Мартин Смит - Красная площадь

— Неважно.

— Аресты не предвидятся?

— До этого далеко.

— А время, должно быть, истекает.

— Думаю отказаться от всего этого дела.

— И?..

— Остаться.

— Правда? — переспросила Ирина.

— Шутите, — не поверил Макс. — Ехать в такую даль, в Мюнхен, чтобы все бросить. Где же ваш патриотический долг, чувство собственного достоинства, наконец?

— Аркадий не обязан последним покидать Россию, — вмешалась Ирина.

— Знаете ли, некоторые возвращаются и видят для себя перспективы, — с ударением ответил Макс. — Теперь время вносить свой вклад, а не убегать.

Ирина заметила:

— Интересно слышать это от того, кто уже дважды бегал.

— А здесь весело, — раздался голос Стаса. Он закрыл за собой дверь и, весь вымокший, прислонился к стене, изображая изнеможение. — Ирина, когда исчезнешь в следующий раз, оставь адрес, куда пересылать почту. Я не бегал столько с тех пор, как учил Лайку приносить поноску.

Казалось, что его выжали вместе с одеждой, но он твердо держался на ногах и не сводил глаз с Макса.

— Как ты себя чувствуешь? — спросила Ирина.

— Может быть, все брошу. Или лучше выпью пивка. Макс, ты тут читал лекцию о политической морали? Жаль, что я пропустил. Короткая была лекция?

Заговорил Макс:

— Стас не прощает мне возвращения домой. Он не признает, что мир изменился. Жалко. Бывает, умные люди цепляются за легкие ответы. Даже сам факт, что вы в Мюнхене, служит доказательством того, как изменились дела. Вы же не претендуете на политическое убежище, не так ли? — он наклонился к Ирине: — Пускай Ренко приезжает и уезжает. Не понимаю, какое отношение это имеет к нам.

Ирина промолчала. Чувствуя, что пропасть между ними растет, он придвинул поближе стул и понизил голос.

— Интересно, какими страшными историями развлекал он тебя? Ни с того ни с сего собрал здесь целую аудиторию.

— Возможно, без нас им было лучше, — заметил Стас.

— Я только хочу напомнить, что Ренко не такой уж безупречный герой. Он остается, когда надо уезжать, и уезжает, когда нужно оставаться. Не в ладах со временем.

— В отличие от тебя, — вставила Ирина.

— Кроме того, хочу обратить внимание, — сказал Макс, — что твой герой явился к тебе, потому что перепугался.

— Чего бы ему пугаться? — спросила Ирина.

— Спроси его, — ответил Макс. — Ренко, не вы ли были с Томми, когда он погиб в аварии? Не вы ли были с ним как раз перед несчастным случаем?

— Это правда? — спросила Ирина Аркадия.

— Правда.

Макс продолжал:

— Ни Стас, ни Ирина, ни я не имеем ни малейшего представления, с какими нечистыми делами вы связаны. Но разве не исключено, что Томми погиб из-за того, что вы втянули и его? Вы действительно думаете, что нужно втягивать в них и Ирину?

— Нет, не думаю, — ответил Аркадий.

— Я только высказываю предположение, — обратился к Аркадию Макс, останавливая рукой протестующего Стаса. — Я лишь предполагаю, что вы явились к Ирине, потому что хотите укрыться.

Стас сказал:

— Макс, а ты действительно дерьмо.

— Я хочу услышать ответ, — настаивал Макс.

С подбородка Стаса капала вода. Макс выглядел невозмутимым. Тишину нарушали только звон посуды на прилавке да тихое шипение пара.

Аркадий сказал:

— Я услышал Ирину по радио в Москве. Поэтому и приехал.

— Вы преданный поклонник. Возьмите автограф, возвращайтесь в Москву и слушайте ее хоть пять раз в день, — издевательски заметил Макс.

— Мы можем взять его с собой в Берлин, — сказала Ирина.

— Что? — переспросил севшим голосом Макс.

Она повторила:

— Если то, что ты сказал, правда, Аркадию нужно уехать из Мюнхена. Никто не связывает нас с ним. С нами он будет в безопасности.

— Нет, — возразил Макс, не веря своим ушам. Аркадий видел, что Макс ожидал совершенно противоположного результата: он тщательно и уверенно выстроил безупречные, логичные доводы, ведущие к единственной перспективе — убрать Аркадия с глаз долой. Ирина все это отмела. — Нет уж, Ренко я в Берлин не возьму.

— Тогда поезжай без меня, — сказала Ирина. — Нам с Аркадием очень даже неплохо и здесь.

— Мы будем жить не в гостинице, а в новой квартире, — напомнил Макс.

— Квартира большая, — заметила она. — Хочешь, оставайся в ней один.

К Максу вернулось самообладание, но Аркадий догадался об одной из причин, ради которой этот человек вернулся из Москвы. Наихудшей из причин.

Макс сидел за рулем «Даймлера», отделанного по кузову мореным дубом. Клаксон звучал как приглушенный звук трубы. Макс был прекрасно настроен, словно они были на веселой прогулке и мысль о поездке втроем принадлежала ему.

Немецкий пейзаж скрывался за серой завесой дождя. От сидевшей впереди Ирины исходило ощутимое тепло. Она оперлась спиной о дверцу, чтобы включить в разговор Аркадия или, похоже, исключить из него Макса.

— Выставка тебе понравится. Работы русских художников. Некоторые из них ни разу не выставлялись в Москве, во всяком случае, для широкой публики.

— Каталог составила Ирина, — вставил Макс. — Она по праву должна быть там.

— В нем только о происхождении полотен, Аркадий, но сама живопись действительно прекрасна.

— Разве критикам дозволено употреблять термин «прекрасный»? — спросил он.

— В данном случае, — заверила она его, — можно сказать, что она безупречна.

Аркадий с наслаждением узнавал об этой другой стороне ее жизни, сочетающей свежие знания и суждения. Теперь и он был мастером своего ремесла, что касается умения вытягивать сети и шкерить рыбу. Почему бы ей тогда не быть знатоком искусства? Макс, кажется, тоже гордился ею.

Сидя позади, он не мог сказать, где они пересекли не существующую теперь границу с Восточной Германией. Там, где дорога сужалась, они ехали медленнее из-за неожиданно выныривавших из тумана сельскохозяйственных машин. Когда дорога освобождалась, они снова мчались вперед, словно все трое находились в пузырьке воздуха, несущемся в дождевом потоке.

Было ощущение, что в сложившейся ситуации события на время отложены (отчасти благодаря самообладанию Макса). Аркадий размышлял о том, что Макс хотел убить его в Москве, а вместо этого позволил ускользнуть в Мюнхен. Он был уверен, что Макс желал его смерти в Мюнхене, а вышло так, что везет его в Берлин. С другой стороны, Аркадию было не достать Макса. Что он мог выставить против него? На каком основании? Он даже не мог задавать вопросы, не опасаясь обвинений со стороны Ирины в том, что он снова использует ее в своих целях, чтобы не потерять второй раз.

— Поскольку Ирина занята, — сказал Макс, — позвольте мне показать вам город. Бывали в Берлине раньше?

— Когда служил в армии. Его часть располагалась там, — ответила за Аркадия Ирина. Он удивился, что она это помнит.

— Чем занимались? — спросил Макс.

Аркадий ответил:

— Прослушивал переговоры американского командования, переводил их советскому командованию.

Ирина заметила:

— Как и ты на Радио «Свобода», Макс.

Она все чаще отпускала саркастические замечания в адрес Макса, и стенки их воздушного пузырька сотрясались от смеха, но шикарная машина все же принадлежала Максу, и они ехали, куда их вез он.

— Я покажу вам новый Берлин, — заверил он Аркадия.

Когда они поздно вечером добрались до города, дождь перестал. Они въехали на Авус — старинный скаковой круг в Берлинских лесах, потом направились прямо на Курфюрстендамм. В отличие от однородного изобилия мюнхенской Мариенплатц, Ку'дамм представляла собой хаотическое смешение западногерманских магазинов и восточногерманских покупателей. Толпы в полинявшей социалистической одежке квартал за кварталом кружили вокруг витрин с шелковистыми итальянскими шарфами и японскими фотоаппаратами. На лицах — напряженно-кислое выражение бедных родственников. Промаршировала группа бритоголовых в кожаных куртках и сапогах. Уличные фонари висели на вычурных столбах времен нацизма. На столах торговали кусками Стены, с надписями и без надписей.

— Здесь ужасно, кругом беспорядок, но он живой, — заметила Ирина. — Поэтому рынок произведений искусства всегда был здесь. Берлин — единственный интернациональный город в Германии.

— Среднее между Парижем, Москвой и Стамбулом, — вставил Макс.

Он указал на стоящий в переулке лоток с развешанной военной формой. Аркадий узнал серые борта и голубые погоны шинели полковника советских военно-воздушных сил. Сам продавец от воротника до пояса был увешан советскими военными медалями и орденскими лентами.

— И вам надо было сохранить свое обмундирование, — заметил Макс.

В Мюнхене Стас заставил Аркадия взять у него сотню марок. Никогда еще Аркадий не был богаче и никогда не чувствовал себя беднее.

Они проехали мимо освещенных прожекторами руин церкви Памяти кайзера Вильгельма. Позади вырисовывалась стеклянная башня, увенчанная эмблемой «Мерседеса». Макс свернул с бульвара и направился по темной магистрали вдоль канала. Несмотря на это, внутренний компас Аркадия начал действовать. Они еще не доехали до Фридрихштрассе, а он уже совершенно определенно знал, что они находятся в восточной части Берлина.