Анна смотрела, как Дюк Роулинз поднялся и начал обшаривать коттедж в поисках мешка, который в конце концов обнаружил на кухне, в дальнем углу — отсыревшим, провонявшим плесенью. Когда он натянул его ей на голову, в нос ей ударил удушающий запах кошачьей шерсти и кислого молока. Дюк подхватил Анну, вытащил из кузова пикапа, положил на землю. Истощенная морально и физически, она беспомощно лежала, свернувшись калачиком, почти безразличная и к холоду, и к происходящему вокруг.
— Давай просыпайся. — Дюк подошел к ней и подергал за руку. В ту же секунду она услышала чьи-то тяжелые шаги. — А, Шеба, это ты, — зашипел он. — Подойди ко мне, моя толстушечка…
Шиван Фаллон повернула к Дюку искаженное болью лицо.
— Пожалуйста, не называй меня так. Я — Шиван. Неужели так трудно запомнить и выговорить?
— Попробую. Шшшшшши-ваааааааан, — с ледяной улыбкой протянул Дюк, завязывая ноги Анны на лодыжках.
— Слушай, а зачем ты… В смысле для чего я это сделала? — спросила она.
Дюк схватил ее за руку, крепко сдавил запястье.
— Ты сделала все великолепно. Потрясающе. Считай, что ты выполнила лучший в своей жизни заказ, принесла на тарелке все самое вкусное, да еще полила ароматным нежным соусом. Знала бы ты, какая будет плата…
Девушка нервно улыбнулась. Дюк больно держал ее запястье, нащупывая большим пальцем пульс. Он приблизился к ней и едва слышно сказал:
— Девочка моя, сними-ка этот старенький свитерок, он великоват тебе.
— Зачем? — спросила она внезапно дрогнувшим голосом.
— Затем, что у меня есть вот это, — отчетливо произнес Дюк, неторопливо, ленивым движением достал из кармана нож с коротким и широким кривым лезвием и поднес к лицу девушки.
Глаза ее раскрылись от ужаса, Дюк смотрел в них застывшим взглядом. Девушка медленно вытянула сначала правую, а затем и левую руку из широкого рукава, прижала локти к телу. Свитер висел у нее на шее, рукава его едва закрывали полинялый сероватый бюстгальтер из хлопчатобумажной ткани. Через минуту-другую она начала подрагивать от холода, бледные руки и грудь покрылись гусиной кожей. Дюк нагнулся и начал развязывать веревку, которой было обмотано тело Анны. Она приподняла голову.
— Гляди, гляди лучше. — Он сжал ее лицо, потряс его, затем, чтобы освободить руки, взял в зубы нож. — Так, сейчас посмотрим, не забыл ли я, случаем, чего-нибудь. — С этими словами он поднялся, развернул Шиван спиной к себе, расстегнул бюстгальтер. Громадные шары ее грудей большими толстыми лепешками опустились почти до талии. Дюк с отвращением посмотрел на них. Внезапно девушка выбросила вперед руку, схватила рукоять ножа и вырвала его. Лезвие полоснуло его по краю рта, оставив на губах капельки крови. Шиван бросилась бежать, но Дюк в два прыжка настиг ее, повалил на спину, схватил за руки и, подняв их над ее головой, прижал к земле.
— Сволочь! — прошипела девушка, мотая головой.
Дюк приблизил свое лицо к ее лицу — капельки крови с его рта упали на ее щеки, смешались со слезами, потекли на шею. Он рывком поднялся.
— Вставай! — заорал Дюк. — Вставай и снимай джинсы!
— Отпусти ее! — крикнула Анна. — Слышишь? Отстань от нее.
Дюк подскочил к ней, схватил за волосы, тряхнул с такой силой, что она замолчала. Он опять посмотрел на Шиван.
— Все снимай — и джинсы, и все остальное. Ты уже знаешь, на что способен нож. — Он усмехнулся, поднял руку, поиграл кривым лезвием перед ее глазами.
Шиван разделась. Она присела на корточки, лицом к Анне. Дюк обошел ее, встал у нее за спиной. Анна с ненавистью смотрела на него. Грудь ее вздымалась, она задыхалась от злобы. Она перевела взгляд на Шиван и тихо заплакала. Анна надеялась, что, прочитав на ее лице сочувствие, девушка успокоится, догадается, что она никому и никогда не расскажет о том, что здесь происходило. Но когда она увидела, как Дюк нагнулся и начал доставать из сумки лук, она поняла — Шиван обречена и ничто для нее сейчас не имеет значения.
— Поднимись и не оборачивайся, — приказал Дюк.
Шиван встала, инстинктивно повернулась, увидела в руках Дюка лук и дико завизжала.
— А теперь — беги! — закричал он. — Беги, кролик, беги!
Шиван бросилась вперед, споткнулась на кочке и чуть не упала. Ноги ее тряслись. Наступив на острый камень, она остановилась и вскрикнула от боли. Затем снова побежала. Когда от Дюка ее отделяло метров тридцать, в спину ей с тупым стуком ударила первая стрела.
Джо набрал телефон Марси Винбаум, намереваясь рассказать ей, самой первой, обо всем, что с ним произошло с того момента, как исчезла Анна.
Говорила Марси с уверенностью человека, много работавшего и добившегося основательных, надежных результатов. По мере разговора с ней пульс у Джо учащался, а ноги становились ватными. Но вместе с тем росла и его решимость. Прежде он никогда не испытывал подобного состояния: страх, зарождаясь где-то внизу грудной клетки, охватывал все его тело — он полз вниз и одновременно поднимался вверх. Джо едва сдерживался, чтобы не бросить трубку. Его душила ярость. Он вспомнил обрывки факса, фотографии жертв, разрезанных, как тряпичные игрушки. Возникали и сменялись образы. Вот перед его глазами появилось лицо Дюка Роулинза, потом оно исчезло, и вместо него возникла новая картинка — тело Доналда Риггза. Затем Джо увидел Анну. Внутри у него словно что-то оборвалось. Как он мог допустить, чтобы его жена попала в лапы к безжалостному убийце, кровавому маньяку? Оставалась одна надежда — выторговать ее жизнь в обмен на информацию.
Виктор Никотеро, размышляя о встрече с вдовой шерифа, отошел от телефонной будки. Впервые в жизни он столкнулся с удивительной странностью — сильный в общем-то человек вдруг проявляет неожиданную для него слабость. Он решил записать эту мысль, остановился, раскрыл папку, сунул руку в карман, но не нашел там авторучки. Она была во всех смыслах дорога ему. Во-первых, она была такой шикарной, что вызывала зависть у всех, кому он ее показывал, а во-вторых, ему ее подарили в день ухода на пенсию. Виктор обшарил все карманы — ручки не было.
— Вот проклятие, забыл, — прошептал он и направился к дому Парнума.
Дюк нагнулся над телом Шиван Фаллон и принялся ловко орудовать ножом. Пока шла жуткая охота, Анне удалось размотать и снять веревку, связывавшую ее ноги. Оставалось освободиться от другой, которой он привязал ее к стволу дерева. Она нащупала пальцами узел, начала ослаблять его. Веревка с трудом, но подавалась.
— Гляди, гляди! — крикнул ей Дюк. — Глаз не спускай, а то сильно пожалеешь.
Заливаясь слезами, Анна следила за его действиями.
— Не вини себя, — говорил Дюк. — Вини своего мужа. Это все его работа. Из-за него ты во все это влипла. — Он отвернулся, хладнокровно продолжая свой страшный ритуал. Он замолчал. Шли минуты. Иногда Дюк оборачивался и через плечо бросал на Анну быстрые взгляды. Видимо, ему доставляло удовольствие видеть ужас на ее красивом лице, наслаждаться дрожью, охватившей все ее тело. Когда он в очередной раз отвернулся, Анна вскочила на ноги и бросилась бежать.
Фрэнк Диган разложил страницы факса на пассажирском сиденье, надеясь, что сможет по дороге, во время остановок на перекрестках, ознакомиться с их содержанием. Первая же страница настолько захватила его, что он резко прижал автомобиль к обочине. Он вглядывался в фотографии, изучал описания жертв, вчитывался в перечень нанесенных им ран. Ему было непонятно, почему, с какой целью мужчина вдруг начинает кромсать женщин с хладнокровием мясника, разделывающего тушу?
Он снова взял в руки фотографии. Провести связующую нить между ранами на телах жертв, найденных в американской глубинке, и теми, что получила Мэри Кейси, было нетрудно по причине их полной идентичности. Но нет ли тут этой страшной линии продолжения? Не тянется ли она к Джо Лаккези? И не замыкается ли она на Анне? От этой мысли у Фрэнка внутри все похолодело.
Дороти Парнум снова села в кресло, вытерла платком уголки глаз, открыла дверь. Виктор сделал вид, что не замечает ни смазанной помады, ни небольших потеков туши на ее щеках.
— Простите, миссис Парнум. Я забыл у вас…
— Вот это? — перебила она его и протянула роскошную авторучку.
— Благодарю вас. Еще раз простите за беспокойство.
— Это вы простите меня. Сама не знаю, почему я вам все рассказала. — Ее глаза вновь стали влажными. — Спасибо вам большое за то, что выслушали меня. Вы настоящий утешитель вдов. — На ее губах появилась натянутая улыбка. Она крепко пожала Виктору руку и вдруг окончательно разрыдалась. — Ну все, хватит, — зашептала она. — Не надо ля-ля… Так мой муж любил говаривать, только эти чертовы «ля-ля» у него всю жизнь не прекращались.
Стингерс-Крик, Северный Техас, 1992 год
