С помощью Фредерика я перебралась через поваленное дерево и села на него. В нескольких ярдах слева от меня начиналась тропинка, уходящая вглубь рощи. Я заметила, как Фредерик бросил взгляд на нее, и подумала, уж не к старой ли конюшне она ведет.
— Как бы безрадостно это ни звучало, — сказал он, — но все эти прискорбные истории давно стали частью моего существа. Они утратили способность причинять боль.
Последовало короткое молчание.
— Мисс Эштон, — нерешительно продолжил Фредерик, — своими словами вы будто сняли тяжелый камень с моей души. Надеюсь, вы не поймете меня неправильно, если я напомню вам, что мой кошелек будет к вашим услугам, когда вам разрешат покинуть клинику.
«На самом деле, сэр, — мысленно ответила я, — это мой кошелек, и у меня есть документы, доказывающие это». Так-то оно так, но только сначала мне нужно доказать, что я Джорджина Феррарс.
— Вы очень добры, мистер Мордаунт, — тихо сказала я, стараясь не переигрывать. — Мне следовало быть любезнее с вами, когда вы в первый раз предложили денежную помощь.
Он опять обратил на меня обожающий взгляд, в котором теперь забрезжила недоверчивая надежда. Нет, подумала я, никто на свете не способен имитировать такие искренние эмоции, бледнеть и краснеть усилием воли… Я почувствовала сильное желание довериться Фредерику, положиться на его честь и явную влюбленность в меня, но потом вспомнила свой дневник: Люсии я доверилась, обманутая точно такими же проявлениями искреннего чувства (хорошо бы еще восстановить хоть что-нибудь в памяти). Вдобавок я напомнила себе, что Фредерик просто боготворит доктора Стрейкера, и решила не отступать от своего первоначального плана.
— Вы сказали «когда мне разрешат покинуть клинику», мистер Мордаунт. А вы уверены, что доктор Стрейкер отпустит меня?
— Да, мисс Эштон, уверен… хотя у меня, как вы знаете, нет возможности поторопить события.
— Но почему, позвольте спросить, он не желает отпустить меня сейчас же? Я не представляю опасности ни для себя самой, ни для окружающих; я признаю, что не являюсь Джорджиной Феррарс, и готова терпеливо ждать, когда ко мне вернется моя настоящая память, — так в чем же препятствие?
— Боюсь, препятствий несколько. Доктор Стрейкер опасается, что ваша настоящая память, как вы выражаетесь, никогда не вернется к вам, если выпустить вас из клиники преждевременно, — это его слова, не мои. И он не теряет надежды установить вашу подлинную личность, просматривая списки пропавших без вести, и вернуть вас вашим родным и близким, если, конечно, таковые у вас… — Фредерик неловко осекся.
— Но вы, мистер Мордаунт, считаете справедливым, что доктор Стрейкер держит меня здесь как сумасшедшую? Если я способна жить в обществе, разве не следует дать мне такую возможность?
— Что касается меня, я с вами согласен. Я не считаю вас сумасшедшей и не могу даже представить… — Фредерик потряс головой, словно приводя в порядок мысли. — Но загвоздка, по словам доктора Стрейкера, состоит вот в чем: ваше психическое расстройство настолько редкое — ему известны всего четыре похожих случая, обо всех сообщалось из Франции, — что он просто не может предсказать, когда и благодаря чему оно пройдет. Как я говорил вам вчера, мне лично кажется, что, если бы вы — не скажу «побеседовали» — пообщались с мисс Феррарс в приемлемой для вас обеих обстановке, злые чары разрушились бы. Но доктор Стрейкер, как я упомянул вчера же, категорически против: он боится, что потрясение убьет вас.
— Я так не думаю, мистер Мордаунт. Я держусь одного мнения с вами: разговор с мисс Феррарс очень помог бы мне. На самом деле… конечно, я не имею права просить вас… — Я посмотрела на него самым умоляющим взглядом, на какой была способна. — Но не могли бы вы наведаться к мисс Феррарс на Гришем-Ярд и попытаться уговорить ее встретиться со мной?
— Ничто не доставило бы мне большего удовольствия, мисс Эштон. Но доктор Стрейкер ни за какие блага не согласится на такое.
— А вдруг он ошибается? Разве не следует вам положиться на свою интуицию? Если это вернет мне память и приведет к моему освобождению, ужели он не простит вас? И не признает великодушно, что вы были правы, а он ошибался? А я была бы вечно благодарна вам, — добавила я, вновь устремляя на него умоляющий взгляд.
— Мисс Эштон, я бы с радостью… Но даже если я пойду наперекор воле доктора Стрейкера, ничего не получится: ведь мисс Феррарс заявила со всей определенностью, что не станет встречаться с вами, пока мы не вернем ей бювар.
— Но, как вы сами сказали, мистер Мордаунт, если это поможет мне вспомнить, куда я его подевала…
В душе Фредерика явно происходила борьба; его руки, сцепленные на коленях, дрожали.
— Ой, я вспомнила кое-что! — воскликнула я, разыгрывая свой последний козырь. — Имеющее отношение к бювару.
— Да, мисс Эштон?
— «Завещание тети Розины». Не знаю, что это значит: слова сами собой всплыли в уме, но сердце говорит мне, что мисс Феррарс поймет их.
Сердце мое ничего такого не говорило, а просто бешено колотилось, и во рту у меня пересохло. Я поставила на то, что имя «Розина» ничего не скажет Фредерику.
— Понятно. Уж не возвращается ли к вам память, мисс Эштон? Доктор Стрейкер будет чрезвычайно…
— Прошу вас, Фре… мистер Мордаунт… вы обещали ни словом не упоминать ему об этом нашем разговоре, пока я не обдумаю все хорошенько.
— Конечно, если вам так угодно. — Он смотрел на меня взглядом, полным тревоги и обожания. — Я сделаю все возможное, чтобы убедить доктора Стрейкера, — насчет вашей встречи с мисс Феррарс. И представлю дело так, будто это целиком моя идея.
При словах «сделаю все возможное» у меня упало сердце.
— Но вы же сами сказали: он ни за что не согласится. — Мой голос прозвучал разочарованно без всяких усилий с моей стороны.
— Вы правы, — после паузы промолвил Фредерик. — Настало время мне… Я сообщу доктору Стрейкеру о своих намерениях, но напишу мисс Феррарс — чтобы наверняка застать ее дома — в любом случае, какое бы мнение он ни высказал.
— Благодарю вас, я в огромном долгу перед вами. А теперь, если вы не возражаете, я хотела бы вернуться в свою комнату и отдохнуть немного.
Он встал и протянул мне руку. Несколько секунд мы стояли лицом к лицу, не разнимая рук. Фредерик глубоко вздохнул, словно собираясь сделать важное признание.
— Вы должны знать, что я… на сей раз не подведу вас, — проговорил он, с видимым усилием удержав слова, готовые сорваться с языка.
Я улыбнулась, снова выразила благодарность и, высвобождая руку, легко скользнула пальцами по его ладони, решительно прогнав мысль, что ведь я, пожалуй, ничем не лучше Люсии.
Я намекнула Фредерику, что, покуда держится хорошая погода, каждый день около трех пополудни меня можно будет найти здесь, сидящей с книгой на поваленном дереве. Он появился уже через несколько часов, даже более бледный, чем обычно.
— Я вырвался буквально на минуту. Хотел сказать вам, что мисс Феррарс получит мое письмо завтра с утренней почтой.
— Значит, вы поговорили с доктором Стрейкером?
— Да, и он сильно досадовал, а когда понял, что я в любом случае напишу мисс Феррарс, так и вовсе разгневался. Он опять обвинил меня в том… впрочем, это не важно. «Я не могу помешать тебе пригласить мисс Феррарс в Треганнон-хаус, — сказал доктор Стрейкер, — но, если после разговора с ней мисс Эштон станет хуже, виноват в этом будешь ты один. Мне очень хочется перевести мисс Эштон обратно в закрытое отделение, ради ее же блага, но ты, несомненно, будешь возражать и против этого. Ладно, если мисс Феррарс согласится (что маловероятно), мы устроим им встречу под самым пристальным нашим наблюдением. И повторяю: случись что, вся ответственность ляжет на тебя». Мы с ним ни словом об этом не обмолвились, но представлялось совершенно очевидным: он согласился единственно потому, что дядя Эдмунд может умереть в любую минуту, и тогда мне, как законному владельцу поместья, будет легко создать трудности для него… Надеюсь, я не очень вас расстроил, мисс Эштон.
— Нет-нет, все в порядке… просто одна мысль о строгом заключении… больше мне такого не вынести.
— Я этого не допущу, уверяю вас, если только вы… не придете в столь сильное нервное возбуждение, что не оставите нам иного выбора. Я пошел даже дальше и потребовал, чтобы он снял ваш диагноз. Но здесь доктор Стрейкер непреклонен. «Если я это сделаю, — сказал он, — мисс Эштон уедет в Лондон ближайшим поездом, а там отправится прямиком на Гришем-Ярд и устроит скандал. Мисс Феррарс вызовет констебля, и мисс Эштон сдадут в Бедлам. Я лично сомневаюсь, что она будет этому рада, — а ты как думаешь?»
— Но ведь я же признала, что я не… — Я осеклась, сообразив, что связала Фредерику руки, когда взяла с него обещание молчать.
