Не успели танкисты встать из-за стола, собраться, как с печи шмыгнул крепкий мальчуган и, торопливо накидывая поношенный ватник, сказал командиру:
— Дяденька, я покажу вам место, где можно укрыться.
— А мы и не думаем укрываться, — сказал командир.
— Будете стрелять?
— Может, и будем, — улыбнулся Лукьянов, рассматривая мальчика и надевая шлём.
— А мне можно посмотреть?
— Это тебе, мальчик, не в кино: смотреть опасно. Лезь лучше в подполье, — ответил командир.
— Я не боюсь, дяденька! — упрямо настаивал мальчик, и Лукьянов только теперь разглядел детское лицо с упрямым подбородком и смелыми чёрными глазами, которые как бы говорили: «Я тоже воевать буду!..»
— Тебя как зовут?
— Вася.
— Ну, что же, Вася, добре, идём, может, пригодятся твои сведения.
Танкисты и Вася вышли из хаты и направились к танкам. Перед Лукьяновым встал вопрос: как быть? Итти обратно было поздно, принимать бой — опасно. Посоветовавшись с товарищами, командир всё же решил принять бой. Ведь враг не знает, сколько у него танков, да и у него, может быть, не больше машин, чем у Лукьянова… Если же советские танкисты не дадут опомниться врагу, встретят его по-боевому, то напуганные фашисты отступят.
Решив так, лейтенант вывел танки на окраину села, тщательно замаскировал их и приготовился к бою. Вскоре показались огни вражеских танков. Не подозревая о засаде, они подошли совсем близко. Лукьянов приказал открыть огонь и первыми же выстрелами поджёг две неприятельские машины. В первую минуту внезапного нападения советских танкистов враг растерялся, но тут же выключил свет и развернулся для боя. Пока вражеские танки шли со светом, Лукьянову легко было отыскивать цель, сейчас же положение усложнилось.
Хотя Лукьянов менял огневые позиции, но фашисты быстро сообразили, что противник имеет меньше сил, и начали окружать село.
Бой продолжался долго. Одна машина Лукьянова получила повреждение ходовой части и могла вести огонь только с места. Другая, продолжая менять позиции, наносила врагу урон. «Ничего, в родном селе и стены помогают», — подбадривал Лукьянов товарищей, а сам думал о том, как предупредить командира, кого послать. У него и так было мало людей. В селе остались одни старухи, женщины и дети.
И тут он вспомнил о мальчонке. Сейчас Вася сидел в повреждённом танке. Лейтенант позвал его.
— Вася, ты знаешь дорогу в деревню Луговую? — спросил командир.
— Знаю.
— Найдёшь её ночью?
— Найду, — твёрдо ответил тот.
— Так слушай: у деревни Луговой, в овраге, стоят наши танки. Я тебе дам записку и ты беги туда. Только скорее, как можно скорее…
Теперь лейтенант Лукьянов больше уже на думал о том, как ему быть. Он знал, что полчасика-час он ещё сможет продержаться, а там и помощь подойдёт.
Вася выбрался из села и побежал в сторону Луговой. Летом он не раз бывал там и никогда не ходил дорогой, а всегда напрямик, степью. Это сокращало путь вдвое. Теперь он тоже побежал напрямик в густую темноту ночи.
* * *
Время перевалило за полночь. Уже пора быть в Луговой, а деревни всё не видно. Вася устал, измучился. Он присел на холодную и мокрую траву и заплакал. «Заблудился, не выполнил приказа лейтенанта… Они там, может, кровью обливаются, ждут помощи, а я тут плутаю», — думал мальчик.
Он стал прислушиваться к разрывам снарядов, чтобы определить, где их село, но глухие разрывы, казалось, доносились с разных сторон. Это совсем сбило его с толку. Он хорошо знал, что ему надо итти на юг, но как в эту тёмную, беззвёздную ночь определить, в какой стороне юг.
Вася сидел и плакал, думая о том, как ему быть. Ждать утра нельзя. Итти искать Луговую, — можно дальше уйти в степь. Итти обратно он тоже не мог, так как теперь уже не знал, в которой стороне родное село, а главное, стыдно перед командиром.
«Что делать? Как быть?» — спрашивал он себя. Вдруг высоко над головой мальчик услышал журавлиный крик: кур-лы, кур-лы, кур-лы. Журавли кричали где-то далеко, потом всё ближе и ближе и, наконец, прямо над головой, только высоко в небе.
— Милые мои, родные, — шептал Вася, догадавшись, что это журавли летят на юг, в ту сторону, куда и ему надо спешить…
Он вскочил и побежал за улетавшими журавлями, всё время прислушиваясь к их тревожному курлыканью.
Кто знает, сколько бы Вася бежал так, если бы не налетел в темноте на изгородь у деревни Луговой.
А через несколько минут советские танки неслись к Васиной деревне. И хотя Вася проблуждал больше положенного времени, танки подоспели во-время.
Когда бой кончился, командир поблагодарил Васю, снял со своей гимнастёрки медаль «За боевые заслуги» и вручил ему.
Через день танки русских богатырей разгромили фашистов в городе.
Мы сидели в палатке на опушке густой рощи. Перед нами открывался замечательный пейзаж тургеневских мест с вековыми клёнами и могучими дубами. Наступал вечер. Далеко на западе пряталось ласковое солнце. Ярко-золотистые лучи играли бронзовым отливом на листьях весёлой рощи. Стояла необыкновенная тишина, и только узорные листья деревьев чуть-чуть трепетали от свежего и тихого ветерка.
После жарких боёв мы чувствовали себя здесь, в тридцати километрах от переднего края, как на даче, и не спеша распивали чай.
Но тишина и мирные размышления скоро были нарушены. Глухие разрывы бомб, доносившиеся с передовой, сразу напомнили нам картины недавних боёв.
— Это, наверное, наши бомбят, — сказал мой собеседник, но, немного помолчав, добавил: — А может, фашисты опять лезут…
— Вам приходилось бывать под бомбёжкой? — спросил я.
— Бывал, конечно.
— Ужасное ощущение?
— Честно говоря, страшно… Но когда я находился в окопчике, то оттуда я наблюдал за разрывами бомб так же спокойно, как вот сейчас из этой палатки мы смотрим на рощу. Но позднее я видел людей под настоящей бомбёжкой… Вот им, наверное, было действительно страшно…
Собеседник отпил глоток чая и начал рассказывать. Говорил он не торопясь, словно опасаясь, как бы не пропустить важную деталь.
— Случилось это вот так же, под вечер. На подступах к городу Орёл наши части вели бой за одно село. К переднему краю нужно было срочно подвезти снаряды. К несчастью, дорога оказалась перерезанной фашистами, а другого пути к передовой шофёр Сидоркин, наш уралец, не знал. Он остановил, машину на окраине только что освобождённого села, полыхавшего в огне, и задумался, как быть, как проскочить к своим людям, которые ждут снарядов? Сидоркин знал, что у артиллеристов боеприпасы на исходе и они ждут его с минуты на минуту. Чувство ответственности за выполнение боевого долга, за товарищей, которые, быть может, в эту минуту отбиваются от врага врукопашную, охватило его. С другой стороны, шофёр знал, что рисковать машиной с драгоценным грузом он не имеет права и потому не может необдуманно лезть напролом.
«Вот если бы проскочить где-нибудь сторонкой, в обход противника, — думал Сидоркин, — было бы дело. Но кто укажет путь, если в селе не единой живой души?»
Прошло несколько минут. Шофёр решил посигналить, не покажется ли на его зов кто-нибудь из местных жителей. Он нажал несколько раз на сигнальную кнопку машины, оглядываясь по сторонам, но никто не показывался. Сидоркин продолжал подавать протяжные зовущие сигналы. И вдруг за углом чудом уцелевшей от огня хаты он увидел белую, как лён, голову.
— Эй, кто там, подойди сюда! — крикнул Сидоркин. Голова сразу исчезла. Тогда шофёр начал снова сигналить, на этот раз часто и отрывисто.
И вот из-за угла вышла девочка. Маленькая, худенькая, с испуганным взглядом, с коротко подстриженными, как у мальчика, волосами, она издали наблюдала за машиной с детским любопытством.
— Подойди сюда, не бойся, — хотел ласково сказать шофёр, но огрубевший голос его от волнения прозвучал сурово, и девочка, выйдя из-за угла, не пошла к машине, а остановилась у дома.
— Не бойся, доченька, подойди.
— Да я совсем вас не боюсь, — сказала она и медленно направилась к машине.
Ей было лет двенадцать. Она подошла к шофёру. Тот спросил:
— Доченька, кто-нибудь в селе есть из взрослых?
— Не знаю.
— Как же так не знаешь, ведь не одна же ты тут?
— Ни, одна.
— Так-таки никого, одна?
— Похоже, одна, всех фашисты угнали, а я заховалась на хату…
— М-да, — произнёс Сидоркин. — Знаешь, доченька, может, ты мне поможешь… Понимаешь, я везу снаряды нашим бойцам. Они фашистов бьют на передовой, а у них уже, наверное, все снаряды кончились… И проехать по дороге нельзя, её враг занял… Вот если бы как-нибудь другой дорогой проскочить к селу Ш. Где-нибудь сторонкой. Не знаешь?
