глушь навстречу незабываемым приключениям. Не думал, что сам окажусь в такой ситуации, – размышлял Паркинсон по дороге, –
жизнь чертовски интересная и непредсказуемая штука».
Дорога стала ухудшаться с каждым метром. Но развернуть машину и поехать назад на такой дороге уже не представлялось возможным. Но удача не отворачивалась от него: машина продолжала пересекать лесную глушь, как ледоход замерзшие моря. А в какой-то момент Паркинсон подметил, что деревьев стало заметно меньше, да так, что автомобиль мог проезжать между ними. В Паркинсоне засияла надежда выбраться из чертового леса обратно к людям.
Вдруг его глаза увидели то, что, казалось, забыто навсегда – крышу. Паркинсон заметил узкую тропинку, уходящую из леса к тому домику. Он поехал вдоль нее, миновал неухоженный задний двор с небольшим огородом и сарайчиком для инструментов и остановился у лицевой части дома. Паркинсон заглушил двигатель, увидев вдалеке еще ряд домов. Все же пределы Новой надежды они не покинули, и это радовало.
Паркинсон повернулся к старику и спросил:
– Мистер Ричардсон? – Нет ответа. – Мистер Ричардсон, мы приехали. Вы узнаете свой дом?
Паркинсон потормошил старика за плечо. Тот воспрянул, словно его пробудили из дремы с открытыми глазами. Ричардсон осмотрелся по сторонам и оживился.
– Хе-хе, приехали, шериф, добро пожаловать в мой скромный дом, – ответил старик, отстегивая ремень.
У Паркинсона словно камень с плеч свалился. Он откинул голову на спинку водительского кресла и звонко рассмеялся, поглядывая на время на радиоприемнике, который за всю дорогу он ни разу не включил, хотя не представлял длительную дорогу без музыки и болтовни ведущих. Начало четвертого. Около часа он кружил по Новой надежде с полоумным стариком, чтобы оказаться в самой заднице городка.
Все правильно: Эпл-стрит, 67, увидел Паркинсон выцветшую табличку на заборе.
Вдоволь насмеявшись, Паркинсон вышел из салона, закрыв за собой дверь, затем подошел к пассажирской двери и открыл ее.
– Вам помочь выйти, мистер Ричардсон? – Старик отмахнулся. – Думаю, у вас есть то, что меня интересует.
– А как же! – отозвался старик, выходя из машины шерифа, тот нажал на кнопку блокировки дверей, и они вместе двинулись к дому. – Я владею рецептом лучших маринованных огурцов в этом треклятом городишке. Я вас обязательно ими угощу. Сладкие… как карамель.
Паркинсон ничего ему не ответил. Чувствовало его сердце, что трудности только начинаются.
Внутри дом Фреда Ричардсона оказался на порядок приличнее, чем его фасад. Видно было, что дом не запускают: периодически проводят генеральную уборку, смахивают пыль со старых фотографий да и ремонт основательный здесь проводился года так четыре или пять назад. Никаких сильно выраженных стариковских запахов не стояло, как ожидал Паркинсон, ему пришла в голову мысль, что содержание дома в приличном виде не обошлось без женских рук.
– У вас тут уютненько, мистер Ричардсон, – отдал должное Паркинсон хозяину дома.
Гремя посудой, старик отозвался с кухни:
– Это все Карен, без нее я как без рук.
– Извините, а кто такая Карен?
– Карен? Моя милая дочурка, – с гордостью пояснил Ричардсон.
Рот Паркинсона закрылся сам собой. Если ему не изменяла память, у старика была только одна дочь, и умерла та несколько лет назад, а за домом, вероятно, присматривает домработница. Неужели этот больной сухой старик – единственный в Новой надежде, кто имеет представление о том, с чем на самом деле столкнулся городок? Если это так, то будто само то зло не хочет, чтобы о нем кто-либо узнал.
Паркинсон бегло осмотрел первый этаж и прошел к старику на кухню, где тот ждал, когда поджарится в тостере хлеб.
Пока Ричардсон ожидал свой перекус, он открыл дверцу навесного кухонного шкафчика и вытащил оттуда пузырек с таблетками, коих осталось уже не так много. Он высыпал себе в ладонь целых три и отправил в рот, запив водой из-под крана.
– Когда мы встретились, вы что-то говорили про кусты в парке, помните? – осторожно спросил шериф.
– В отличие от тебя, Эдвард, я про них помню.
– Мистер Ричардсон, вы не поняли, я не Эдвард, а Дональд Паркинсон – шериф, если вам будет угодно, – как можно мягче поправил его Паркинсон.
Старик медленно повернулся лицом к нему и непонимающе уставился прямо в глаза.
– Что вы делаете в моем доме? Кто вас сюда впустил? Ордер на обыск покажи, болван! Все равно знайте, вы ничего отсюда не заберете, только через мой труп.
Звякнул тостер, выбросив наружу два тоста. Ричардсон потянулся к одному из них, откусил и начал медленно разжевывать беззубым ртом, не сводя острых глаз с лица Паркинсона.
– О Господи, – сказал про себя Паркинсон. – Я не обыскивать ваш дом приехал. Вы, наверное, не помните, но мы приехали сюда вместе на машине, она стоит у вас во дворе.
Ричардсон раздвинул белые занавески на кухонном окне и выглянул во двор. И правда, там, в собирающихся сумерках, стоял немытый черный автомобиль.
– Мы приехали от Морти? – поинтересовался старик, отойдя от окна.
Глаза Паркинсона засияли.
– Да. Вы заговорили про кусты, что произвольно вырастали в парке после ряда смертей. Помните?
– Вроде бы, – неуверенно ответил Ричардсон.
– Вы обещали рассказать про них мне.
Старик, расстроившись, горько засмеялся.
– Я этого совсем не помню, шериф, но говорите вы уверенно, так что наверняка все это было. К чему вам врать? – Ричардсон отправил в беззубый рот последний кусочек хлеба и взял из тостера еще один.
– Как-то раз я шел за продуктами через парк, и меня привлекла одна необычная деталь. Я сразу не понял, в чем дело, на первый взгляд ничего, не поменялось, а потом до меня дошло. На месте детской площадки кто-то посадил деревья. Это меня сильно удивило и ужаснуло одновременно, потом вы поймете. В парке отродясь никто ничего не сажал, как вдруг целая поляна! Я очень надеялся удержать это в непомнящей ничего голове, поэтому со всех ног двинулся к Морти.
Там мне сказали, что в тот день с утра эти деревья и кустики школьники высадили. Билл потом мне говорил, что я потерял сознание, а перед тем начал нести якобы всякий вздор про отравленную землю. Кретин узколобый! Да и не он один, мне вообще никто не верит.
– Я вас понимаю, ведь сам начал суетиться только после пятой по счету смерти.
– Вот. – Ричардсон выставил указательный палец вверх. – До вас, невежд, все с запозданием доходит…благо хоть опомнились. Сколько уже?
– Сколько чего?
– Сколько уже умерло? – Эти слова послужили ему звонкой невидимой пощечиной.
– Шесть человек. – Паркинсон понизил голос и опустил глаза, словно пристыженный. Он вновь решил, что вина, если не полностью,
