Там, где случаются облака - Алан Лис

Посвящается всем мечтателям на свете.

В облаках свои законы,

Там господствуют ветра.

Там дельфины и драконы

Тренируются с утра.

Волк погнался за барашком…

Ведь догонит, навредит!!!

Присмотрелся — стало страшно:

Не барашек — крокодил!

Там — лихая тройка скачет,

Колокольчики звенят,

Тут — щенки играют в мячик

И тебя взлететь манят.

Та, что справа, вроде белка,

И ее догнал успех:

Здесь летучая тарелка

Превращается в орех!

В небе — славные ребята,

В небе — ветер перемен!

Не боятся сурикаты

Ни шакалов, ни гиен.

Ведь дельфины и драконы

Не оставят их в беде,

Лишь взирают удивленно

На далёкий мир людей.

К.Зубарева

Деда Тихон говорит, что главное в жизни — это рассказать миру свою уникальную историю.

И слова тут вовсе не причём, порой говорить не обязательно. Историю мы рассказываем в делах, улыбках и касаниях.

Это тихая история одной осени, которая коснулась целого мира. Она про мечты, дружбу и приключения, про сомнения, потери и страхи. Про девочку Унку, которая собирает в сундучок воспоминания, любит чай с мятой и носит на шее счастливый камешек с дырочкой. Это история про мягкие облака, которые можно обнять, и необъятную любовь, которую ты обязательно почувствуешь.

Всё начинается в огромном сером городе Грейбург, в котором с каждым днём всё меньше места для детства. Где небо затянуло паутиной проводов, а из-за машин не слышно песен, которые поёшь себе под нос.

Унке десять, и её жизнь — это вереница бесконечно длинных уроков и ощущения, что ты никогда ничему не научишься. Как только ты начинаешь хоть немного понимать тему, она усложняется. Иногда Унке кажется, что предела и вовсе не существует. На скорочтении ты всегда должен читать быстрее, на математике решать без единой ошибки. Быть лучше, знать больше, и так каждодневно. Остановиться — всё равно что спрыгнуть с карусели, которая крутится на полной скорости. Потом уже не залезть. Она пытается не потерять остатки детства среди автопарковок, построенных на месте качелей, и вопросов «Кем ты хочешь стать?»

— Яблоне хорошо, — сказала однажды Унка. — Она знает, что она яблоня. Растёт себе и не переживает, что нужно кем-то стать.

— Становиться кем-то — это всё выдумки, — отвечал ей деда Тихон. — Выдумки тех, кто перестал слышать шёпот ветра и считать возраст божьей коровки по количеству пятнышек. Уна Ааль — вот самое лучшее, кем можно стать и остаться на всю жизнь. Послушай, искать ничего не нужно. Стоит лишь вспомнить, отчего улыбаешься по утрам или идёшь, еле касаясь земли. Вот-вот взлетишь.

И Унка знала, что улыбается разноцветным камням в ручейках, найденным пёрышкам и маминым книгам.

− Деда, а чего тогда все ищут?

− Кто их знает Уна, кто же их знает …

Уна проснулась от бархатного запаха кофе, который мама принесла в комнату на своей вязаной кофте.

— Новый день, и он весь твой — лёгким движением Поли раздвинула занавески, впустив в комнату мягкий утренний свет. Потом наклонилась над Ункой, поцеловала её в макушку и вышла из комнаты, напевая слова своих же стихов.

Уна слезла с кровати и посмотрела в зеркало. Ей улыбалась девчушка с зелёными глазамиискорками. Внешность Унки была простой, и в простоте этой что-то было. Тихое, доброе, важное. Длинные каштановые волосы волнами огибали плечи, две ямочки ютились на щеках. А густые брови были изогнуты дугой, словно каждую секунду Уна удивлялась всему происходящему.

Из кухни послышалась музыка. Унка начала танцевать так легко и воздушно, как умеют только дети (ещё не знающие, как правильно). Оказалось, что в комнате, залитой утренним светом, Унка танцевала не одна. Она расхохоталась, низко поклонилась, пригласив свою тень на танец, и закружилась с ней по комнате.

— Унка, ты встала? — донёсся снизу голос мамы.

Ункину маму зовут Поли. И она совсем не похожа на других взрослых Грейбурга. Она не ходит на работу к девяти, не смотрит новости и не готовит обычный ужин. Зато поёт песни домашним цветам, называет муку магической пылью и пишет. Пишет она просто волшебно! «Писательница», — гордо отвечает Унка на вопрос «Кем работает твоя мама?» От её рассказов становится тепло, как от вязаного шарфа осенью или большой чашки какао с зефиром. Частенько Уна приходит домой, залезает под клетчатый плед с ногами и слушает строчки, над которыми мама трудилась весь день. Бывает, что засыпает, не сделав уроки, а наутро, открыв тетрадь, видит решенные примеры или сочинение. Почерк, конечно, всё равно красивее Ункиного, хоть мама и старается писать вкривь да вкось. Таким утром Унка обнимает маму ещё крепче, чем обычно.

Последнее время Поли грустит. «Это из-за того, что у людей нет времени читать её книги», — догадывалась Унка. Только вот куда люди подевали своё время, Уна не знала. Спускаясь на кухню, она думала о том, что получится, если сделать лесенки не выпуклыми, а впуклыми. И существует ли такое слово?

— Пап, — Унка поцеловала его в колючую, как ёжик, щёку, — А кто придумывает слова?

— Думаю, люди, которые хотят поделиться с другими тем, что видят и чувствуют, — сказал Лу, смотря на дочку, которую любил больше всего на свете.

Отец Уны Лукьян, или, как его чаще называли, Лу, был высоким мужчиной с широкими плечами и ещё более широкой душой. Унка любила разглядывать его морщинки от искренней улыбки и острый подбородок, который смешно шевелился при каждом слове. Лукьян уже много лет был руководителем маленького театра в центре Грейбурга.

— Ты обещал, что сегодня заберёмся на ту лестницу без первых ступенек. Она за кулисами, помнишь? — спросила Уна, уплетая булку с изюмом.

Лукьян кивнул: обещания Унке превыше всех дел.

Спустя завтрак они сели в старенький «фольксваген» цвета океана. Дорога до работы Лу занимала ровно три песни малоизвестной группы «Зак-За». Семья напевала их каждую субботу вот уже несколько месяцев. Пожалуй, только песни скрашивали этот серый путь по огромному городу Грейбургу. Тесные, грязные улицы, вечно спешащие люди, рекламы, провода и гудение машин. Город готов был взорваться.

«Фольксваген» подъехал к старому зданию с обшарпанным лицом. Казалось, что оно стоит здесь целую вечность и пустует. И только яркая вывеска говорила об обратном.

«Театр Лукьяна Ааль»