– В чем дело?
– Его ранили. А потом похитили.
– Ах, вот оно что! – воскликнул Чиун. – Тогда мы обязаны показать, что Дом Синанджу не намерен это терпеть. Сначала казним его охранников, а потом отправимся в Персию.
– У него не было охранников.
– Почему же в таком случае тебя удивляют, что с ним случилось несчастье? Этого следовало ожидать. Совершенно очевидно, что он безумен, и даже Дом Синанджу не в силах его спасти. Если помнишь, я уже писал об этом, так что в архивах сохранилась информация о безумном императоре Смите. Не волнуйся, нас никто не станет винить.
– Но вся организация оказалась без руководства!
– Послушай, ты наемный убийца, а не император, и твое ремесло – убивать, в не царствовать.
– Но я вовсе не хочу занять место Смитти!
– В таком случае какое тебе дело до того, кто станет императором?
– Я беспокоюсь об организации. О «КЮРЕ».
– Почему тебя заботит какая-то организация?
– Потому что я ее часть!
– Все верно, но ты уже сыграл свою роль, и даже лучше, чем можно было ожидать. – Длинные пальцы поднялись вверх, словно подводя черту!
– Нет, этого недостаточно! – воскликнул Римо. – Если хочешь, можешь сам ехать в Иран. А я нужен здесь.
– Цветок может только цвести. Он не может бросать в землю семена и снимать урожай.
Но доводы Чиуна не возымели действия. Как все-таки часто безумие западного мира прорывалось наружу в этом незрелом юнце, и потому Мастер Синанджу решил остаться и проследить за учеником, чтобы тот в своем безумии не причинил себе вреда, растрачивая попусту драгоценные знания, каковые представляло собой учение Синанджу.
Когда Римо ушел разыскивать пропавшую одежду, в палату доктора Смита вернулась медсестра.
– Вас переводят, – сказала она, и он почувствовал, как кровать плавно покатилась к двери. Вся система жизнеобеспечения двинулась вместе с ней.
Судя по всему, это была кровать нового образца, потому что сестра двигала ее легко, словно инвалидную коляску. Через пластиковый верх кислородной палатки лампы в коридоре казались маленькими, затянутыми дымкой лунами. Смит услышал, как открылись и закрылись двери лифта. Кабина пошла вниз.
– Сестра, меня будут оперировать?
– Нет, – ответил ровный, какой-то механический голос.
Смиту и раньше доводилось испытывать страх. Оцепенение перед выброской с парашютом над Францией во время Второй мировой войны, когда он служил в Бюро стратегических служб. Безмолвную панику в бухарестском подвале, когда НКВД обыскивало близлежащие дома, а он находился в обществе профессора, который разрывался между желанием бежать на Запад и надеждой спасти себе жизнь, выдав Смита. Но это был совсем иной страх – тогда кое-что все-таки зависело от него самого. И смерть была бы легкой и быстрой.
Но сейчас он был абсолютно беспомощен. Его разум оказался в ловушке собственного тела, искалеченного и причиняющего страдание. Любой случайный прохожий имел больше власти над ним, чем он сам. Он не мог пошевелить левой рукой и полностью отдавал себе отчет, что если попытается приподнять голову, то потеряет сознание. Грудь так болела, словно туда вылили горшок расплавленного свинца, в левом глазу пульсировала боль.
Они выехали из лифта и оказались в каком-то подвале. Сестра снова пошла к дверям лифта, а он остался один.
Не прошло и двух минут, как она вернулась и снова куда-то его повезла.
Они оказались на свежем воздухе, который приятно холодил его тело.
У него было ощущение, словно он плывет по сверкающему на солнце озеру, и тут раздался скрип тормозов и вой полицейских сирен. Но все это происходило как бы в отдалении. Он сообразил, что находится в машине с плотно закрытыми дверями, потому что вокруг стало совсем темно. Или он просто потерял способность видеть?
И вдруг зажегся свет. Это был самый резкий свет в его жизни – он врывался в забинтованный глаз, как вспышка рыжего пламени. Звук машин исчез, зато он почувствовал запах нефти и услышал звук бьющегося о скалы прибоя. Плечо его словно пылало в огне.
– Ну, доктор Смит, вижу, вы страдаете. – Голос напоминал голос сестры и звучал очень ровно, но Смит не видел, откуда он шел.
– Да, верно. Но кто вы? И что я здесь делаю?
– Вы здесь, чтобы ответить на мои вопросы.
– Я все скажу, – отозвался Смит. – Но зачем вы меня сюда привезли?
– Мне нужна только правда.
– Разве я собирался что-нибудь от вас скрыть, сестра?
– Посмотрим. А теперь скажите, кто по национальности Римо?
– Кто?
– Римо. Ваш агент. Я знаю, Чиун, тот, что постарше, – кореец. Но меня интересует Римо.
– Какой Римо? Какой Чиун?
Боль была внезапной и такой острой, словно тело прижгли каленым железом. Смит закричал:
– Я все скажу! Перестаньте, прошу вас, остановитесь!
– Вы помните Римо и Чиуна?
– Да, я знаю их!
– Отлично. Так кто же Римо по национальности?
– Я не знаю, клянусь вам. Он всего-навсего продает нам в санатории «Фолкрофт» страховые полисы.
Тело снова пронзила боль, и Смит захлебнулся от собственного крика.
– Хорошо, хорошо! Мы часть ЦРУ. Римо, я н Чиун. ЦРУ. Разведывательный центр. Собираем информацию о перевозках, урожаях зерна и...
На этот раз ощущение было такое, словно ему вонзили в грудь напильник.
Он потерял сознание, но вскоре снова увидел над собой яркий свет.
– Хорошо, – продолжал ровный голос. – Начнем все сначала. Теперь я знаю, что ты пытаешься что-то скрыть, и понимаю почему. Но меня интересуете вовсе не вы или ваша организация. Мне не дают покоя Римо и Чиун. Единственное, чего я хочу, – это выжить, но пока они живы, это невозможно. Я мог бы предложить им полноценную замену, возможно, даже лучше. Это я сам. Но взамен вы должны быть посговорчивей.
– Хорошо, только прошу вас, не делайте мне больно!
– Вы увидите, я очень разумное существо, – сказала сестра.
– Мы не можем точно сказать, кто же Римо по национальности. Видите ли, он сирота.
– Сирота?
– Да.
– Что такое сирота?
– Это человек, у которого нет родителей.
– Но ведь ребенок не может родиться сам по себе, не может сам по себе расти. До года он даже не может стоять на ногах?
– Он воспитывался монахинями в приюте.
– А где он научился тому, что умеет?
– В приюте, – солгал Смит.
– Кто же его в приюте учил?
– Монахини.
На этот раз боль длилась дольше.
– Его учитель – Чиун! – завопил Смит. – Тот самый кореец!
– Что еще вы можете сказать о Чиуне?
– Он Мастер Синанджу, – ответил Смит.
– Синанджу? Они учителя?
– Нет.
– Хороший ответ. Так кто же они?
– Наемные убийцы, – ответил Смит. – Синанджу – небольшая деревушка в Корее на границе с Китаем. Это святая святых всех воинских искусств. На протяжении многих веков мастера Синанджу продавали свое мастерство, чтобы поддержать жителей деревни.
– Какое мастерство?
– Они наемные убийцы и оказывают услуги разным властителям: королям, фараонам, царям, диктаторам, президентам, председателям. Всем время от времени требуется их мастерство.
– А могу я воспользоваться услугами Чиуна?
– Не знаю.
– А в нем есть творческий потенциал?
– Не думаю.
– А какой вид искусства ему больше всего по душе?
– У нас в стране существуют так называемые «мыльные оперы». Это истории, которые показывают днем по телевизору. Я так полагаю, что вы не американец, хотя и говорите без акцента, – сказал Смит.
– «Мыльные оперы», говорите?
– Да.
– А в них заложен творческий потенциал?
– Я лично этого не нахожу, – честно признался Смит.
– Но ведь способность к творчеству – отличительная черта вашего биологического вида. Умение создавать что-то из ничего при помощи новых идей.
– В вашей стране, должно быть, тоже существует какой-то замечательный вид искусства, – заметил Смит. – В каждой стране есть какое-то особое искусство.
– Хотите задурить мне мозги?
– Да, – поспешно произнес Смит, опасаясь новой волны боли, если он соврет.
– В таком случае я тоже вам кое-что скажу. Все отношения между людьми строятся на компромиссе. Знаете, это я создал ту статую на городской площади, которая производила на всех такое отталкивающее впечатление.
– Мне она понравилась, – сказал Смит.
– Вы говорите правду.
– Откуда вы знаете?
– Когда человек лжет, его голос меняется. Вы можете этого даже не замечать, а вот я чувствую.
– Вы что, проходили подготовку наподобие школы Синанджу?
– Нет, но я обладаю знаниями, которые помогают мне проникать в суть вещей. Если бы я обладал творческими способностями, то мог бы вообще ничего не бояться.
– Возможно, я смогу вам помочь, – начал Смит и тут впервые до него дошло, кем... или чем была эта медсестра.
– А вот теперь вы лжете. Так чем вам понравилась скульптура?
– Пропорциональностью и формой.
– Но все называли ее безжизненным подражанием Муру.
