Он погрузился в горячую воду по самый подбородок. Ему хотелось пить, и Дима хлебнул прямо из ванны. Еще и еще раз, пока не сдалась его бездонная жажда.
Ну как? Ты счастлив?
Теперь он постоянно задавал себе этот вопрос, и каждый раз не мог ответить. Что делает человека счастливым? Удовлетворение всех желаний? Стимуляция нервов? Серотонин? Он был почти уверен, что за ночь перепробовал всё это. Он помнил, что перепробовал.
А теперь чувствовал себя грязным – и ничего кроме. Дима торчал в гостиничной ванной с утра: набирал воду, спускал воду, мылился, поливал себя из душа, полоскал рот и снова лез набирать ванну. И всё равно ему мерещилась эта несвежая липкость по всему телу. Грязь и усталость.
И сухость в горле. И сожаление.
Глупо быть несчастным – да, но по-другому он просто не умел. И кто знает, сколько уйдет времени, пока научится.
Ему очень хотелось поговорить с кем-нибудь, а Синица исчезла.
«Ее и не было », поправился Дима. Ты и есть она. Ты сам ее выдумал.
– Тогда почему не поговорить с собой? – громко спросил он, поворачивая к себе зеркало. – Да, правда. Итак, начнем заседание. Что скажешь… Дима?
Предлагаю обсудить наши планы.
– Да, предлагаю обсудить наши планы. Нам нужно выбираться отсюда.
Лизка с Максом уже, наверное, возле границы.
– Давай собираться, и догоним их. А там посмотрим.
Точно. В точку, Дима, как всегда.
– Спасибо. И обсудим по дороге нашу суровую действительность. В машине у нас будет много времени.
Знаешь, а ты настоящий псих.
– Знаю, Дима. И даже… радуюсь этому.
Уж хоть так, для начала.
– Классно погуляли, да?
Он засмеялся и вернул зеркало на полку. В гулкой ванной опять стало тихо.
...
Максиму пришлось тяжелее всех. Лизка спокойно отдыхала в кресле, смотрела фильмы; за Дмитрия он тоже не переживал – тот наверняка привык терпеть и большие расстояния – а вот Макса колбасило очень не по-детски.
Ему доводилось терпеть подобное, и он подготовился заранее. Побольше алкоголя, чтобы уснуть. Еще нужны были кое-какие таблетки, но в немецкой аптеке они не продавались – там вообще ни хера не продавалось без рецепта, кроме леденцов. «Если бы знать», – думал он, – «можно было спросить что-нибудь на хероин споте». Но кто знал.
И кто знал, что в бездействии терпеть это окажется настолько трудно.
Всё началось через сутки, как по графику. Лёгкое недомогание. Потом оконный свет начал жечь ему глаза. Максим опустил веки и ждал, регулярно отогреваясь пивом. Рано или поздно это должно было пройти, и прошло, но апатия, пришедшая следом, уходить не спешила. Она ждала, готовясь превратиться в черную, глубокую абстинентную депрессию. И Макс, не имея других занятий, ждал вместе с ней.
Автобус притормозил и заглох. Максим запоздало понял, что движение прекратилось. Его голова поплыла вперед, и Максу пришлось ухватиться за подлокотник.
На Людвигсдорфе бушевал ветер, и флаги трепетали на мачтах почти вертикально.
Хотелось выйти. Но приходилось терпеть, пока между рядов шел польский таможенник, собиравший паспорта. Наконец автобус тронулся и сантиметр за сантиметром пополз через границу. Когда зашипела и распахнулась дверь, Максим вылетел наружу первым. Еле сгибая ноги, он побежал к серому бункеру, где виднелась надпись «Туалет», выведенная забытыми буквами.
Ступени вели под землю, в невыносимо смердевший кафельный мешок. Пол был затоплен, и под ногами хлюпала какая-то мерзость. Помочившись в неровную дырку, Макс оглянулся в поисках раковины, которой не было. В углу виднелся стул. На его спинку опиралось мутное зеркало – старинное, огромное, в резной деревянной раме.
«С возвращением», – подумал Максим, вытерев руки изнанкой кармана.
Из последних сил он вскарабкался по крошащимся ступеням навстречу дневному свету, забрался в автобус и рухнул около Лизки, которая так же безучастно смотрела в экран.
– Есть хочешь? – спросила она.
Макс помотал головой.
– Достань мне гамбургер, пожалуйста.
Вынув замасленный пакет, Максим осторожно понюхал содержимое. Оно не пахло ничем. Макс передал бутерброд Лизе, и она съела его в три жадных укуса. А Максиму было плевать. Ни аппетита, ни обоняния, до сих пор.
Когда они снова набрали скорость, Максу показалось, что у автобуса сломалась подвеска. До таможни он будто плыл, мягко покачиваясь на шоссе – а теперь кабину трясло, швыряло, подбрасывало на каждом ухабе. Кресло било Максима под зад. Вокруг дребезжало железо, а где-то внутри тяжело грохал незакрепленный багаж.
«Ни фига себе», – вяло подумал Макс. Нет, он слышал эти шутки о дорогах, и сам иногда пересказывал их, но чтобы настолько…
Вдоль обочины тянулась распаханная грязь. Они проезжали какую-то деревню, всё серое на сером – косые заборы, неровные шиферные крыши. Жуткие горбатые старухи брели вдоль трассы, волоча то повозку, то пыльный мешок, то неровную вязанку дров. Земля, до самого горизонта, казалась неопрятной, убогой и совершенно брошенной.
– Черт, – пробормотал Максим непослушными сухими губами. – Ведь мы улетали из нормальной страны. Что здесь случилось, пока нас не было?
– Боюсь, это та же страна, Макс, – Лиза потерянно смотрела по сторонам.
Он силился и не мог понять, значит ли это, что ей видится то же самое, или наоборот.
– Скажи, это один я… – начал он, но Лиза не слушала. Она неловко подобрала бумажный пакет, наклонилась, и ее сильно вырвало.
– Гамбургер, – сказала Лиза. – Испортился. И укачало.
– Дай сюда, – Максим забрал у нее отяжелевший пакет, завертел его наглухо и растерянно держал в руках эту мерзость до следующей остановки, безразлично надеясь, что пропитанная жиром бумага стала водонепроницаемой. Он уже истратил запас отвращения.
– В райцентре остановка пять минут, – оглушительно передал стюард по громкой связи. – Будьте осторожны, здесь воруют.
Макс вышел из автобуса, держа сверток на вытянутой руке, и едва не споткнулся о тощего загорелого паренька.
– Дядя, дай на хлеб, – потребовал тот.
– Нет денег, – хмуро ответил Максим.
– Тогда давай еду, – паренек вытянул руку, норовя схватить тяжелый булькающий пакет.
– Это не еда.
Макс отошел к бетонной урне и сбросил неприятный груз. Парень тут же нырнул следом, зарывшись в мусор по локти. Максим резко отвернулся и закурил, но спустя миг вышвырнул начатую сигарету, которую немедленно подобрали.
«Санитары леса», – подумал он. Ни вкуса, ни обоняния. И курить не тянет.
Возможно, так даже лучше.
...
«Виолончель», – сообразила Лиза, еще не проснувшись. Ребристый тягучий рев прорвался в ее грезы, оставив воображаемый привкус меди во рту. Звук ширился и рос, и Лиза открыла глаза, не в силах удержать обмелевшие грезы.
На высоком потолке раскинулась люстра – чугунное страшилище, увешанное гроздьями матовых шаров. Лиза перевернулась на бок. Упругая кровать, покрытая бархатом, спросонья показалась ей бесконечной – ползешь и ползешь, а края всё нет.
Зато у Лизы было время, чтобы вспомнить место. Дорогие апартаменты в одном из этих кирпичных небоскребов на охраняемой территории, за полосатым шлагбаумом и стриженной изгородью. Швейцар у входа. Повсюду геометрический порядок. Не столько жилье, сколько дорогой аксессуар.
Лиза спрыгнула на пол и оглянулась в поисках одежды, но ее не было. На Лизе осталось только нижнее белье, к тому же – не первой свежести. Ее джинсы, свитер, даже чулки – всё исчезло.
Она протиснулась мимо широкой кровати. Стену напротив целиком занимал встроенный шкаф. За его тяжелой дверью обнаружилась целая выставка платьев – на вид дорогущих, хоть и чересчур парадных, как на последний ужин. Лиза выбрала самое неброское (всё равно тысячи две зеленых) и надела его, вдохнув роскошную шелковую свежесть.
В дверце шкафа нашлось и зеркало, но краситься было нечем, да и незачем, решила Лиза. Умыться только – и сойдет. Решив найти ванную где-нибудь по дороге, Лиза прикрыла за собой дверь и ступила босиком на мягкий ковёр. Ноги до сих пор гудели после автобуса.
Музыка струилась ей навстречу. Лиза пошла на звук, спустилась по мраморной винтовой лестнице и вышла прямо к хозяйке.
Бергалиева сидела в кресле посреди широкой гостиной. Второе кресло, пустое, стояло напротив, отделенное низким полированным столиком. «Мебельный стенд», – подумала Лиза.
Директриса вытянула руку и щелкнула ногтями по кожаному сиденью.
– Присаживайся.
Ухватившись за спинку двумя руками, Лиза сдвинула тяжелое кресло и уселась. Сиденье было удобным, но каким-то нарочито упругим, будто ортопедический снаряд.
– Хорошо выспалась?
«Странно всё это», – подумала Лиза. Начиная с прибытия. Она ждала, что возле автобуса их встретит разгневанная толпа с гнилыми помидорами, но площадь была пуста. Когда они с Максом вышли из здания вокзала, а через дорогу стоял огромный белый джип, из которого вышла Бергалиева, то Лиза решила: вот сейчас – точно начнутся помидоры или того хуже. Но директриса повела себя уж вовсе непредсказуемо.
