Они обменялись рукопожатием, и Марта жестом предложила ей присесть.
– Вы не знаете, где мой муж? – спросила женщина, едва опустившись на стул.
– Откровенно говоря, я ждала вас обоих.
– Я не могу дозвониться до него со вчерашнего дня, – встревоженно сообщила женщина. – Это на него совсем не похоже – вот так взять и куда-то исчезнуть, даже не предупредив. Я, вообще-то, как раз собиралась связаться с вами.
– Исчезнуть? А у него на то есть какие-то причины?
– Да нет, я неправильно выразилась. Простите. Я имею в виду… Он вымотан всей этой ситуацией. Да и я, конечно, тоже, как вы понимаете. Вчера он поехал покататься на машине и до сих пор не вернулся. На звонки не отвечает, и я ума не приложу, что делать.
– Не переживайте, он обязательно объявится, – попыталась успокоить ее Марта.
– Простите, а зачем меня сюда привезли? – Женщина оглядела казенную обстановку допросной: разделявший их обшарпанный стол, лежащий на нем диктофон, ослепляющие неоновые лампы на потолке…
– Я продолжаю заниматься сбором информации о Данни, – ответила Марта. – И я не уверена, что вы рассказали мне все, что знаете.
– Но я не понимаю… Зачем нужно было везти меня сюда на полицейской машине?.. – сказала женщина. – Вы же знаете, кто я. Если за мной каждый раз будет заезжать полиция, пойдут слухи… Я рассчитывала на вашу деликатность…
– То есть, для вас деликатность важнее, чем правда о том, что случилось с вашей внучкой?
– Какая правда? Я рассказала вам все. Все, что я знаю.
– Вы действительно не в курсе, где находится ваш муж?
– Ну разумеется. Вчера мы поговорили с ним по телефону, и после этого от него ни слуху ни духу.
– А о чем вы поговорили по телефону?
– Да ни о чем особенном, – пожала плечами женщина. – Я спросила, когда он намерен вернуться домой.
– И что он вам ответил?
– Сказал, что уже едет. И вот с тех пор до него не дозвониться. Представляете, как я волнуюсь?
– Представляю… Нам необходимо побеседовать и с вашим супругом, так что, возможно, придется объявить его в розыск. Вы согласны? – спросила Марта.
Поскольку женщина не отвечала, она повторила вопрос более развернуто: – Вы хотите, чтобы мы объявили вашего супруга в розыск?
– Может, лучше пока с этим повременить? – проговорила женщина, явно обеспокоенная тем, что подобная мера вызовет дополнительный ненужный интерес у СМИ. Очевидно, образ добропорядочной семьи оставался для нее приоритетом.
– Повторяю, что у нас есть основания полагать, что вы с мужем чего-то не договариваете, – стараясь не терять терпения, объяснила Марта. – В нашем распоряжении имеются свидетельства того, что Данни собиралась опубликовать в Интернете некую информацию, которая с большой вероятностью носит крайне компрометирующий характер, и у нас создается впечатление, что вы и ваш муж – ну или по крайней мере вы – осведомлены об этом и знаете, о какой именно информации идет речь. Мы ожидаем, пока молодой человек Данни придет в сознание, чтобы поподробнее расспросить его на эту тему, но я хотела бы и вам предоставить возможность озвучить вашу версию и рассказать, не связана ли, по вашему мнению, смерть Данни с ее намерением разместить в Сети компромат. Или вы полагаете, что моя оценка ситуации ошибочна?
– Но я даже не знаю… Я правда не понимаю, о чем вы говорите. Просто представить себе не могу. Однако вы наверняка не считаете, что мой муж и я несем какую-то ответственность за смерть Данни, не так ли? Это же просто абсурд.
– Не знаю, несете ли вы какую-ту ответственность, но у меня есть четкое ощущение того, что вы с мужем – а в особенности вы – не говорите нам всей правды. А я полагаю, что крайне важно выяснить всю правду до конца. В этом-то вы со мной согласитесь?
– Безусловно.
Женщина довольно долго молчала, будто взвешивая все за и против. У Марты уже давно возникло чувство, что бабушка Данни и рада бы все откровенно рассказать, но ее что-то останавливает. Было очевидно, что ей не хватает смелости выложить все карты на стол. Марта очень надеялась, что с ее помощью женщина все же решится на признание.
Наконец та заговорила вновь:
– Поскольку я не могла связаться с мужем, я позвонила моему деверю – подумала, что муж, вероятно, поехал к нему. Не знаю, почему я так подумала. Отношения между ними довольно… натянутые.
– Вы имеете в виду брата вашего супруга?
– Ну да, моего деверя. Он работает врачом… Это единственный брат мужа. Мы думали, что можем на него рассчитывать.
– Но это оказалось не так?
– Их отец – мой свекор – тоже был врачом. У него была фамилия, но мой муж и его брат ей никогда не пользовались [24]. Они всю жизнь представляются просто отчеством, потому что считают, что фамилией бравируют только снобы. По крайней мере, такое объяснение дал мне муж. Не знаю, так ли оно на самом деле. Теперь я уже во всем сомневаюсь.
– Но в официальных-то документах у них фамилия стоит или отчество?
– Фамилия. Их фамилия – Хейльман. – Женщина положила руки на обшарпанную столешницу, куда до нее руки клали воры, насильники и убийцы. – Будь я на их месте, я бы по фамилии и представлялась. Но они предпочитают называть себя по отчеству – Антонссон.
– Так они, значит, сыновья…
– Они сыновья доктора Хейльмана. Антона Й. Хейльмана. И Густаф тоже доктор, как и отец.
– Густаф?
– Ну да, Густаф Антонссон – мой деверь. Он работает в Национальной клинике в Фоссвогюре. Довольно известный врач.
В этот момент ожил телефон Марты. Извинившись перед женщиной, она поднялась из-за стола и вышла в коридор, чтобы ответить. Буквально через минуту она вернулась в допросную с пылающим от негодования лицом.
– Нам придется прервать беседу, – сказала она. – Я распоряжусь, чтобы вас отвезли домой. Мы продолжим этот разговор в самое ближайшее время.
– Но что случилось? – удивилась бабушка Данни.
– Непредвиденная ситуация – мне нужно срочно отъехать. Благодарю вас за помощь.
Стремительным шагом двигаясь вдоль коридора, Марта снова достала мобильник и позвонила Конрауду.
– Ты совсем свихнулся?! – прошипела она, не успел тот ответить. – Уже ни перед чем не останавливаешься, лишь бы продолжать рыться в этом чертовом деле?!
– Чего-чего? – опешил Конрауд, который как раз выходил из дома Катрин.
– Ты знаешь чего!
– Да ничего я не знаю!
– Хочешь сказать, что это не твоих рук дело?
– Да какое дело-то, Марта? Объясни, что случилось! И почему ты такая злая?
В течение нескольких секунд Конрауд не слышал в трубке ничего, кроме пыхтения своей подруги.
– Так что я такого сделал, Марта? – нарушил он паузу.
– Нам только что звонили из муниципального управления по охране кладбищ, – отозвалась Марта.
– И?
– Сообщили об акте вандализма на кладбище в Фоссвогюре.
– Вандализма?!
– Да, Конрауд, вандализма! Осквернена могила. Не делай вид, что ты здесь ни при чем! Я тебя слишком хорошо знаю.
– Да я вообще не понимаю, о чем ты говоришь!
– Там раскопали могилу, Конрауд. Могилу той девочки, которая не сходит у тебя с языка. Той, что ты хотел эксгумировать! Не странное ли это совпадение? Не странное ли это, мать твою, совпадение?!
– Марта…
– Не рассказывай мне, что это не твоих рук дело!
– Марта, я…
– Не ври мне, Конрауд! Не ври!!
56
Работники кладбища не замечали ничего необычного. Только ближе к вечеру двое могильщиков обратили внимание на груду земли, подойдя к которой, увидели яму. Рыть новые могилы было их профессиональной обязанностью, однако за последнее время в этой части кладбища не копали ни тот, ни другой. Они немедленно связались с администрацией, и через считанные минуты выяснилось, что на данном участке никаких захоронений не намечалось.
В вырытой яме могильщики разглядели полуразвалившийся гроб. Сама могила была очень неглубокой, однако гроб, изготовленный из низкокачественной древесины, веса земли не выдержал и дал трещины. Его крышка раскололась надвое и провалилась внутрь гроба вместе с комьями земли. Вокруг ямы остались многочисленные следы, видимо, от сапогов, таких же, как у самих могильщиков. Тот, кто разрыл могилу, поработал аккуратно и качественно, явно обращая особое внимание на то, чтобы не повредить соседние захоронения. Полицию оповестили немедленно, и могильщикам было дано указание ничего не трогать, в том числе и симпатичный букет цветов, оставленный на расколовшейся крышке гроба. Еще у могилы одиноко лежала роза.
