Анна чувствовала, что ключ к разгадке где-то рядом, но никому никак не удавалось за него ухватиться.
Тут их прервал звонок: сообщали, что найден дом в Пекэме. Там никто не жил, соседи сказали, что он пустует вот уже несколько недель. Офицеры из оперативного отдела готовились проникнуть в дом для обыска. К ним тут же выехали Фрэнк Брендон и Гарри Блант.
Грейс не сообщила почти ничего, ей так и не удалось как следует поговорить с детьми, которых по-прежнему держали в отделе по защите детей. Ленгтон попросил Анну заняться этим и, если у нее что-нибудь получится, сразу ехать в Пекэм, сам он собирался отправиться туда сразу после разговора с Верноном Крамером.
Все оживленно заговорили и начали расходиться и разъезжаться, скоро в комнате стало совсем тихо. Ленгтон ждал, пока доставят Крамера и проведут его в камеру предварительного заключения. С начальством открытой тюрьмы пришлось разговаривать на повышенных тонах — Ленгтон категорически отказался проводить беседу у них. Он не хотел, чтобы руководство тюрьмы дышало ему в затылок, не хотел, чтобы ему мешали. Майк Льюис получил указания действовать жестко и привезти Вернона в белом тюремном фургоне, а не в патрульной машине, да к тому же еще и в наручниках.
Фотография Вернона Крамера висела на доске почти на самом верху, рядом со снимком Артура Мерфи. Несколько красных стрелок соединяли ее с фотографией Гейл и Джозефа Сикерта, связан он был и с Рашидом Барри, а вот над стрелкой, ведущей к Каморре, стоял большой знак вопроса. Крамер лишь приблизительно описал им дом Каморры, но даже это уже связывало его с их главной целью.
Гарри Блант и Фрэнк Брендон горячо спорили. Как выразился Гарри, такой дом ни черта не пропустишь, и все-таки они заблудились. На месте уже были офицеры оперативной службы, два эксперта и три их помощника. Предупредив, как обычно, что это полиция, на случай если кто-то вдруг окажется в доме, дверь взломали. Она поддалась не сразу — так много на ней было задвижек и замков; на вид дверь казалась деревянной, но на самом деле была сделана из толстых стальных листов. Задняя дверь была точно такой же, видимо, тот, кто был в доме, ушел как раз через нее, потому что задвижки были открыты.
Брендон предупредил всех об осторожности — вокруг дома вполне могла быть засада или какие-нибудь другие неприятные сюрпризы. И, только убедившись, что все безопасно, Брендон и Гарри вошли.
Снаружи дом был как дом — три этажа, гараж на две машины, перед крыльцом запущенный палисадник, — но внутри все оказалось вовсе не так скромно.
Гарри присвистнул:
— Ну точно старинный шикарный бордель! Смотри, зеркала какие, шторы!
— Смотрю, смотрю, — отозвался Фрэнк.
Их окружали зеркала в массивных золотых рамах, в зеркалах отражалась вычурная резная мебель.
— Ты хоть раз бывал в таком заведении? — поинтересовался Гарри, поддев носком ботинка когда-то белый, а теперь грязный, заляпанный ковер.
Фрэнк разглядывал тяжелый подсвечник и парные к нему бра с хрустальными подвесками. Внизу широкой лестницы стояла фигурка негритенка, державшего фонарь.
— Такие штуки в одном магазине у Марбл-Арч продаются. Арабы их просто обожают.
— Везде мрамор, влетело ему это все… — задумчиво сказал Гарри и провел рукой по столику, темному от пыли.
— Да, денег он, похоже, не жалел.
Через двойные двери Фрэнк заглянул в столовую. В середине стоял большой овальный стол с золочеными ножками, его окружали четырнадцать стульев. По стенам висели зеркала, еще более пышные, чем в прихожей, теснились шкафы, заполненные дорогими фарфоровыми фигурками итальянской фабрики «Капо-ди-Монте». За столовой, в гостиной, стояли молочно-белые диваны и большой плазменный телевизор. Утварь на полках в кухне была на удивление грязной. Черно-белый кафельный пол сально блестел, а плиту, похоже, никто ни разу не чистил. Запах стоял невыносимый. В пластиковых корзинах гнили овощи, из мусоропровода торчали невыброшенные отходы. В холодильниках и морозильных камерах полки просто ломились от припасов. На полу валялся толстый ролик мусорных мешков и стояли ведра с мусором, как будто хозяин начал убираться, да так и бросил дело на полпути.
Спальные комнаты на втором этаже тоже были сверх меры забиты мебелью, завешаны шторами, зеркалами и страшно запущены. Гардеробы стояли пустые, но на неубранных постелях оставались несвежие простыни. Их сняли, чтобы провести экспертизу. Пока ничего не говорило о том, что в доме происходило что-то неподобающее. Скорее он походил на жилище богача, который, не считая денег, тратил их на безвкусную обстановку, но поскупился на хорошую уборщицу! И только когда все поднялись этажом выше, возникло ощущение чего-то нехорошего.
На полу здесь тоже лежало ковровое покрытие, но кроваво-красного цвета, оно так износилось, что местами виднелись доски. На дверях трех спален были замки и цепи, но только снаружи. Единственная на весь этаж ванная комната была неопрятна и старомодна. Во всех комнатах из мебели были только кровати, застланные грязными простынями. На самом верхнем этаже оказались еще две комнаты, также с замками и цепями на дверях. В них оказались детские игрушки и кроватки, такие же допотопные, как и все остальное. Стояла невыносимая вонь от мочи, кучи кала громоздились прямо на полу. Ванной здесь уже не было, удобства ограничивались только раковинами, в одной они нашли грязные детские пеленки и пижамы.
Брендон и Гарри Блант спустились вниз — проверить, нет ли где документов или важных бумаг. В маленькой подсобке рядом с кухней стоял печатный станок, облитый кислотой, рядом, на полу, в двух ящиках лежали стопки корочек для паспортов.
Брендон обошел комнату, а Гарри осмотрел станок и заметил:
— Вот, значит, где он документы подделывал.
В камине и мусорном ведре рядом с ним они нашли пепел от сожженной бумаги.
— Черт возьми! — выругался Гарри, взяв один листок в руки.
Он был исписан от руки и обгорел почти дочерна, некоторые слова были зачеркнуты, но по тому, что осталось, стало ясно: писали о том, где найти белого мальчика восьми лет.
Оба разом обернулись, когда на пороге появился офицер оперативной службы и сказал:
— Мы открыли подвал.
Они задержались у входа в подвал, вниз уходили каменные ступени. Подвал был просто гигантский — он занимал все пространство под домом. Через каждые три фута лестницу освещали канделябры кованого железа, эксперты принесли лампы. Судмедэксперты в белых халатах уже начали свою работу, отметки на ступенях показывали, куда не нужно наступать.
— О господи! — прошептал Гарри.
На одной стене висело большое распятие, перед ним стоял каменный алтарь. По стенам висели маски, черепа, высушенные головы, а на крюках — хламиды разных оттенков красного.
— Боже мой! — пробормотал Брендон.
На каменном алтаре ярко краснели пятна. Судмедэксперты стояли вокруг алтаря и снимали с этих пятен образцы. От удушливого запаха щекотало в носу. Брендон и Гарри тотчас узнали этот запах — так пахла разлагающаяся плоть.
Сестра Элисон Даттон, дежурившая в утреннюю смену, провела Анну в «домашнюю» секцию отдела по защите детей. Здесь все было похоже на уютный, теплый дом. Детскую украшали веселые картинки и большие цветные плакаты. У стены аккуратно выстроились кукольный дом и коробки с игрушками. Комната была яркая, веселая, с уютными мягкими креслами, детскими столами и стульями. Ничто не напоминало о том ужасе, из которого попадали сюда дети, наоборот, все было почти похоже на нормальную обстановку, и все же Анна почему-то чувствовала фальшь. Женщины были приветливы и услужливы, но лишь в рамках установленных правил. Дети ждали своей очереди на усыновление в домах сирот, а до этого содержались в доме защиты.
Анна узнала, что у девочки Шерон дела шли гораздо лучше, говорить она пока не начала, но с одной из сестер вела себя вполне дружелюбно. На первых порах она отказывалась от еды и совсем не спала, потребовалось немало времени и терпения, чтобы она начала глотать хотя бы с ложечки и взяла в руки игрушку. После осмотра оказалось, что ее не насиловали, но она пережила серьезное потрясение. Она не умела проситься на горшок и по временам начинала истерически кричать.
— А как мальчик? — спросила Анна.
С мальчиком было сложнее: в отличие от сестры он совсем замкнулся в себе. Иногда он что-то говорил, но не позволял никому к себе прикасаться. Из-за того, что малыш перенес, его не удавалось даже как следует осмотреть, так что пришлось прибегнуть к успокоительному. Сразу же стало ясно, что ребенка насиловали: на заднем проходе были язвы, на гениталиях — раны, а на запястьях — следы как будто от наручников. Вызывало тревогу, что инфекция в мочевом пузыре не поддавалась лечению антибиотиками.
Анна слушала и чувствовала, как на глаза наворачиваются слезы. Но она приехала сюда не просто так, и ей потребовалось немало времени, чтобы объяснить сестре, насколько необходимо хотя бы попробовать поговорить с Китом.
