— Не переживайте, все нормально. Вы тут ни при чем.
— Миссис Парнум, как вы думаете, почему ваш муж застрелился?
— Потому что осознал свою ничтожность и впал в жуткую депрессию. В результате возненавидел и себя, и свою никчемную жизнь, ставшую невыносимой. Наверное, все совершают самоубийства по одной и той же причине.
Виктор ждал не перебивая, поскольку миссис Парнум останавливаться не собиралась.
— Простите, вот я и опять сорвалась. Всегда так, не могу удержаться. Если честно, я понятия не имею, почему мой муж застрелился. Ни записки не оставил, ни намекнул. Правда… — Она вдруг замолчала, повернулась к Виктору, спросила: — А почему вас это интересует?
— Видите ли, такие вещи случаются, поэтому мы всегда стараемся узнать причины, чтобы предотвратить подобные трагедии в будущем, — задумчиво произнес он, старательно нащупывая нужную нить. — Но я вас перебил. Продолжайте. Вы сказали «правда». Что вы имели в виду?
— Накануне того дня произошло одно странное событие. К мужу приходила молодая женщина. Я ее никогда не видела раньше. Лет сорока, в хорошем костюме, явно сшитом на заказ. Увидев меня, она как-то странно на меня посмотрела… — Миссис Парнум запнулась. — С какой-то, знаете, острой жалостью.
— Жалостью? — переспросил Никотеро.
— Именно. Другого слова я и подобрать не могу. Я еще подумала — с чего бы совершенно незнакомой женщине меня жалеть? Все у меня складывалась прекрасно. И тут, представляете, является она, и взгляд у нее такой, словно она всю мою душу насквозь видит.
Виктор кивнул.
— Но самое смешное случилось потом. Это оказалась Марси Винбаум, я ее мельком пару раз видела несколько лет назад, когда она работала с Огденом. Я ее просто не узнала. Очень сильно изменилась. Да и лет-то прошло немало. Короче, она говорила с мужем с глазу на глаз. Мне, конечно, стало любопытно, я приложила ухо к замочной скважине, но немного услышала. Хотя она говорила не просто громко, она кричала на Огдена. Вот еще одна странность. Некоторые обрывки фраз я разобрала — «похоронить», «жить ради себя». Общий смысл разговора я уловила — Марси вроде бы нашла какого-то человека, который готов дать показания о чем-то в суде, и что у Огдена есть только два варианта. Я бы послушала и дальше, но в этот момент на кухне зазвенел таймер, я готовила пирог, и мне пришлось уйти.
— Вы не спрашивали своего мужа потом, о чем он беседовал с Марси Винбаум?
— Нет. — Она поморщилась. — Я никогда не совалась в его дела. К тому же, как видите, на следующий день, к вечеру, он нашел третий вариант — пустить себе пулю в лоб.
— Простите, а можно вас спросить? В свое время ваш муж расследовал дело так называемого Лесника. Серию загадочных убийств, оставшихся нераскрытыми. Вам не кажется, что причина кроется как раз здесь?
— Бедные девушки. Мне их так жалко. — Миссис Огден прослезилась, достала платок. — Нет. Едва ли. Это было так давно. Но тогда весь наш городок гудел как улей. — Она покачала головой. — В случае самоубийства полицейского ваша организация занимается поиском оправданий его ошибок? — Она нахмурилась.
— Нет, что вы! — спохватился Виктор, вспомнив выбранную им роль. — Я спросил только из чистого любопытства. Стало быть, я ничем не могу помочь вам? Вы не желаете увековечить память покойного супруга?
— Послушайте, вы хотите знать, кем он на самом деле был? — неожиданно спросила миссис Парнум и, не дожидаясь ответа, продолжила: — А я вам скажу. Бабник, каких мало. Бывало, как увидит задницу поаппетитнее, так у него аж слюна течет. Приходит иной раз домой, а глаза как лампочки. Аж сияли. И вся спина ногтями в кровь изодрана. А вот на меня смотрел как на пишущую машинку. А ведь у меня есть на что посмотреть. — Она выгнулась, демонстрируя пышную грудь, провела ладонью по крутому бедру. — Как? Ничего? — Она снова откинулась на спинку сиденья, немного помолчала. — Не знаю, почему он на меня не реагировал как на женщину. Хотя старалась я на всю катушку. Да-да, мистер Финч, замуж я выходила не наивной невинной девочкой. Умела кой-чего. — Она вскинула голову, посмотрела на Виктора. — Чем я ему не угодила, — прошептала она и вдруг всхлипнула, — ума не приложу.
Кэнни нервно покусывал почерневшие ногти.
— Да, милок, грозит тебе не месяц по приговору окружного суда, — говорил О'Коннор, тыча в него пальцем, — а гораздо больше. А ты как думал? Считаешь, тебя вечно будут по головке гладить, как мамочка в детстве? Нееет, хватит. Ты судью Делани знаешь? — Инспектор увидел, как рука Кэнни вдруг повисла в воздухе, и улыбнулся. — Вот-вот. Он из тебя душу вытрясет, он любого присяжного заткнет за пояс аргументами. С ним спорить — что пи́сать против ветра. Ну, ты о нем, я вижу, наслышан.
Кэнни опустил руку, заерзал на стуле.
— Но я повторяю, что мне нет никакого удовольствия отправлять тебя за решетку. Поэтому давай договоримся так — ты сдаешь мне своих поставщиков, и иди гуляй к чертовой бабушке.
Тот продолжал молчать.
— Послушай, приятель, я разговариваю с тобой в последний раз. Мне эти дискуссии надоели. Так что либо ты соглашаешься, либо готовься получить от пяти до семи лет. Все, больше мне сказать тебе нечего. А теперь кумекай.
Кэнни снова заерзал на стуле.
— Кстати, ты и своим поставщикам тоже не особо нужен. Ты пойдешь на отсидку, а они найдут другого, да, возможно, еще и поумнее, который не вляпается так по-глупому. А то еще и до тебя доберутся, чтобы ты где не ляпнул что-нибудь. Или ты полагаешь, они будут сидеть, плакать и ждать, пока ты выйдешь? Не смеши меня.
Кэнни застыл, глядя куда-то мимо инспектора.
— А я тебе обещаю — как только ты мне все расскажешь, сразу уйдешь отсюда, и никто ни о чем не узнает. Ну как, договорились?
— Ага, сейчас, — скривился Кэнни. — Разбежался.
— Не тебе кочевряжиться, Кэнни. Ты подумай, в какой заднице ты сидишь. И еще будешь сидеть. Пять лет. Или семь. А я тебе предлагаю через полчаса пойти домой. И ты отказываешься. Ладно, значит, не договорились. Готовься мотать срок.
— Чего ты мне мозги паришь? Посадил сюда и еще что-то гонишь — «выпущу, выпущу». Хорош лапшу на уши вешать.
— Дурень, у тебя есть всего несколько минут. Сейчас мы с тобой разговариваем в камере. А потом перейдем в комнату для допросов, и там уже я буду все твои слова записывать на магнитофон. И вот тогда посмотрим…
Кэнни опустил голову, потер руки.
— Ну хорошо, хорошо.
— Что «хорошо»? Говори, кто тебя снабжает порошком?
— Послушай, инспектор, ничего я тебе не скажу.
— Ну, как знаешь, — развел руками О'Коннор, поднимаясь со стула. — Я сделал все, что мог. Поднимайся, пошли в комнату для допросов. — Он направился к дверям, обернулся, махнул рукой. — Вставай, иди за мной. Поторопись, тебя ждет твой семерик. На крайний случай пять лет. Разница небольшая. Сам потом поймешь, что ты наделал. — Инспектор покрутил пальцем у виска.
Кэнни потер лицо ладонями.
— А если я расскажу тебе кое-что об убийстве? Той девушки, из Маунткеннона.
— Ну и скотина же ты, Кэнни. — О'Коннор брезгливо посмотрел на него и отвернулся.
— Ты погоди, не кипятись. Я серьезно говорю.
— Иди за мной, — ледяным голосом произнес инспектор.
— Ну не хочешь знать — как хочешь. Только я был одним из последних, кто видел ее живой.
Никотеро разменял в кафе двадцатидолларовую банкноту, сразу же вышел, направился к телефону-автомату и набрал телефон Джо.
— Ник, я не могу говорить с тобой сейчас, — сказал Джо.
— Отлично, тогда просто молчи и слушай. И еще запоминай. Звоню я тебе из Северного Техаса. Да, Джо, хоть ты и отменил мою поездку, я все-таки сюда добрался. Внутренний голос позвал меня, сказал: «Езжай, старина Ник, ты должен быть там». И я поехал. Только что я разговаривал с вдовой шерифа, миссис Парнум. Ну и дамочка, скажу я тебе. Ненавидит своего мужа лютой ненавистью. Полагает, что он частенько погуливал от нее. То с одной свяжется, то с другой…
— Она ничего не говорила тебе о возможных причинах самоубийства?
— Если серьезно, то она, конечно, сильно переживает. А что касается причин, то версии она выдвигает обычные. Но, мне кажется, я начинаю здесь кое-что понимать. Советую тебе переговорить с Марси Винбаум — бывшей коллегой Огдена Парнума. Она была последней, с кем он разговаривал до того, как поиграть с самим собой в «русскую рулетку», в ее беспроигрышный вариант, с полной обоймой. Дама она ученая, колледж когда-то посещала и все такое. Но самое занятное, что она возобновила расследование по делу Лесника — утверждает, что у нее появился новый свидетель, готовый выступить с какими-то ошеломляющими показаниями. Что это за показания, Дороти Парнум не знает, но у нее есть серьезные подозрения, что Огден пустил себе пулю в лоб именно из-за них. Марси Винбаум, судя по всему, карты раньше времени открывать не хочет. Оно и понятно, особенно если предположить, что ей известно настоящее имя Лесника.
