– Милые люди, – сказала Сьюзан.
– Ты милее, – ответил я.
Она расплылась в улыбке.
Мы нырнули, поплавали вдоль берега, исследовали каменистые склоны. Есть что-то своеобразное в купании нагишом. А пробыв в воде с полчаса, снова поплыли к берегу.
Долго шли по дну, пока не оказались в воде по грудь. Я положил ей руки на плечи. Мы смотрели друг на друга. Ладони скользнули вниз на ягодицы, я притянул ее к себе и почувствовал, как мой пенис прижался к волосам на мыске между ее ног.
Сьюзан отстранилась.
– Пойдемте полежим на песке.
– Идите, – ответил я. – А мне требуется некоторое время, чтобы опустить перископ.
Она улыбнулась, повернулась и вышла из воды.
Я смотрел, как она шла по песку, – красивая походка. Остановилась перемолвиться с вьетнамской парой. Вьетнамцы сидели на камне под деревом, улыбались в ответ и кивали.
Перископ опущен – можно идти к Сьюзан, которая успела растянуться на песке, подложив под голову сумку.
Я встал рядом на колени, она подняла на меня глаза. Перевернулась на живот и подала тюбик с кремом для загара.
– Намажьте спину.
Я разлил лосьон ей на кожу и начал втирать, массируя плечи, спину, ягодицы и бедра.
– У-у-у... как приятно, – промурлыкала Сьюзан. – Теперь давайте я.
Я лег на живот, а она села верхом на мои ягодицы и принялась втирать мне в спину лосьон.
– Хотите поснимать?
– Не очень удачная мысль, – отозвался я.
– А мне бы хотелось сделать снимки в память о сегодняшнем дне. Вот что я придумала: попросим кого-нибудь сфотографировать нас вместе, а лица закроем.
Сьюзан встала и направилась к вьетнамцам. Юноша вернулся вместе с ней, а девушка, видимо, постеснялась и осталась на камне под деревом.
– Это мистер Хан, – представила мне Сьюзан вьетнамца. Я встал и обменялся с ним рукопожатием. Она дала ему фотоаппарат. Мы обнялись, а свободными руками закрыли лица. Хану это показалось смешным и, нажимая на спуск, он хихикнул. Для следующего кадра мы закрыли руками друг другу гениталии. Глуповато. Эксцентрично. Но я все-таки из Южного Бостона.
Мы поблагодарили Хана, и тот вернулся к своей подруге.
– Будешь проявлять в Сайгоне? – спросил я Сьюзан.
– Нет. Здесь не проявляют пленки, где сняты голые люди. А если проявляют, то на следующий день об этом будет знать весь Сайгон. Пошлю своей сестре в Бостон. Нормально?
– Конечно. Если я с ней когда-нибудь познакомлюсь, будет о чем поговорить.
Сьюзан рассмеялась.
Мы сели на песок, скрестили ноги и открыли по банке колы.
– А что ты скажешь своей сестре об этих снимках?
– Скажу, что встретила замечательного человека, который приехал сюда по делу, и мы провели несколько прекрасных дней в Сайгоне и в Нячанге. Потом он улетел в Виргинию, и я по нему скучаю.
Я не знал, что ответить, но наконец произнес:
– Уж слишком все запутано.
Сьюзан кивнула. Солнце зашло за горы Нячанга, и в убывающем свете дня на фоне темнеющего неба отчетливо выделялся силуэт берега. Вода тоже потемнела и больше не искрилась бликами. В сумерках в сторону Нячанга потянулся целый флот красно-синих рыбацких лодок. Я оглянулся: люди одевались и собирались уходить.
Я мог назвать множество мест неподалеку отсюда, где был на волосок от смерти. И если бы мне не повезло, я не дожил бы до сегодняшнего дня и не приехал бы сюда с этой женщиной. И не увидел бы мирным Вьетнам. Если те, кто здесь погиб, попали на небеса, они увидели небеса именно такими.
Мы оделись и направились обратно, к своей лодке.
В Нячанг мы вернулись уже затемно. Я расплатился с капитаном By, дал щедрые чаевые и прибавил пятерку для Мина в качестве компенсации за то, что он не посмотрел нудистский пляж.
У причала поджидало несколько такси. Мы сели в машину и велели шоферу ехать в гостиницу.
Там поднялись в номер Сьюзан, открыли окно и впустили в комнату морской бриз.
Она выключила лампу и зажгла купленную на рынке свечу. Я откупорил бутылку рисового вина, и мы разлили напиток в пластмассовые кружки. Чокнулись и выпили. Из кафе по другую сторону шоссе доносилась музыка – "Блуберри-хилл" Фэтс Домино. Я бы предпочел что-нибудь иное, но мой сидюшный проигрыватель остался в Виргинии.
– Потанцуем? – предложила Сьюзан.
Мы отставили кружки, сбросили с ног сандалии и поплыли под "Блуберри-хилл".
Приятно. К тому же мне нравятся не слишком сексуальные предварительные ласки. Но в тот день я чувствовал себя немного напряженным и изрядно вымотавшимся.
Началась другая мелодия – "Двенадцатое из никогда" Джонни Мэтиса[55]. Я считаю, что это лучшая медленная танцевальная музыка на все времена.
Мы плыли, прижавшись друг к другу, и я чувствовал на шее ее дыхание. Сьюзан просунула руки мне под рубашку и поглаживала спину. Я проделывал то же самое и расстегнул лифчик ее бикини.
Потом мы скинули рубашки, и я ощутил прикосновение ее обнаженной груди. Ее ладони скользнули вниз – к поясу брюк. Мои тоже – легли на ее ягодицы.
Танец мы так и не закончили, потому что за пять секунд расшвыряли по комнате одежду друг друга, буквально нырнули в кровать, и Сьюзан потянула на нас москитную сетку.
Мы неистово целовались, ладони были повсюду, тела метались в маленькой постели.
Я оказался на ней и легко скользнул внутрь.
Потом, усталые, мы уснули в объятиях друг друга.
Я проснулся среди ночи с мыслью о Синтии и со Сьюзан на плече. Потом я вспомнил о Карле и начал гадать, что меня ждет во Вьетнаме, а затем дома.
Задание началось неудачей в аэропорту Таншоннят. В таких случаях лучше сразу остановиться, пока не провалился и не сгорел. Но это задание превратилось в мое личное путешествие, и если в итоге меня подстерегал несчастный конец, я был к этому готов.
Когда над Южно-Китайским морем взошло солнце и во французское окно влетел утренний ветерок, мы снова занялись любовью.
Потом вместе приняли душ, почти до десяти лежали на кровати обнаженными. Затем спустились на веранду и выпили кофе.
Все выглядело так же, как в два предыдущих утра. Но для меня мир переменился и, я чувствовал, для нее тоже.
Мы оба знали: Сьюзан не уедет в Сайгон, пока я в Нячанге. Однако я оставался непреклонен – в Хюэ ей со мной нельзя.
– Хюэ – начало моего официального дела, – сказал я ей за кофе. – То, что происходит здесь, никого не касается. Но если ты поедешь со мной в Хюэ, Вашингтон оторвет мне голову.
– Я понимаю, – ответила она. – Тогда встретимся в Ханое.
Ей захотелось осмотреть достопримечательности. Мы наняли машину с шофером и отправились в Океанографический институт. Посмотрели кучу всяких рыб в аквариумах и тысячу мертвых морских существ в стеклянных колбах. Заведения вроде этого используют все возможности сбора экспонатов – будь хоть прямое попадание артиллерийского снаряда.
Потом навестили башни чамов – зрелище немногим интереснее, чем замаринованные в колбах дохлые рыбешки. У Сьюзан оказалась брошюра, и она не преминула меня проинформировать, что "чамы – народ, принадлежащий к индусам и населявший эту местность с седьмого по двенадцатое столетие, а потом завоеванный этническими вьетнамцами, которые пришли сюда с севера".
– Захватывающе! – Скажите на милость, мог бы я выдать что-нибудь подобное, если бы перед этим не натрахался?
Храмовый комплекс чамов назывался По Нагар. Индусские статуи богов и богинь выглядели очень эротично – это меня немного развеселило. Огромные пенисы – по-чамски "линга" – и вагины – "йони". Из одной йони бил настоящий фонтан. Ничего подобного в католическом соборе не встретишь.
Часть дня мы исследовали окрестности, в том числе волшебное место под названием Бахо, где в уединенном лесу три водопада низвергались в три озерца. И пока мы сидели рядом с водопадом, опустив ноги в воду, Сьюзан разглядывала мой путеводитель.
– Поскольку тебе нравятся нудистские пляжи, я нашла еще один.
– Надеюсь, ты не считаешь, что я только о том и думаю, как бы поваляться голым на песке? Мне, например, очень понравился Океанографический институт.
– Нисколько не сомневаюсь. Но на нудистских пляжах тоже есть чему поучиться. Поехали.
Мы сели в машину, и Сьюзан велела таксисту поворачивать в Гонконг, который на поверку оказался выступающей в Южно-Китайское море высокой каменной грядой. Сверху открывался прекрасный вид на незапаханные поля на севере и Нячанг на юге. Солнце стояло над горами на западе, и вода отливала синими и золотыми красками.
– Очень красиво, – похвалил я.
Сьюзан подвела меня к огромному валуну с большим отпечатком ладони.
