Время шло, наступила зима. Голые деревья стояли в снегу. Над головой висели тяжелые свинцовые тучи.
В одно морозное утро разведвзвод вышел на тактические занятия.
С севера дул ледяной ветер, мела поземка.
— Ну и погода! — сказал Миша, идя на лыжах позади Кандалина.
— Ничего, Мишук, — отозвался тот, — бывает и хуже.
— Небось в такую погоду ни один японец выйти не решится.
— Вот и ошибаешься, — ответил Кандалин. — Японцы — сильные лыжники.
— А ты видел их?
— Понимать надо: раз живут здесь, значит, и морозов не боятся, и на лыжах должны уметь ходить. Ну ладно. Не отставай!
Разведчики поднялись на возвышенность. Здесь ветер еще злее. Но вот добрались до ельника, и ветер как будто утих, во всяком случае, под защитой деревьев не так чувствовалась его свирепая сила.
— Товарищи, — сказал лейтенант Остапов, — в этом районе мы проведем сегодня наши тактические занятия. Тема занятия — изучить местность, нанести на топографическую карту. Обстановка — условно-боевая, иными словами, нужно вести себя так, как на войне. Не думайте, что, если не свистят пули и не рвутся снаряды, можно считать все это игрой. Это репетиция военных действий. Понятно?
— Так точно! — отозвались бойцы.
— Рядовой Кулагин! — вызвал лейтенант.
— Я!
— В вашей группе будет четыре человека: Захаров, Воронов, Ковальчук и вы. Вы назначаетесь старшим. Задание — подойти вплотную к хребту, нанести местность на карту и тем же путем вернуться обратно. С дороги пришлете донесение. Задача ясна?
— Так точно, товарищ лейтенант! — бойко ответил Кулагин.
— Выполняйте.
— Ефрейтор Речкин!
— Я!
Пока лейтенант давал указания остальным группам, Кулагин со своим отрядом успел уйти уже далеко.
Лыжники медленно продвигались по глубокому снегу.
Впереди показался овраг, слева виднелась высотка. Кулагин остановился, нанес на карту овраг и высотку. Когда, по его предположению, была пройдена половина пути, он отослал Захарова и Воронова с донесением к командиру взвода, а сам вдвоем с Мишей продолжал идти вперед.
…Метель все усиливалась. Теперь даже в ельнике, где, поджидая донесения от ушедших групп, расположились Остапов, Кандалин и еще два сержанта, чувствовалось, что начинается настоящий буран.
Кандалин с тревогой думал о Мише. Конечно, Атаманыч — парнишка смышленый, но все равно как бы не случилось чего…
В это время пришли бойцы с донесением от Кулагина.
Остапов выслушал донесение, посмотрел карту-схему и удовлетворенно сказал:
— Порядок! — потом он протянул листок Кандалину. — Посмотрите, товарищ сержант, на маршрут разведчиков вашего отделения. Что вы о нем скажете?
Кандалин взглянул на схему маршрута:
— Товарищ лейтенант, схема сделана неплохо — умело, грамотно. Но, по-моему, Кулагина и Ковальчука надо немедленно вернуть.
— Это еще почему? — нахмурился Остапов.
— Вы сами знаете, местность у отрогов Камышового хребта изрезана глубокими лощинами. В такую погоду очень опасно…
— Сержант Кандалин! — перебил его лейтенант. — Прекратите ненужные разговоры! Мы кого готовим — боевых разведчиков или маменькиных сынков?
— Так-то оно так, — вздохнул Кандалин, не в силах унять чувства тревоги.
Лейтенант Остапов сунул в рот папиросу, но зажечь на таком ветру спичку нечего было и думать — вьюга, казалось, взбесилась. Как сказочный великан, она с силой трясла деревья, отламывая от них огромные ветки и швыряя их далеко в сторону, как легкие щепки.
Кандалин видел, что Остапов ломает одну спичку за другой.
— Постойте, товарищ лейтенант, давайте я вас полами шинели укрою — закурите…
На этот раз лейтенанту удалось закурить, он несколько раз глубоко затянулся.
Потом Остапов посмотрел на часы, на бушующие вихри снега, перевел глаза на встревоженное лицо Кандалина и сказал:
— Вот что, сержант, бери двух бойцов и отправляйся по маршруту Кулагина. Пусть возвращаются…
— Слушаюсь, товарищ лейтенант! — обрадовался Кандалин и, не теряя ни минуты, кивнул Воронову и Захарову: — Пошли!
* * *
Кулагин и Атаманыч в это время шли и шли в сторону Камышового хребта, все больше удаляясь от места стоянки.
Кулагин обернулся к идущему сзади мальчику.
— Прибавь шагу! — крикнул он.
Но Миша не расслышал его слов — ветер тотчас же отнес их в сторону.
Кулагин хотел крикнуть, что они смогут отдохнуть в молоденьком ельнике, что темнел впереди, но понял, что ему не перекричать ветер, и только махнул лыжной палкой в сторону ельника.
Миша понимающе кивнул головой.
Они добрались до первых елок. Здесь можно было перевести дух.
— Чертов буран! — сказал Кулагин, воткнув в снег палки и вытирая рукавицей залепленное снегом лицо. — Так и кажется, что весь свет перевернулся вверх ногами! Придется возвращаться…
— Как — возвращаться? — удивился Атаманыч. — Командир приказал подойти к хребту вплотную, нанести местность на карту и только тогда возвращаться…
— «Приказал, приказал»! — ворчливо проговорил Кулагин. — Что же, нам пропадать здесь, что ли? Сам видишь, какая погода!
— Ну и что? — запальчиво возразил Миша. — На войне на погоду не смотрят!
— Так то на войне, а тут случись что с тобой, мне же попадет.
— Ты мной не прикрывайся! — крикнул Атаманыч. — Скажи, боишься!
— Подумаешь, какой герой сопливый выискался! — рассердился Кулагин.
Дальше Миша не слушал. Сильно оттолкнувшись палками, он скатился по склону сопки, и белая пелена снега поглотила его.
— Ковальчук! Куда ты? — закричал Кулагин.
Но никто не отозвался, лишь слышался свирепый вой ветра.
— Ничего, далеко не уйдешь, вернешься, — проворчал Кулагин и стал ждать.
Но прошло десять, пятнадцать, двадцать минут — мальчик не возвращался.
«Вот чертенок, — уже начиная тревожиться, подумал Кулагин. — Придется идти по следу».
В эту минуту он увидел сквозь снег три неясные фигуры. Они приблизились; это оказались сержант Кандалин с двумя бойцами.
— Где Атаманыч? — сразу же встревоженно спросил сержант.
— Я его останавливал, товарищ сержант. Говорил, давай немного отдохнем… А он не послушался… Но он не успел далеко уйти… Я ему говорю…
— В какую сторону он пошел? — сурово сдвинув брови, перебил его Кандалин.
— Вот сюда. Я сам собрался его догонять, смотрю — лыжню занесло…
Разведчики спустились с сопки. Внизу явственно обозначилась лыжня. А тут еще ветер начал ослабевать, метель утихла, и теперь редкие легкие снежинки медленно кружились в воздухе, плавно опускаясь на землю. Разведчики ходко шли по следу.
* * *
А Миша, пройдя километра три, совсем выбился из сил.
«Надо немного отдохнуть и нанести маршрут на топкарту, — подумал он. — Кулагин небось вернулся. Но я должен выполнить приказ командира, дойти до Камышового хребта».
Он увидел высокую елку с низко опущенными ветками, которые образовали что-то вроде шалаша, и, сняв лыжи, залез в этот шалаш. Внутри было очень тихо. Внизу — ковер из сухой желтой хвои, по бокам — ветки елки, все в ледяных сосульках. Сюда не проникал ни ветер, ни снег.
Атаманыч немного отдохнул, потом достал из противогазной сумки бумагу и карандаш.
— Та-ак… Значит, вот тут — сопка, где остался Кулагин. Потом — спуск. Потом — лощина. Вот тут — кусты. Та-ак… Теперь — овраг, подъем. Тут — ровное место. И, наконец, вот эта елка-шалаш. Вот и готово!
Миша высунул голову из шалаша. Метель утихла. Это хорошо. Пожалуй, пора двигаться в путь, дальше, к Камышовому хребту… Он вылез наружу и только наклонился к лыжам, как до него донесся знакомый голос Кандалина:
— Миша-а! Атаманы-ыч! Ау-у!
— Ау! — закричал Миша. — Я здесь! Ау-у!
И вдруг он услышал позади себя рычание.
Миша вздрогнул, мурашки побежали у него по спине.
«Японец!» — было его первой мыслью.
— Ни с места! Пристрелю! — крикнул он, вскидывая автомат.
Но из-под ели вылез большой лохматый медведь. Но прежде, чем мальчик понял, что это медведь, огромный зверь, поднявшись на задние лапы, двинулся на него.
От неожиданности Миша растерялся. Лишь когда медвежья зубастая пасть оказалась совсем рядом, он вскинул автомат и, не целясь, дал короткую очередь по зверю и побежал, увязая по колено в снегу.
Сделав несколько шагов, он остановился и оглянулся. Раненый зверь с яростным рычанием бросился за ним.
Атаманыч снова поднял автомат, но от волнения вместо спускового крючка он дергал предохранительную скобу. Автомат молчал.
А медведь уже рядом. Бежать бесполезно: все равно догонит.
Атаманыч когда-то слыхал, что медведи не трогают мертвых. Он упал в снег, сжался в комок и затаил дыхание.