Из подвала наверх вели восемь ступеней. Цю автоматически пересчитал их, когда спускался, интуитивно подчиняясь правилам, въевшимся за долгие годы обучения. Кто-то был наверху, на восьмой ступеньке.
Один? Или их много?
Цю поставил правую ногу двумя ступенями выше. Легонько нажал, пробуя половицу на прочность, но она все же скрипнула. Тогда он поднял левую ногу, опершись корпусом о стену.
Наверху была дверь. Закрыли они ее или оставили открытой? Цю не мог этого вспомнить и на какой-то момент чуть не поддался панике. Его учили помнить о таких вещах всегда!
Дверь закрыта, но неплотно. Они оставили ее полуоткрытой.
Еще две ступеньки; пройдено больше, чем полпути. Он прокручивал воспоминания в обратном порядке, как кинопленку, и теперь как будто ясно видел, что дверь приоткрыта внутрь. Цю ничего не различал в темноте. Вошедший человек, должно быть, не зажигал света, как и Линьчунь.
Цю поднялся еще на две ступеньки. На этот раз дерево слегка прогнулось, и Цю поспешно отдернул ногу. Лучше идти помедленнее, чем поднимать шум.
Кто бы ни был наверху, но этот человек явно не знал, что его ожидает. Если бы он был уверен, что в погребе только два невооруженных человека и один из них — женщина, а у него самого оружие, он уже давно напал бы на них. Значит, он невооружен. Или вооружен, но не имеет никакого представления о силах противника. А может, это какой-то бродяга, ищущий приюта на ночь… Нет! Бродяга поднял бы гораздо больше шума.
Кошка? Крыса?
Цю опять поднял правую ногу и поставил ее на вторую ступеньку, минуя ту, которая скрипела. Коснувшись лбом края двери, он застыл на месте.
Дальше будет труднее. Он не осмелился открыть дверь пошире, боясь, что заскрипят петли. Сможет ли он протиснуться в щель?
Каким-то образом ему удалось сделать это, не потеряв равновесия.
Прямо перед ним, шагах, может быть, в двадцати, светилось окно, разделенное переплетами на четыре части. Сначала Цю не мог понять, что он видит: какой-то темный шар, странно контрастирующий с тем, что его окружало. Потом шар стал медленно обретать более внятные очертания, и Цю понял, что это такое.
Почему центр окна с провалом?
Мысль его оформилась именно так: окно с провалом в центре. Цю прикинул в уме все возможности. Ответ мог быть только один: между ним и стеной дома есть какое-то препятствие.
Вдалеке послышался вой сирены, и почти сразу же яркие вспышки света заплясали по окну: прожектора, направленные в небо. Это длилось меньше секунды, но и секунды было достаточно, чтобы высветить голову человека, закрывавшую ту точку окна, в которой сходились четыре переплета, образуя крест. В какое-то мгновение у Цю мелькнула безумная мысль, что он смотрит на силуэт человека через прицельную прорезь винтовки.
— Старший брат! — Слова раздались в тишине, и каждый нерв в теле Цю, и так уже напряженном, казалось, закоченел.
— Кто вы? — спросил он.
— Меня зовут Гу. — Последовала пауза. — Гу Пять Точек.
Наступало утро, и в окно забрезжил мутный свет, обрисовав силуэты людей, которые раньше сливались с темнотой.
— И это все?
Линьчунь устало покачала головой.
— Я не могу больше ничего вспомнить. Я уже говорила это, и не раз.
— Но ты же понимаешь, — мягко сказал Цю, — почему мы задаем эти вопросы? Почему для нас так важно знать это?
— Да. Но я рассказала все, что могла вспомнить из сказанного Мэйхуа насчет Цюэмоя. И я дала вам план, который она мне нарисовала.
— Прошу простить меня, Старший брат, — вмешался Гу, слегка повернув голову к своему начальнику. — Но госпожа Шань очень помогла нам. Мы рискуем начать повторяться и пойти по кругу. И она очень устала.
— Я знаю. — Цю продолжал смотреть на Линьчунь, а рассвет между тем медленно и размеренно поднимался, разгораясь в полную силу. — Я знаю, — повторил он и встал. — Когда заканчивается комендантский час?
— В пять сорок пять, — ответила Линьчунь. Она тоже поднялась, и Цю взял ее за руку.
Теперь тебе нужно идти домой. Веди себя как обычно и не бери с собой больше, чем нужно.
— Хорошо.
— Сегодня утром тебе захочется попрощаться с родителями как-нибудь по-особому. Преодолей это искушение.
— Ты говоришь так… так жестоко, — тихо произнесла Линьчунь.
— Сейчас не время для нежностей. Если ты уверена, что хочешь ехать, поезжай.
Взгляд Линьчунь скользнул в сторону Гу.
— Ты веришь его обещаниям? — прошептала она.
— Да. — Лицо Цю оставалось в тени, и она могла лишь догадываться, как он выглядит после бессонной ночи. — Я доверяю ему.
— Ну, тогда… я уверена.
— Иди. И поторопись!
Как только Линьчунь вышла, Цю опять присел на корточки возле Гу.
— Вы рисковали, придя сюда.
— Не особенно, — застенчиво отозвался Гу. — Я просто подождал, пока Шань выйдет. Она пошла сюда, и я следовал за ней. Остальное было просто.
— Вы знаете, каким образом в Пекине вычислили ее?
Гу кашлянул.
— Думаю, господин Ни записал некоторые ваши разговоры в Сингапуре. В них упоминался и ее адрес.
Их спальня прослушивалась! Цю покраснел и отвернулся, скрывая смущение.
— Пять Точек?! — сказал он, отводя взгляд от собеседника.
— Да?
— У вас ведь есть еще о чем рассказать?
— Простите, но в присутствии госпожи, я надеюсь, вы понимаете.
— Да. Расскажите сейчас.
— Вернемся в недалекое прошлое. Вы помните, почему меня прислали сюда?
— Кажется, да. Сунь знает, что в результате моих… моей связи с Шань Линьчунь я получил обширную информацию о месте, где Ли теперь держит Люка… Значит, обмен произошел?
— Да.
— Хм. Суню нужна информация, чтобы пустить ее в дело.
— Он хочет, чтобы вы пустили ее в дело. Мы должны заполучить Люка.
— Должны?
— Вторжение на Тайвань, возможно, придется отложить на неопределенный срок. — Пять Точек не заметил, что Цю едва не задохнулся от удивления. — Юнг передал Люка тайваньцам, «Апогей» попал в руки врага. Поэтому прямая атака была признана нежелательной. Но на Цюэмой будет совершено нападение.
— Чтобы забрать Люка?
— Именно так! До того, как он скажет им что-то жизненно важное… если уже не сказал… Его возьмут на материк, и он будет работать там до конца своей жизни.
— А он хочет этого?
— Желание Люка никого не волнует. Значение имеет другое: то, что вы организуете операцию на Цюэмое. Только у вас есть необходимая информация плюс степень профессионализма, необходимая, чтобы вытащить Люка.
— Я понимаю.
— Тогда все санкции против вашей семьи отменяются. Вам понятен смысл нашего предложения?
— Гарантии, касающиеся моей жены и ребенка?
— Если вам удастся прислать Люка в Пекин, ваши жена и сын будут жить как прежде и где захотят. Вы получите свободу: никто не будет вас преследовать.
— Да, да, вы изложили все очень ясно. И я принял ваше предложение.
— Но у вас еще не было возможности узнать о главном предложении, которое мы вам делаем, и принять его.
Цю резко поднял голову.
— О чем вы?
— Есть маленькая деталь. — Гу, как обычно, застенчиво улыбнулся. — Саймон Юнг предал Народную Республику, выдал чужие секреты. Сунь решил, что он должен быть наказан.
Цю внимательно вглядывался в лицо Пять Точек, стараясь понять, что скрывается за его улыбкой. Ему нравился этот человек, он производил впечатление прекрасного солдата, хорошо выполнявшего свой долг.
— Какое же отношение это имеет ко мне?
— Сначала вы должны вернуться в Гонконг, как и было запланировано. Когда приедете туда…
Дверь в комнату открылась с легким щелчком, и мужчины обернулись.
— Я спешила как могла, — сказала Линьчунь. — Пожалуйста, поскорее! Мне удалось остановить такси, но шофер не будет ждать.
Цю повернулся к Гу.
— Позже, — сказал он одними губами и тот кивнул.
Когда они сели в такси, Линьчунь обратилась к шоферу:
— Международный аэропорт. К зданию вылетов.
— Тогда нам лучше поторопиться! Вы слушали радио сегодня утром?
— Нет? А что?..
— В полдень аэропорт закрывается. Места на все рейсы уже проданы. Ни один самолет больше не прибудет в аэропорт.
Цю откинулся на спинку заднего сиденья.
— Так гони! — прорычал он, и такси рванулось с места.
Этим ранним утром улицы были забиты машинами: личные бронированные автомобили, джипы, — все рвались вперед. Неожиданно шофер резко нажал на тормоз и остановился по жесту полицейского. Через перекресток пронеслась целая процессия: сначала открытый автомобиль малинового цвета, с белыми геральдическими гребешками на дверях и флажками на каждом крыле; в ней сидел офицер и два сержанта с флагами; потом большая черная машина с затемненными стеклами, а вслед за ней — джип, забитый солдатами.