила ни слова от этого «пахучего мужика». Она сидела уставившись в экран своего лэптопа и постукивая по зубам авторучкой. У нее все еще на руках был один козырь. Случайно ей удалось познакомиться с одной из подруг Молли. Двадцатитрехлетняя официантка Сьюзен, которая работала с ней.
Телефон Клер, лежащий на столе, завибрировал. Она схватила его.
— Говорит Клер Андерсон.
Это был телефонный оператор газеты. У Клер не было прямой линии. У репортеров, занятых делом, ее не могло быть, так что все звонки шли на главный коммутатор газеты и уж оттуда переключались на их сотовые.
— Мисс Андерсон, кто-то хочет связаться с вами.
— Кто именно?
— Он не назвался. Он звонил и вчера и сегодня утром несколько раз. Я узнала голос.
— О'кей, подключайте его. — Она услышала щелчок. — Это Клер Андерсон.
— Репортер?
— Да, — хмыкнула она, — репортер. А как мне называть вас?
— Можете называть меня другом.
Клер прищурилась и медленно покачала головой, осознавая, что говорит с психом.
— Чем я могу вам помочь, мистер Друг?
— Я вот думаю, что мы могли бы встретиться. Может, нам удастся помочь друг другу.
— И по какому поводу вы хотели бы встретиться?
Вместо ответа, было слышно только тяжелое дыхание.
— Алло?.. Вы еще на месте?
— Я здесь.
— Так чего ради вы хотели бы встретиться?
— Из-за той, кого вы в вашей статье назвали… «девочка-ясновидящая».
Клер выпрямилась и насторожилась. Что-то в его голосе заставило ее содрогнуться.
— Она не та, кем вы ее считаете.
Целую минуту никто не произносил ни слова. Капитан Блейк переступила с ноги на ногу. Предположение Гарсии, что Даррелл боялся уколов, заставило ее напрячься. Она тоже не любила их.
— Если он боялся игл, то какого черта изо рта у него торчит эта трубка? — спросила наконец Блейк, показывая на Даррелла. — Неужто киллер насильственно кормил его чем-то?
Доктор Уинстон потер лицо. Он тянул время.
— Точно я не могу сказать, пока жертва не окажется в прозекторской, но я не думаю. Это интубационная трубка.
Дрожь снова прошла по затылку капитана.
— Киллер интубировал жертву? Зачем?
— Присмотритесь. Чего не хватает? — Доктор изучающе смотрел на нее.
Ее взгляд снова скользнул по гротескному образу человека, которого украшали двести пятьдесят шприцев с кровью.
— Сдаюсь. Я не в том настроении, чтобы участвовать в играх, Джонатан, — твердо сказала Блейк. — Так чего не хватает?
— Пут, — сказал Хантер, придвигаясь ближе. — Жертва не привязана к стулу. Он просто сидит на нем, будто сам решил сесть.
— Бинго, — подтвердил доктор Уинстон. — Для цели этого убийства в путах не было необходимости.
— Не понимаю. — Капитан Блейк помотала головой. — Какое отношение путы имеют к интубации жертвы?
— Можно привязать жертву так, что она никуда не денется, но, конечно, сможет извиваться и дергаться.
— Пусть так, но ведь он все равно не сможет активно сопротивляться, — возразила капитан, продолжая сохранять удивленный вид.
— А ведь вы должны попасть ему точно в вену, — заметил Хантер.
— И снова верно, — подтвердил доктор. — Мистеру Дугласу надо было дергаться и извиваться на стуле, и киллер не мог бы осуществить свой замысел — попасть иглой точно в вену. Можно было бы оглушить жертву ударом, но тогда убийца не получил бы удовлетворения. Он хотел, чтобы жертва была в сознании.
— То есть киллеру надо было полностью обездвижить жертву? — спросил Гарсия.
Доктор Уинстон сделал глубокий вдох:
— Убийце надо было парализовать жертву.
— Одурманить наркотиком? — спросила капитан Блейк.
— Скорее всего, — согласился доктор. — Когда придут результаты из лаборатории, я смогу подтвердить это.
— Парализующее лекарство, которое не лишает сознания? — Хантер многозначительно посмотрел на доктора.
— Жертва не только остается в сознании. Не сомневаюсь, киллер хотел, чтобы жертва сохранила способность чувствовать.
— О господи! — Гарсия плотно обхватил себя руками, словно от слов доктора в комнате стало холоднее. — Имеется ли такой наркотик? Парализующее средство, которое тем не менее позволяет субъекту все чувствовать?
— О да, — быстро кивнул он. — На самом деле даже несколько. И с помощью Интернета, в котором есть сотни тайных сайтов о наркотиках, их очень легко раздобыть.
— И тем не менее… — мотнула головой капитан Блейк, — зачем надо было его интубировать?
— Что бы киллер ему ни вводил, диафрагма жертвы была парализована, — сделал вывод Хантер. — И он мог задохнуться, лишенный возможности дышать. А убийце он был нужен живым.
— Именно это я и думаю, — поддержал его доктор Уинстон. — Поступающий по трубке кислород поддерживает в нем жизнь, пока киллер причиняет ему такую боль, которую вряд ли кто-то может выдержать.
Зазвонил сотовый телефон капитана, и она напряглась. Отойдя в угол комнаты, несколько секунд вела разговор.
— Вы своего добились, — сказала она Хантеру, возвращаясь к коллегам. — Клейтон потянул кое за какие ниточки, и завтра с самого утра, в семь часов, у тебя будет интервью с Питером Элдером в тюрьме. И мы будем искать того сукина сына, который сделал все это, — и быстро.
Проведя большую часть ночи на новом месте преступления вместе с доктором Уинстоном, Хантер в половине пятого утра отправился в исправительное учреждение штата Калифорния в Техачапи. Гарсия же примерно в десять часов вернулся в Паркер-центр. Хантер попросил его выяснить все, что возможно, о Даррелле Дугласе, их новой жертве.
Даррелл не посещал школу ни в Комптоне, ни в Гардене, но подростком он жил всего через две улицы от Бретта Стюарта Николса. Эта информация вызвала у Хантера возбуждение. Его теория об уличной банде начала подтверждаться.
Хантер наблюдал за кропотливым и старательным процессом, когда доктор Уинстон и два лаборанта извлекали из тела Даррелла двести пятьдесят шприцев с кровью. Хотя он не ждал никаких результатов, Хантер понимал, что каждый шприц будет проверен на отпечатки пальцев. Доктор сказал ему, что, когда Хантер закончит разговор в тюрьме, будут готовы результаты вскрытия.
Вечер не задался, и по мере того, как темнело, все надежды подцепить кого-нибудь быстро испарялись. Хонни прогуливалась по западному Голливуду добрых три часа, пока окончательно не вымоталась. Ей удалось поиметь только жалких двадцать пять баксов, отсосав у волосатого, пахнущего карри водителя на заднем сиденье его машины. Найти клиента становилось все труднее. Уличная проституция — рискованное дело, да и плохо оплачивается, но для тех девушек, которые вышли в тираж по возрасту и не годятся для эскортной службы, массажных салонов или работы на сутенера, ничего другого не остается.
В двадцать один год Хонни вряд ли могла считаться слишком старой, но семь лет пристрастия к героину серьезно сказались на ее некогда красивых чертах. Теперь она была слишком худой, с запавшими глазами, дряблой кожей, потрескавшимися губами и рассеянным сонливым взглядом.
