– Мам. Что произошло?
– Ничего. А что?
– И ты просто звонишь узнать, как дела.
– Ну да.
– Дела хорошо. Как я уже говорила.
– Ну, тогда хорошо.
– Пока?
– Пока, береги се… – мама повесила трубку, оборвав себя на полуслове.
Нет, у них определенно было не всё в порядке.
Лиза открыла ноутбук и включила интернет. Новости – всё по-старому, как отдохнуть летом, самый жаркий май с такого-то года… лесные пожары, где-то как всегда стрельба… валовой доход, повышения тарифов…
И вдруг Лиза увидела. Не в обычной ленте, а среди мелких баннеров, которые липнут к любой странице, вопя о заработке, бесплатных сиськах и пустых сенсациях. Она щелкнула на заголовок, ожидая спам и тонну рекламы, но ссылка вела на простую заметку, набранную огромным шрифтом. Едва шевеля курсором, Лиза прочла до конца и снова открыла поиск. Так и есть. Это было повсюду. Двадцать четыре тысячи совпадений.
Когда вернулся Максим, она перехватила его у порога.
– Нужно вернуться назад, – сказала Лиза. – Прямо сейчас.
– Это с какой стати? – удивился Макс.
– Пойдем.
Она потащила его в комнату и развернула ноутбук Максиму навстречу.
– Это что? – спросил он.
– Читай.
– «Развратные знаменитости», – медленно прочел Макс. – Э-э…
ЭЛИЗА ФРЕЙД ЖИВЕТ С ДВУМЯ МУЖЧИНАМИ.
И фото Лизы с приделанной обнаженной грудью.
– Нужно вернуться. Прямо сейчас.
...
Изнутри психбольница обманывает любые ожидания. Ты ждешь смирительных рубашек – а их нет. Ждешь безумия – а его не больше, чем на улице. Ждешь хоть чего-то необычного – а это просто больница: грязная, холодная и нищая. Здесь есть решетки на окнах, но они бывают везде. Есть решетка и на двери, но только на той, что ведет наружу. И дежурный запирает ее только вечером. Или когда идет на перекур.
Здесь нет буйных. Их держат в другом здании, куда из наркологии можно попасть лишь за особые заслуги. Мои обрывочные ночи и дни прошли в компании двух самых безобидных ребят, которых мне доводилось видеть. Когда приехал инспектор, быстро выяснилось, что им здесь вообще не место, и я остался в тройной палате один.
Режим, питание, железные кровати – больше всего напоминают мне детский сад. Я смутно помню те же правила: тихий час, руки на одеяло, культурные походы в столовую. Я уже ел все эти блюда: сырники, яйца всмятку, гороховая жижа, от которой шарахаются мухи, – так же точно мне приходилось давиться ими ребенком, под суровым надзором садистов в белых халатах. Так устроена жизнь: когда оказывается, что ты не готов, тебя снова и снова приводят сюда, и опять заставляют пройти вводный курс.
Мой экзаменатор, врач из министерства, что успел за пару дней вычистить наркологию и сексопатологию, оказался совершенно лыс. По его мягкому длинному лицу, слегка похожему на гриб, невозможно было определить, шутит он или говорит серьезно.
– Вот она, местная знаменитость, да? – спросил он, усевшись на койку возле моей. Сетка заскрипела и натянулась. Инспектор поерзал, усевшись глубже, и раскрыл на коленях тонкий портфель.
Кроме меня в палате не осталось никого, поэтому лысый доктор не ждал ответа.
– Посмотрите сюда, – он улыбнулся, а может, просто глянул в мою сторону. – Прислали распечатку скана ксерокопии. В конверте. Сказали, файл с картинкой большой, по электронке не отправишь.
Я молчал. Неловко говорить с человеком, по лицу которого невозможно определить даже возраст. Сколько лет ему было? Тридцать? Пятьдесят? Я не знаю до сих пор.
– Черт знает сколько работаю в министерстве, – сказал инспектор. – И ни разу не получал документов по электронной почте. Только на такой вот, на папиросной бумаге. Так еще и на матричном . Приходится буквы от руки дорисовывать.
Врач говорил и рылся в портфеле. Его лицо оставалось гладким, как продолжение лысины.
– Ну? – спросил он, так и не подняв глаз. – А у вас какие соображения по поводу?
По какому?
– По любому. По всей этой, вон… суровой действительности?
В оконную сетку царапались первые желтые листья.
...
Лиза сидела в кресле.
Они с Максом погрузились в автобус тем же вечером, уснули и проснулись в нем, и снова наступил день, а потом опять был закат, и снова за окнами стемнело, а Лиза всё так же сидела в кресле.
Весь день гудел мотор. Весь день у нее мерзли ноги. Лиза сбросила туфли ночью, а с утра не смогла надеть их – как и предупреждал Дима. Ее шея не поворачивалась. Она горела так, будто позвонки растерлись в мелкий песок. Об этом Дима тоже говорил. Они с Максимом пытались убедить Лизу часа два, но всё без толку. Она добилась, чего хотела, и жаловаться теперь было некому.
– Я звонил во Франкфурт, – говорил Макс. – Вполне реально взять билеты на завтра, мы закажем такси с утра, и днем уже сядем в самолет. Завтра же вечером будем на месте.
– Когда долго сидишь неподвижно, в ногах собирается жидкость, – рассказывал Дима. – Обувь будет на размер меньше.
– Нет, нет, – Лиза мотала головой. – Я не могу. Нужно ехать прямо сейчас. Я не смогу заснуть, пока мы не выедем.
– В автобусе ты тоже не поспишь, – возражал Дима. – На этих креслах нормально заснуть не получится, это нужно уметь.
– Завтра же, – повторял Максим. – Завтра вечером. А не послезавтра, как в случае с автобусом.
– Нет, нет, – бубнила Лиза, едва прислушиваясь. – Пожалуйста. Срочно нужно ехать. Я не высижу на месте до завтра.
Только сейчас ей стало ясно, насколько глупо это звучало.
За целый день автобус остановился два раза, утром и вечером. С утра Лиза даже выползла на свежий воздух. Под вечер уже не хватило сил. Она сидела и пялилась в экран. В автобусе без перерыва крутили американские комедии, скучные и бездарные, с этим черным актером, который одинаково играет в каждом фильме. Едва одна успевала закончиться, как начиналась другая, и Лизе казалось, что и сюжет, и шутки, и титры, и синий экран – всё повторяется снова и снова, подавляя в ней сознание. Время загустело, и в голове у Лизы клубился вакуум.
– Когда приедем, мы будем экспертами по ничего-не-деланью, – сказала она Максу.
– Э-эм, – ответил тот, бросив на Лизу пустой отяжелевший взгляд.
Она завидовала Максиму. У того не возникло проблем с ночевкой в автобусе – он набрал в дорогу столько пива, что в первый вечер легко упился до беспамятства и вырубился, свесив подбородок на грудь. И дрых беспробудно всю ночь, пока Лиза отчаянно вертелась, пытаясь лечь буквой Г поперек косого сиденья.
Теперь снова был вечер, и Макс решил повторить фокус с пивом. Заснуть он еще не успел, но для беседы уже не годился. Поэтому Лизе осталось только одно занятие.
Она сидела в кресле. И смотрела в окно, за которым висел чернильный горизонт. Сидела и думала, что могла бы выпить, если бы знала, где Максим прячет запасы своего пойла. И если бы ее не мутило при мысли о выпивке. Сидела и думала, что за дерьмо творится в Москве, и какого черта теперь делать. Она представляла себе Диму, который, скорее всего, трясся где-то рядом, в закрытом прицепе для нелегалов. Потом думать стало не о чем, и Лиза просто сидела в кресле.
Она пыталась уснуть и снова не могла.
Лиза пробовала смотреть на экран, но там был только Уилл Смит в роли Уилла Смита, и снова, и снова, и снова.
...
Он пришел в себя от грохота воды, льющейся в полупустую ванну. Он сел вертикально и растер кулаками веки, чтобы не уснуть в очередной раз.
Его нервы и кости дрожали, а в горле застрял непроглоченный спазм. Гостиничная ванна была просторной и белоснежной, но даже в чистой горячей воде Дима чувствовал себя чуть озябшим и слегка грязным.
И немного пустым.
«Абстиненция», – определил Дима, стуча зубами. Алкоголь… да, этот точно. Может, еще и табак. И какой-то другой наркотик. Минимум один.
Экстази?
Дима потрогал скулы. «Уже теперь не вспомню».
Он просто зашел узнать насчет перевозчиков. Кто едет через границу. У кого есть тайник. Кто хочет заработать. У Димы были деньги, и найти машину стало гораздо легче.
Тракеры у стойки что-то праздновали. Трое или четверо, все с востока: худые, зубастые, простые как наждачная бумага. Они предложили ему выпить, и слово за слово.
Дима помнил, что долго не мог опьянеть. А потом – как учил кого-то на стоянке разным болевым захватам. Это уже был не тракер. А вроде даже немец.
Потом они двое как-то сразу попали на дискотеку. И, помнилось Диме, там он пил еще. И танцевал.
Гостиничная ванна была полна до краев. Из последних сил вытянув затекшую ногу, Дима захлопнул кран.
Что еще? Вроде бы он курил. По крайней мере, сейчас першило в горле. Вроде занимался сексом. Дима помнил, как стаскивает трусы по ноге какой-то девочки. Она еще заехала ему в ухо тогда, в качестве флирта. Перед сексом. Если был секс. Дима вспоминал, как стоит у автомата и пытается купить презервативы, которые нигде теперь не удавалось найти.
